Позднее, в 1988 г., среди латвийской оппозиции появились сведения, что «в Рейкьявике состоялось соглашение между державами, в которое в той или иной форме был включён не только вопрос о Восточной Европе, но и о Балтии» [521].
По свидетельству бывшего председателя КГБ Эстонии, генерала К.Е. Кортелайнена, в 1986 г. возглавляемый им комитет получил агентурную информацию, что в Рейкьявике главы США и СССР обсуждали судьбу Прибалтики. Причём «Горбачёв обещал американскому президенту», что не будет «мешать прибалтийским националистам» и даст «возможность этим республикам отделиться». «Это сообщение было передано в Москву, но, видимо, за пределы площади Дзержинского так и не вышло». А кому В.М. Чебриков мог его представить? [522]
Свидетельство К.Е. Кортелайнена кажется невероятным. Однако оно перекликается с другими фактами.
Лётом 1986 г. в Прибалтике возникла группа «Хельсинки - 86», которая 6 июля обратилась к М.С. Горбачёву с предложением - позволить латышам самим решить: быть или не быть им в составе СССР [523].
Тогда же, в августе - сентябре 1986 г., В.М. Фалин представил в ЦК КПСС записку о необходимости юридической оценки секретных протоколов к договору 1939 г. между СССР и Германией. Анализируя «положение в Прибалтике», автор характеризовал его как тревожное (хотя ничего тревожного тогда в Прибалтике ещё не было) и доказывал необходимость принципиального изменения советской политики в отношении этого региона.
Что же предлагал Валентин Михайлович для стабилизации положения в Прибалтике?
«Записка напоминала, что советская сторона так и не набралась мужества и ума сказать правду, в частности, о секретных протоколах к договорам 1939 года с Германией. Предлагалось не плыть по течению, а, не теряя времени, проставить точки над чтобы, насколько ещё возможно, овладеть инициативой». Речь шла о правовой оценке этих документов [524].
Валентин Михайлович умный человек. Поэтому трудно поверить, будто бы он не понимал, что вынесение вопроса об этих протоколах на всеобщее обсуждение должно было не стабилизировать, а лишь накалить обстановку, причём не только в Прибалтике, но и Западной Белоруссии, Западной Украине и Молдавии. А признание этих протоколов незаконными открывало возможность постановки вопроса о незаконности включения названных территорий в состав СССР.
О том, что подобная записка появилась неслучайно, свидетельствует советско - американская конференция, состоявшаяся за месяц до Рейкьявика, 15 сентября 1986 г., под Ригой - в Юрмале [525].
Инициаторами конференции были Нью - Йоркский центр, Фонд Эйзенхауэра и некоторые другие американские организации, устраивающие регулярные собеседования в США на берегах озера Чотокуа. Лётом 1985 г. на эту встречу, посвящённую советско - американским отношениям, были приглашены представители СССР, после чего советский комитет общества «Дружба» предложил провести следующую встречу в Юрмале [526].
Проведение её в СССР можно понять как шаг на пути сближения с США, труднее объяснить выбор названного места. Дело в том, что в США довольно влиятельное положение занимали те силы, которые на протяжении всей «холодной войны» не признавали включения прибалтийских республик в состав СССР. Даже после хельсинского соглашения, объявившего о незыблемости послевоенных границ.
В связи с этим необходимо было учитывать, что эти силы могут использовать данную встречу, чтобы привлечь внимание к проблеме Прибалтики. Неужели Международный отдел ЦК КПСС, возглавляемый А.Ф. Добрыниным, МИД, возглавляемый Э.А. Шеварднадзе, и Е.К. Лигачёв, курировавший в ЦК КПСС не только идеологию, но и национальную политику, не понимали этого?
Между тем то, чего следовало опасаться, произошло. Выступивший на этой конференции американский дипломат Д. Мэтлок не только начал свою речь по - латышски, хотя в зале сидели не только латыши, но и специально подчеркнул, «что Соединённые Штаты никогда не признавали включения Прибалтийских стран - Латвии, Литвы и Эстонии - в Советский Союз» [527].
Как пишет Ревекка Метлок, выступление её мужа имело особое значение, так как «на протяжении... четырёх лет... Джек был директором отдела по делам Советского Союза в Госдепартаменте, а также трёх с половиной лет... советником президента Рейгана по делам Европы и Советского Союза в Совете Безопасности» [528].
Но самое главное заключается в другом.
Из множества выступлений на этой конференции советское телевидение сочло необходимым протранслировать именно выступление Д. Мэтлока, а из его выступления выбрало ту его часть, которая касалась Прибалтики. «Эта речь, - пишет профессор Брокского университета из Канады Ю. Дрейфельдс, - транслировалась на всю Латвию» [529]. Жена Д. Мэтлока утверждает, что «его речь транслировали не только в Латвии, но и по всему Советскому Союзу» [530].
Оценивая значение этого факта, Ревекка Мэтлок пишет: «Для латышей это было началом их борьбы за отделение от Советского Союза» [531].
Но тогда получается, что сигнал к началу такой борьбы был дан осенью 1986 г. по советскому телевидению!
Такого же мнения на этот счёт придерживается бывший заместитель председателя КГБ Латвийской СССР Я. Труминьш. Касаясь в одном из своих выступлений проблемы зарождения движения за независимость Латвии («Атмоды»), он заявил: «Если говорить об истоках «Атмоды» в Латвии, то, по - моему, первым серьёзным шагом была проходившая в Юрмале в 1986 г. конференция представителей общественности СССР и США» [532].
Появление записки В.М. Фалина и юрмальский эпизод придают убедительность свидетельству К.Е. Кортелайнена. Но тогда получается, что в Рейкьявике действительно могла затрагиваться судьба СССР и, вполне возможно, М.С. Горбачёвым были даны Р. Рейгану какие - то авансы на этот счёт. Касались ли они только Прибалтики или же речь шла и о других республиках, мы пока не знаем.
О том, что в Рейкьявике обсуждались не только проблемы разоружения, свидетельствуют воспоминания И.Г. Земцова, который в то время жил в Израиле и продолжал играть роль неофициального посредника между Москвой и Тель - Авивом. По его утверждению, среди прочих проблем в Рейкьявике рассматривался вопрос о выезде евреев из СССР. «Советским гражданам, - пишет И.Г. Земцов, - не следовало знать, что их руководители предлагали американскому президенту сделку - разрешить эмиграцию в обмен на отказ от СОИ» [533].
Как утверждает Р. И. Косолапов, по имеющимся у него сведениям, в Рейкьявике М.С. Горбачёв познакомил Р. Рейгана со своим планом перестройки, который, однако, показался Р. Рейгану настолько невероятным, что он не поверил советскому лидеру и решил, что таким образом его пытаются обмануть [534].
Рискну высказать предположение: именно за это М.С. Горбачёв требовал от США отказа от СОИ, понимая, что это блеф и отказ от него не наносит Соединённым Штатам никакого ущерба, а ему даст уникальную козырную каргу для оправдания капитуляции на мировой арене и радикальных перемен внутри страны.
Если принять эту версию, станет понятно и то, почему после последней встречи с Р. Рейганом у М.С. Горбачёва было лицо человека, который потерял всё, и то, почему едва не заплакал от обиды Э.А. Шеварднадзе, и то, почему появились слёзы радости на глазах Раисы Максимовны, когда М.С. Горбачёв назвал на пресс - конференции эту провальную встречу прорывом, и то. почему М.С. Горбачёв позднее охарактеризовал встречу в Рейкьявике как драму, сопоставимую с Чернобылем, и то, почему на Западе Рейкьявик сравнили с Каноссой, и то, почему позднее в Рейкьявике, а не в Женеве и не на Мальте был поставлен монумент в честь окончания «холодной войны».
Если принять эту версию, становятся понятными следующие заявления М.С. Горбачёва: «На той встрече в верхах, - зашли так далеко, что обратно уже повернуть было нельзя» [535].
У истоков экономической реформы
Как уже отмечалось, с самого начала перестройки обнаружилось расхождение между словами и делами нового Генерального секретаря. Это было показано на примере антиалкогольной кампании. Подобное расхождение мы видим и в другом, более важном вопросе, который был назван на апрельском 1985 г. Пленуме ЦК КПСС стратегическим. Речь идёт об ускорении научно - технического прогресса.
Хотя XXVII съезд КПСС подтвердил этот курс, однако собрав 10 марта 1986 г. секретарей ЦК КПСС и очертив перед ними важнейшие задачи, стоящие перед партией, М.С. Горбачёв не назвал в их числе мер, направленных на ускорение НТП [536].
Правда, эта проблема была затронута в выступлениях Л.Н. Зайкова, Е.К. Лигачёва и М.С. Соломенцева [537]. Но Е.К. Лигачёв констатировал, что «ведомства и организации», которым было поручено рассмотрение поставленных на июньском совещании 1985 г. вопросов, относятся к этому поручению формально [538], а Л.Н. Зайков отметил, что созданное осенью того же года в структуре Совета министров Бюро по машиностроению фактически бездействует [539]