Приводя эту запись, нельзя не отметить не только её оскорбительный, грубый характер, но и явное проявление шовинизма. Неужели так важно, является Сажи Умалатова чеченкой, русской или еврейкой? Поражает в этой записи и другое. Оказывается, все, кого генсек включил в «красную сотню», по логике автора, не имели права на собственную позицию и обязаны были составлять его дворню.
Здесь, вероятно, следует отметить, что вопрос о выражении недоверия президенту возник до съезда на собрании депутатской группы «Союз». Это предложение, сделанное В.И. Алкснисом, не получило поддержки, после чего он, по его словам, сложил с себя обязанности руководителя группы и вышел из её состава. Но им и его сторонниками было решено действовать на съезде в зависимости от обстоятельств. И если в ходе дебатов антипрезидентские настроения захлестнут зал заседания, поставить вопрос об отставке М.С. Горбачёва [2872]. С. Умалатова нарушила эту договорённость и смогла получить поддержку лишь 423 депутатов из 1955 [2873].
19 декабря съезд начал обсуждать главный вопрос своей повестки - проект Союзного договора [2874].
Одним из первых по этому вопросу выступил Б.Н. Ельцин [2875].
«Так называемая революция сверху, - заявил он, - закончилась. Кремль перестал быть инициатором обновления страны и активным проводником нового». Более того, по его мнению, именно Кремль начал «блокировать» перестроченные процессы, поэтому центр тяжести переместился в республики, которые имеют реальную возможность самостоятельно «начать радикальные преобразования» [2876].
В связи с этим российский спикер потребовал, чтобы «союзное руководство решительно и навсегда отказалось вмешиваться во внутренние дела республик» и поставил задачу «в сжатый срок осуществить и подписать решение о разделе полномочий и собственности между республиками и Союзом», а «затем начать работу над Союзным договором». Причём, как специально подчеркнул Б.Н. Ельцин, «диктовать условия должны республики», «время команд из Кремля прошло» [2877].
20 декабря на трибуну съезда поднялся Э.А. Шеварднадзе и, заявив, что готовится установление диктатуры и что он не желает иметь к этому отношения, подал в отставку с поста министра иностранных дел [2878].
Что скрывалось за его выступлением, до сих пор остаётся неясным.
Можно отметить лишь следующие факты.
Как отмечает Д. Мэтлок, «с середины ноября» 1990 г. «тональность внутренней политики» М.С. Горбачёва стала меняться [2879].
23 ноября Верховный Совет СССР принял постановление, которое констатировало нарастание кризисных явлений в стране и наделило президента дополнительными полномочиями [2880].
Не позднее 30 ноября в ходе обсуждения положения в стране на заседании Политбюро был поднят вопрос о необходимости введения президентского правления. Некоторые члены Политбюро поддержали это предложение. М.С. Горбачёв и В. Бакатин высказались против [2881]. Решение принято не было.
6 декабря с просьбой о введении президентского правления к М.С. Горбачёву обратился Вселатвийский комитет спасения [2882]. 15 - го с таким же обращением выступил Интернациональный фронт Латвии [2883]. Имеются сведения, что призывы о необходимости введения президентского правления поступили в Москву из Эстонии [2884].
Накануне съезда народных депутатов СССР Ф.Д. Бобков и В.А. Крючков предложили М.С. Горбачёву провести в Латвии акцию по недопущению свержения советской власти. М.С. Горбачёв одобрил их предложение. Поддержал его и Э.А. Шеварднадзе. Однако когда руководители КГБ попросили дать им письменное распоряжение, первым возмутился Э.А. Шеварднадзе, потом М.С. Горбачёв. Закончилось всё его обещанием дать распоряжение позднее, но оно так и не поступило [2885].
9 декабря В.А. Крючков со ссылкой на М.С. Горбачёва поручил заместителю Первого главного управления (внешняя разведка), в недавнем прошлом начальнику Секретариата председателя КГБ СССР генерал - майору КГБ В. Жижину и помощнику начальника Второго главного управления КГБ полковнику А. Егорову «подготовить записку о первоочередных мерах «по стабилизации» обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения». Через несколько дней «такая записка ему была представлена», а «вместе с ней - проект указа Президента М.С. Горбачёва и постановление Верховного Совета СССР о введении в стране чрезвычайного положения» [2886].
По свидетельству А. Егорова, тогда же «по поручению Горбачёва» «другими товарищами» были подготовлены «документы о введении прямого президентского правления в Литве» [2887].
Видимо, к тому же времени относится начало разработки проекта указа «О временных чрезвычайных мерах по борьбе с нарушениями правопорядка» [2888].
11 декабря В.А. Крючков выступил по телевидению и, заявив, что «возникла угроза развала Советского Союза», обвинил зарубежные спецслужбы и поддерживаемые ими «группировки» в ведении «тайной войны» против Советского Союза [2889]. Если учесть, что год назад на Мальте было объявлено о прекращении «холодной войны», если учесть, что М.С. Горбачёв продолжал носиться с идеей «общеевропейского дома», то на многих выступление шефа КГБ произвело впечатление холодного душа.
Таким образом, заявление Э.А. Шеварднадзе было неслучайным.
Касаясь этого эпизода, А.С. Черняев пишет: «Полезли на трибуну с истерическими заявлениями Лихачёв, Залыгин, Рой Медведев, Бурлацкий. Визжал Адамович. И все на счёт угрозы диктатуры. А такие, как Петрушенко и Алкснис, подливали масла в огонь» [2890].
Смысл сделанного Э.А. Шеварднадзе заявления ещё требует выяснения. Но одно бесспорно. Обрисовав угрозу надвигающейся диктатуры, он пытался оказать влияние на обсуждение главного вопроса, вынесенного на съезд - вопроса о судьбе Советского Союза. Несмотря на горячие споры, 25 декабря съезд высказался за сохранение союзного государства и проведение по этому вопросу референдума, намеченного на 17 марта 1991 г. [2891].
Такое решение устраивало не всех. Как явствует из дневника В.И. Воротникова, 26 декабря 1990 г. Верховный Совет РСФСР «решил все доходы на территории республики оставить себе, не отчисляя в Союз ничего» [2892]. На самом деле утверждённый бюджет Российской Федерации предполагал перечисление в союзный бюджет 23,4 млрд руб. [2893]. Неужели бывший российский премьер ошибся?
М.С. Горбачёв утверждает, что «под новый 1991 год российское руководство решило сократить отчисления Союзу на 100 млрд руб.» [2894]. И действительно, по данным руководителя бюджетного комитета Верховного Совета СССР А. Орлова, вместо положенных 132 млрд руб. Россия выделила в союзный бюджет на 1991 г. лишь 23 млрд, т.е. на 109 млрд меньше [2895].
Этот факт нашёл отражение и в дневнике В.А. Медведева. 27 декабря он записал: «По бюджетным делам Россия заняла непримиримую позицию, сократив на 100 млрд рублей в свою пользу поступления средств в союзный бюджет» [2896].
Принятие такого решения означало, что Российская Федерация не только становится на путь самостоятельной экономической политики, но и объявляет экономическую войну союзному правительству. Даже в нормальных условиях сокращение союзных доходов на 100 млрд руб. представляло собой сокрушительный удар по бюджету. Между тем доходы союзного бюджета на 1991 г. были запланированы в размере 250 млрд руб., расходы в размере 277 млрд, дефицит в пределах 27 млрд, или же 10 процентов [2897].
Сокращение доходов на 100 млрд означало бы увеличение дефицита до 127 млрд, или же 46 процентов. А если учесть продолжающееся обострение экономического кризиса и «парад суверенитетов», возникала угроза, что в следующем году дефицит союзного бюджета может перевалить за 50 - процентную отметку и поставить союзное правительство перед лицом финансового банкротства.
Тогда же была сделана ещё одна попытка развалить СССР, инициатива которой, по утверждению М.С. Горбачёва, тоже исходила от российского руководства [2898].
По утверждению Г.Э. Бурбулиса, с этой целью Б.Н. Ельцин начал переговоры с другими республиками о заключении двухсторонних соглашений [2899]. С одной стороны, тем самым он демонстрировал, что является главой независимого государства, субъекта международного права, с другой стороны, так начался поиск республик, которые российское руководство надеялось оторвать от Союза.