По утверждению писателя Виктора Ерофеева, «где - то» в 1987 г. его и «Таню Толстую» пригласил американский посол, причём не к себе, а в бюро «Нью - Йорк Таймс». Оказывается, американцы «были просто растеряны», они не могли понять, что такое перестройка: «заговор КГБ» или «действительно либеральное движение» [1007].
Недоверие к начавшимся переменам отразилось в следующих стихах того времени неизвестного автора:
Товарищ, верь, пройдёт она,
Эпоха Горбачёвской гласности.
И в комитете безопасности
Припомнят наши имена.
Создание оппозиции
Ещё в годы хрущёвской оттепели в нашей стране зародилось диссидентское движение. Однако, хотя его ряды расширялись, В.К. Буковский считает, что оно вряд ли насчитывало более 10 000 человек [1008]. Активная, деятельная часть диссидентов была ещё малочисленнее. В своё время иронизировали, что всё диссидентское движение не выходит за рамки Москвы, а ещё точнее - Садового кольца.
После того, как в декабре 1986 г. Политбюро ЦК КПСС решило вернуть из ссылки академика А.Д. Сахарова [1009], была проведена политическая амнистия [1010]. По свидетельству одного из амнистированных, Ростислава Борисовича Евдокимова, при освобождении с них брали подписку о том, что они больше не будут заниматься «противоправной деятельностью» [1011].
«Освобождение диссидентов, - пишет А.В. Шубин, - стало началом конца этого движения. Многие, устав от борьбы, отошли от активной деятельности... Иные эмигрировали... И лишь единицы продолжили политическую деятельность» [1012].
Между тем «архитекторам» перестройки требовалась армия, с помощью которой можно было бы давить на её противников. Нужны были свои «хунвейбины». А поскольку диссидентское движение было разгромлено, требовалось создать оппозицию собственными руками. Так появляется совершенно незнакомый для большинства термин «неформалы».
Уже «в мае 1986 г. был принят «Порядок о любительских объединениях и клубах интересов» [1013]. А в сентябре 1986 г. в Москве на базе детского клуба «Наш Арбат» возник Клуб социальных инициатив, который стал одним из первых очагов консолидации неформалов в столице [1014].
Обстоятельства его возникновения до сих пор покрыты тайной. Можно лишь отметить, что он был организован «по инициативе молодых учёных Центрального экономико - математического института АН СССР» [1015] при «Комсомольской правде» для обработки писем, посылаемых с мест в центральные газеты [1016].
Впоследствии клуб несколько раз менял помещение и учредителей, пока в октябре 1987 г. не был зарегистрирован при Советской Социологический Ассоциации [1017].
В связи с этим заслуживает внимания следующий факт. «Когда пришёл Андропов, - признался позднее Ф.Д. Бобков, - мы тогда буквально через несколько месяцев в Институте социологии создали закрытый сектор нашего Пятого управления, послали туда 15 наших офицеров. Во главе отдела встал заместитель директора. На базе этого отдела потом и рос институт» [1018].
Это признание представляет для нас особый интерес, если учесть, какую роль в подготовке и осуществлении перестройки играла возглавляемая Т.И. Заславской Советская социологическая ассоциация. Очевидно, что «социологи» из КГБ имели не только полную информацию о том, что происходило в этой ассоциации, но и могли оказывать влияние на её деятельность.
Сопредседателями клуба стали: Григорий Пельман, Борис Кагарлицкий, Михаил Малютин и Глеб Павловский [1019]. Сразу же следует отметить, что это были совершенно разные люди, которые ранее не знали друг друга. Кто же свёл их вместе?
Г. Пельман, математик по профессии, учился у Т.И. Заславской, был аспирантом Л. Гордона [1020], имел друзей за границей. Один из них, швейцарский профессор Оливье Парио, играл видную роль в IV Интернационале. Когда в Советском Союзе запахло переменами, «троцкисты, готовые работать на дело русской революции», зачастили в Москву. Они познакомили Г. Пельмана с Б. Кагарлицким и Г.О. Павловским [1021].
Борис Юльевич Кагарлицкий родился в 1958 г. в Москве в семье профессора ГИТИСа. Его бабушка, Анна Матвеевна Коллинз, в 1920 - е годы приехала в СССР из Англии. В 1978 - м, будучи студентом, Б.Ю. Кагарлицкий вступил в кружок социалистов, в 1979 г. стал кандидатом в члены КПСС. В 1980 г. его исключили из партии и из института [1022], в 1982 г. арестовали, но вскоре освободили [1023].
А.В. Шубин пишет, что Б.Ю. Кагалицкий подал прошение о помиловании [1024]. В то же время имеются сведения, будто бы на следствии он дал признательные показания [1025]. Говорили даже о его сотрудничестве с КГБ [1026]. По существовавшим до 1917 г. правилам революционной этики после этого Б.Ю. Кагарлицкий обязан был или добиться политической реабилитации, или отойти от общественной деятельности.
Глеб Олегович Павловский в 1973 г. закончил Одесский государственный университет, в январе 1980 г. был арестован, но вскоре тоже освобождён. В апреле 1982 г. его арестовали опять. «После ареста, - вспоминает Г.О. Павловский, - я дал показания на себя и тех, кто уже уехал из СССР. В итоге мне дали пять лет ссылки, но после года тюрьмы мне оставалось сидеть три» [1027].
По окончании ссылки Глеб Олегович появился в столице и «в начале 87 года» стал москвичом [1028]. Любой иногородний знает, что в те времена у него существовало три пути получить столичную прописку: а) женитьба на москвичке, б) обмен жилплощади, в) приглашение на работу в столичное учреждение.
Глебу Олеговичу не понадобилось менять одесскую квартиру на московскую или же вступать в брак. Он, вчерашний ссыльный и арестант, понадобился в редакции журнала «Век XX и мир» [1029], причём в качестве заместителя главного редактора [1030].
В связи с этим следует отметить, что названный журнал издавался Советским комитетом защиты мира и предназначался прежде всего для распространения за границей. Это означает, что его курировали МИД, Международный отдел ЦК и КГБ СССР. Неслучайно редакция журнала располагалась по адресу: улица Горького д. 16/2, там же, где находилась и редакция газеты «Московские новости» [1031].
Если Б. Кагарлицкий и Г. Павловский принадлежали к людям с подмоченным диссидентским прошлым, М.В. Малютин имел безупречную репутацию - он трудился не где - нибудь, а в Московской Высшей партийной школе [1032], т.е. в кузнице столичных партийных кадров.
Так возник тот узкий круг, который оказался у истоков Клуба социальных инициатив.
«Первое своё мероприятие, - пишет А.В. Шубин, - Клуб провёл в октябре 1986 г. - это было обсуждение проекта закона о кооперативах с приглашением видных социологов из Советской социологической ассоциации - Т. Заславской и Л. Гордона». С этого момента Т.И. Заславская «стала патронировать Клуб» [1033].
По свидетельству ГО. Павловского, одним из «теневых» центров, направлявших Клуб социальных инициатив, была квартира историка Михаила Яковлевича Гефтера, которую посещали Лён Карпинский, Виктор Шейнис и некоторые другие представители московской интеллигенции, в том числе уже упоминавшийся историк Ю.Н. Афанасьев [1034].
Юрий Николаевич Афанасьев родился в 1934 - м, в 1957 г. закончил исторический факультет МГУ, был инструктором РК ВЛКСМ, секретарём комитета комсомола на Братской ГЭС. В 1961 г. вступил в КПСС [1035]. В 1962 г. ездил в Англию [1036]. В 1964–1968 гг. работал в аппарате ЦК ВЛКСМ [1037]. По всей видимости, именно в эти годы возглавлял Центральный совет Всесоюзной пионерской организации [1038]. С 1968 - го по 1971 гг. учился в аспирантуре Академии общественных наук [1039], по окончании которой защитил кандидатскую диссертацию на тему «Современная французская буржуазная историография Великой Октябрьской социалистической революции» [1040]. В связи с этим в 1971 г. стажировался в Сорбонне [1041].
С 1971 - го по 1982 гг. Ю.Н. Афанасьев занимал пост проректора Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ [1042]