Фарида Хесари умолкла. Она стояла, но Ди не заметила, в какой момент своего рассказа она поднялась со стула. Все замерло, и вся комната словно превратилась в лед.
Ди тоже встала. Немного неловко протянула руки навстречу Фариде. Какое-то время они так и простояли. Ди чувствовала, как по щекам катятся слезы, но даже и не думала их вытирать.
Потом Фарида Хесари бросилась в ее объятия. Они долго стояли, прижавшись друг к другу. Их заливал свет, им удалось победить его холодное ледяное безразличие. Они не хотели прерывать объятие.
В ту секунду, когда они все же разомкнули руки, Фарида шепнула:
– Я соврала.
Ди посмотрела на нее, все еще держа ее за плечи, очень бережно. Они снова обнялись.
– О чем вы соврали, Фарида? – спросила Ди.
– Он сам разрезал ремни, – прошептала Фарида. – Он освободил и выпустил меня. Она все это время спала.
Ди закрыла глаза. Конечно, так и было.
В таком состоянии, в каком находилась Фарида в тот момент, невозможны были никакие подвиги в духе ниндзя. Она солгала себе самой. Ди тихо спросила:
– Он что-то сказал? Было еще что-то, стоящее внимания?
– Нет. Он не проронил ни слова за все это время, как мне кажется. Но в его глазах действительно мелькнуло что-то похожее на доброту.
Ди немного отстранилась от Фариды и сказала:
– Фарида, я надеюсь и чувствую, что вы все-таки смогли преодолеть этот кошмар. И поверили, что даже после такого жизнь продолжается.
– Но не здесь. Не в Швеции. Хосе Мария сейчас в Маниле. Наша жизнь – там. Правда, мы собираемся переехать на один из островов. Я вернулась сюда только ради этой встречи.
Ди посмотрела на потолок и попрощалась:
– Я сама найду дорогу обратно.
Уходя, она посмотрела на оставшуюся в одиночестве Фариду. Та казалась совсем маленькой. Но как будто светилась внутренним светом.
Ди вышла через дверь, прошла по запущенным коридорам. Увидев стол со сгоревшей наполовину свечой и матрас с засохшим одеялом, она поняла, что окно, через которое она забралась внутрь, находится поблизости. Проникавший через него сероватый свет, казалось, дарит утешение.
Ди сделала еще пару шагов. Вдруг раздался треск и свистящий звук за спиной.
А потом все почернело.
Вторник, 24 ноября, 12:47
Где находятся Йессика Юнссон и Рейне Даниэльссон? Это единственное, что им нужно знать.
Единственное.
Бергер непрерывно читал все доступные материалы предварительных расследований. Рано или поздно должно что-то появиться, скоро он наверняка почувствует, как падает пелена с глаз, и этот момент он ни с чем не перепутает.
Блум погрузилась в какие-то более конкретные дела. Распечатывала фотографии. Что-то вырезала и приклеивала, потом шла к стене и прикрепляла там это кнопками.
– Что ты делаешь? – спросил Бергер.
– Собираю портреты жертв, – ответила Блум, добавив на стену только что распечатанный снимок. – Фото, сделанные в то время, когда на них напали. Думаю, я на пути к какому-то выводу.
– Будь добра, сообщи, когда ты туда доберешься.
Он, не прерываясь, читал минимум часа два и уже даже начал мечтать о смертоносном бульоне. Компьютер звякнул – пришло отправленное аж в 10:24 письмо, которое почему-то задержалось. Бергера это разозлило.
Он открыл письмо. Имя отправителя оказалось зашифровано. И весь текст тоже. Бергер все расшифровал и увидел, что отправитель Ди. Она писала: «Сэм, нам нужно поговорить как можно скорее. Это важно. Ни в коем случае не высовывайся оттуда, где вы сейчас. Вот-вот объявят общегосударственный розыск. Поговорила с одним из наших общих информаторов, ты узнаешь голос, я прикрепила файл. Обсудим это в более спокойной обстановке. Мне надо съездить в одно место, я сообщу, как все прошло. Ди».
Бергер уставился на текст. Общегосударственный розыск. Кого? Его, Сэма Бергера? Почему? Что, черт возьми, происходит?
Но ему пришлось отложить эти вопросы, угадать ответы он все равно не мог. И он посмотрел на приложенный к письму звуковой файл. Достал наушники, сунул их в уши и включил воспроизведение.
В ушах зазвучал голос Ди:
– Томпа, ты дозвонился по тому номеру?
– Ага, а как же, – ответил хриплый голос. – Стену.
– При чем здесь стена?
– Дозвонился Стену. Стенал и вопил, чисто Стентор. Ты, кстати, знаешь, кто такой Стентор? Древний грек, мне соседка рассказывала, она вроде профессор. Или типа того. «Греческий воин, участник Троянской войны, способный кричать так громко, что мог перекричать пятьдесят человек». Прикинь, Дезире-е-е! Стенторский голос, вот это голос так голос!
– Я не понимаю ничего из того, что ты орешь, Томпа.
– Я позвонил по тому чертову номеру. Этот ответил: «Август Стен». А я такой: «Чего-чего? Август? Может, июнь или июль?» А про Стентора я только потом придумал. Ты не замечала, что самые смешные шутки всегда приходят в голову слишком поздно?
– Ну и?
– Он кашлянул и говорит: «Это Август Стен. С кем я говорю?» А я как заору, чертов телефон аж чуть не взорвался: «Хаммарбю – чемпион! Победит любого он! Лучший клуб на всю страну, мы болеем за Хаммарбю!»
На этом запись обрывалась.
Бергер закрыл глаза и прослушал ее еще раз.
Да уж, не июнь и не июль, подумал он. Август.
Август Стен.
Начальник отдела разведданных СЭПО. Бергер сидел неподвижно, чувствуя, как его заливает жгучая грусть.
«Надежными контактами» Молли в СЭПО оказался Август Стен.
Важная шишка, стоявшая за смертью Силь.
Молли звонила ему вчера. И получила информацию об имени, под которым прожила несколько лет Йессика Юнссон.
У них явно сохранились доверительные отношения.
И вся история пребывания здесь на севере зиждилась на лжи.
Как бы он ни хотел этого избежать, пора серьезно поговорить с Молли. Бергер вынул наушники, достал свой мобильник и включил короткую запись, на которой пальцы Блум стучат по кнопкам спутникового телефона. Включил не украдкой, наоборот, даже протянул ей мобильный.
Но в эту секунду зазвонил спутниковый телефон. Бергер убрал мобильный, Блум нажала на кнопку ответа по громкой связи и сказала:
– Да?
– Здравствуйте, – произнес в динамике мужской голос. – Не уверен, туда ли я попал. Я разговариваю с инспектором уголовной полиции Эвой Лундстрём?
– Совершенно верно, – ответила Блум.
– Это доктор Андреас Хамлин из судебно-психиатрической клиники в Сетере. Не знаю, помните ли вы меня.
– Да, конечно. Человек с айпадом из Сетера. Что-то случилось?
– Вы просили меня позвонить, если Карл Хедблум снова получит что-нибудь по почте. И сегодня ему действительно пришло письмо.
– Вы его открыли? – спросила Блум.
– Да, очень осторожно. Внутри в сложенном пустом листе формата A4 был белый порошок, который мы отправили на анализ. Думаю, мы оба знаем, чем он оказался.
– Коктейль из метамфетамина и феназепама. Нужно обращаться с ним очень аккуратно и сразу же отправить в НЭКЦ. Это крайне важно.
– Я собираюсь немедленно послать туда курьера, – сказал Хамлин.
– Подождите, – вклинился в разговор Бергер. – Это Линдберг, второй полицейский, приезжавший в Сетер. На конверте есть почтовый штемпель?
Раздался шелест переворачиваемого листа бумаги.
– Да, – ответил Андреас Хамлин. – Обычные марки и штемпель. Имя отправителя не указано.
– На штемпеле проставлена дата?
– Немного смазана, но видна. Письмо проштамповано двадцать третьего ноября. То есть вчера.
Бергер и Блум переглянулись. Бергер продолжил:
– А место отправления пропечаталось? На штемпеле? Город?
– Что-то такое есть, да. Сейчас посмотрю. Скугос. Даже не знаю, где это находится.
– Зато я знаю, – сказал Бергер и положил трубку.
Потом встал и обратился к Блум:
– В Скугосе живет Ди. Черт! Это Йессика Юнссон, чтоб ее, сообщает, что она думает похитить Ди.
Блум выглядела совершенно ошеломленной. Она подошла к стене и посмотрела на ряд портретов. Убрала троих, мужчин и мальчика: Расмуса Градена, Эдди Карлссона и Андерса Хедблума. Остались только женщины: Хелена Граден, Метте Хеккеруп, Лена Видстранд, Фарида Хесари, Элисабет Стрём и Йована Малешевич. Все они были темноволосыми, с полу-длинными волосами и разными вариантами каре.
Блум вернулась к столу и начала копаться в обувной коробке. Достала пожелтевшую фотографию, снова подошла к стене и показала на изображение восьмилетней Йессики Юнссон с четырехлистным клевером. Прямо под ней Молли прикрепила снимок, на котором та же девочка, только немного помладше, сидела на коленях у своей мамы Эвы.
Эва Юнссон, урожденная Хульт, была темноволосой и незадолго до смерти носила прическу каре средней длины.
Бергер достал мобильный телефон, дрожащими руками нашел фото, на котором он стоял и о чем-то болтал со своей прежней напарницей. Эту напарницу звали Дезире Росенквист, и у нее были темные волосы средней длины.
И стрижка каре.
– А что если они охотятся не только на тебя, Сэм, – внезапно севшим голосом предположила Блум. – Вдруг Дезире произвела на них такое же сильное впечатление в Орсе?
Несколько секунд стояла тишина.
Тишина ужасного озарения.
А потом началась суета. Бергер проорал:
– Мейлы и эсэмэс всем коллегам, которых мы можем найти. Ищи соседей, семью, друзей, бабушек. Проследи, чтобы Люкке и Йонни были в безопасности.
Сам Бергер принялся звонить Ди на официальный и неофициальный мобильные. Гудки спутникового телефона звучали безнадежно и безответно. Бергер оставил сообщения на всех автоответчиках, до которых дозвонился. Потом позвонил в НОО, нарвался на чертов коммутатор, швырнул трубку, начал бешено стучать по клавиатуре компьютера. Блум забрала у него телефон, и через какое-то время Бергер услышал, что она говорит с кем-то, возможно, с руководителем НОО, то есть с исполняющим обязанности директора главного полицейского управления. Он попытался вспомнить, как зовут непосредственного начальника Ди, и перебрал уйму вариантов от Ронни Лундена до Бенни Лундина, пока не вспомнил имя Конни Ландин. Схватил телефон, позвонил. Потом второй раз, третий, никто не отвечал. Да чем там занимается этот убогий человечишка? Бергер позвонил Робину, который удивленно сообщил, что давно не говорил с Ди. Блум оторвалась от компьютера, взяла телефон, набрала номер.