Тесс снова окинула взглядом лавку. Она показалась ей печальной, под стать собственному настроению. А между тем за образец она в свое время взяла известнейший сувенирный магазин «Лохо», расположенный на углу Парижской улицы, где всегда толпился народ. Там, в нишах кирпичной стены и на прилавках «из обшарпанного дерева», всегда был огромный ассортимент открыток, подарочных кружек и футболок с рисунками Мэригрибуль[24], известной местной художницы, прославившейся своим тонким юмором и обожаемой всеми гаврцами. Нет, Тесс придется забыть о сердечных проблемах и доказать, что у нее тоже есть воображение и фантазия, если, конечно, она хочет сохранить клиентуру. Еще до депрессии Матье они, бывало, часто спорили, и он просто фонтанировал идеями. Он утверждал, что никогда не стоит брать кого-то за образец, что не надо никем вдохновляться, нужно не проявить идентичность, а выработать свой уникальный стиль, чтобы иметь возможность постоянно меняться. Вспомнив об этих назиданиях, она решила обязательно претворить их в жизнь — это будет ее способ не расстаться с Матье до конца.
— Ну, скажите, пожалуйста, теперь он толкает меня в задницу, чтобы моя страховая компания поскорее сделала выплату! Как будто это от меня зависит… Хочет примешать личные отношения, он — сама добродетель и достоинство — упирает на то, что никогда ни о чем меня не просил и всегда точно в срок и до последнего сантима платил страховку! Хоть это делал, по крайней мере. Как представлю, в каком жалком состоянии он был, когда мы виделись с ним в последний раз… Казался полураздавленной улиткой, и вот тебе на! — улитка превратилась в койота!
Фабрис никак не мог прийти в себя от бешенства, во-первых, из-за размеров ущерба, причиненного магазину, а во-вторых, из-за тона, каким говорил с ним Матье. Мать смотрела на него, глуповато улыбаясь, поскольку понимала в лучшем случае одно слово из двух.
— А что, книжный магазин сгорел? — осмелилась она спросить.
— Слава богу, нет! Но там был учинен страшный разбой, вся витрина — в крошку!
— Какие крошки?
— Витрина, говорю, в крошку разбита!
— А-а… Матье, должно быть, теперь совсем плох.
— Как это ни парадоксально, но ему, кажется, стало лучше.
— Ты считаешь, что так даже лучше? Может наконец он его закроет, свой чертов магазин!
— Мама! — взревел Фабрис. — Надень уж ты свой слуховой аппарат, давай!
Она поднесла руки к ушам, погладила крошечные протезы, тут же зашипевшие.
— Да я в них, просто я еще слушаю телевизор.
Резким движением Фабрис схватил пульт и выключил телевизор.
— Ладно, — он вздохнул, — как ты тут поживаешь?
— Очень скучаю по тебе и твоим братьям.
— Но ведь я здесь!
— Ты так редко приходишь!
— Да, но не забывай, что у меня много работы, и потом — я все-таки живу в Руане.
— Это не так уж далеко. Ну а детей твоих я и вовсе не вижу здесь никогда! Хорошо еще, что есть Анжелика… Итак, что ты мне говорил про страховку? Ведь страховка, это когда выплачивают деньги за причиненный ущерб, да?
— Все не так быстро. Необходимо посещение эксперта, полицейский отчет, нужно проконтролировать массу деталей, прежде чем выплатить компенсацию. О, я уверен, что он мне будет звонить по десять раз на дню! Теперь, когда он вернул свое пресловутое здоровье ради сотрудников, меня, своего брата, он доведет до безумия своими требованиями. Нет, в бизнесе категорически нельзя иметь дело с родственниками.
Мишлин снова принялась возиться с протезами, которые явно причиняли ей неудобство.
— Семья — это святое, — напомнила она. — Но надо признать, Матье бывает иногда невыносимым. Когда мы с ним виделись в последний раз, знаешь, что он у меня спросил? Он спросил, почему я его не любила, когда он был маленьким! Ты представляешь? Он ищет для себя оправдание, а расплачиваться за это должна я! Кроме того, он даже не остался на ужин.
— Но не всегда же это возможно, мама, — взмолился Фабрис, который и сам надеялся отвертеться от церемониальной трапезы. — Всегда есть куча дел и обязательств, много всего, чего нельзя отложить.
— Как же вам всем везет! Вот мне постоянно нечего делать, и я с утра до вечера умираю от скуки. Зачем только Матье запер меня здесь?
— Ты не заперта, насколько я знаю, но тебе было невозможно оставаться одной, кто-то должен был тебе оказывать помощь.
— Да, прекрасное оправдание…
— Тебе очень повезло, что ты получила место в таком идеальном, высококлассном заведении, ты должна быть довольна.
— Ну, допустим, я не идеальна, и что?
— Я сказал «в идеальном заведении»… Ради бога, перестань теребить слуховой аппарат!
Теряя терпение, Фабрис принялся делать глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Мать была очень стара, он должен был это учитывать. Не имело никакого смысла злиться ни на нее, ни на Матье, который не был повинен в том, что случилось с его магазином. Хотя… решеток, требуемых по условиям договора, оказалось недостаточно для защиты витрины, следовательно, нужно будет отразить этот нюанс в новом страховом полисе. В перспективе его ждала тягостная дискуссия, как со своим начальством, так и с братом.
— Мне пора возвращаться в Руан, — заявил он. — Я постоянно шатаюсь по городам и весям, и моей жене надоело проводить одной вечера.
— Мне тоже надоело, хотя на это, увы, всем наплевать.
Растерявшись от ее слов, Фабрис засомневался, стоит ли ему сейчас уходить.
— Хорошо, — сдался он, — я с тобой поужинаю, но мы отправимся в столовую прямо сейчас, идет?
На ее губах промелькнула улыбка, скорее от одержанной победы, чем от удовольствия, а Фабрис тем временем проклинал себя за минуту слабости.
Примерно в то же самое время Анжелике и Корантену все-таки удалось уговорить Матье дойти до квартала Сен-Франсуа. Они заказали три места в ресторане, находившемся в двух шагах от книжного магазина, где они рассчитывали провести вечер в тишине и хорошо поужинать. Видя, что Матье слишком измучен, чтобы заинтересоваться меню, Корантен, превысив властные полномочия, заказал для всех нормандский крем с мидиями в слоеном тесте, свиные ребрышки по-фермерски и немного кальвадоса.
— Вы ведь ничего не ели весь день, — заметил он Матье. — Самое время немного подкрепиться, пока вы не рухнули от усталости.
— Как любезно с твоей стороны, что ты так обо мне заботишься, — произнес Матье иронично.
Но на самом деле он был рад, что наконец-то сел за стол и согрелся. Во второй половине дня поднялся сильный ветер, продувая насквозь книжный магазин и мешая чистильщикам работать. К счастью, к шести вечера новые панели витрины были установлены, а искореженная решетка заменена. Это значило, что магазин был защищен от непогоды и краж.
— В участке меня заверили, что теперь во время патрулирования они обязательно будут заглядывать на улицу Фоша.
— А больше они тебе ничего не сказали? — поинтересовалась Анжелика. — Неужели камеры наблюдения не дали никакой информации?
— Они еще не все их просмотрели. А потом, что они смогут увидеть? Типа, лицо которого закрыто капюшоном, да еще и стоящего к камерам спиной? Вряд ли удастся его опознать.
— Как ты думаешь, может, это рук кузенов твоего друга Сезара? Вспомни проколотые шины…
— О чем речь? Какие проколотые шины и кузены? — спросил Корантен.
— Это длинная и глупая история. Недоразумение. Эти брат и сестра преследуют меня, как гончие псы.
— Вы сказали об этом копам?
— А зачем? У меня нет никаких доказательств, более того, нет даже уверенности, что это они.
Матье с удовольствием уплетал крем с мидиями под умиленным взглядом Анжелики. С утра ее не оставляло ощущение, что она вновь обрела своего отца, и у нее словно гора свалилась с плеч. Она отказывалась думать о возможном рецидиве и наслаждалась этим вечером. В очередной раз она чуть не заговорила с ним о Тесс, но опять сумела сдержаться. Психическое равновесие Матье еще оставалось шатким, не стоило испытывать судьбу. Краем глаза она видела, что Корантен часто поглядывал на нее, улыбаясь, и это ее забавляло. Он был немного неуклюж с его попытками обольщения, выражая их в такой форме, которая никак не вязалась с манерами приятелей Анжелики. Но это не было ей неприятно, и она не оставалась совсем уж нечувствительной к его обаянию. Она буквально разрывалась надвое между серьезными взрослыми обязанностями, которые ей поневоле приходилось брать на себя в книжном магазине, и беззаботным студенческим миром, по-настоящему ей близким, так что вторжение в ее жизнь Корантена было каким-то новым элементом, неведомым и притягательным.
В кармане ее джинсов завибрировал мобильник, и она его достала, чтобы посмотреть, кто звонит.
— Сообщение от мамы, — объявила она. — Я все ей рассказала, и она желает тебе удачи. Если она сможет чем-то помочь, не стесняйся.
— Чем она может помочь? — удивился Матье. — Но это очень мило с ее стороны, передай мою благодарность.
В последнее время Шарлотта часто просила Анжелику сообщить ей новости о бывшем муже. Испытывала ли она сожаление после стольких лет разлуки? Нет, это невозможно, ведь она любила только Париж и ненавидела Гавр, который Матье никогда бы не покинул. Тем не менее она похвалила дом в Сент-Адрессе, который ей понравился. «За исключением твоих прекрасных соседей, которые сбрасывают в твой сад мусор, это — настоящий рай!» — сказала она.
— Со всеми этими событиями я совсем выбросил из головы твои промежуточные экзамены. Оценки выставляют сегодня, насколько я знаю?
— Ты это запомнил? — вырвалось у Анжелики. То, что отец думал о ней в такой тяжелый для него день, доставило ей большую радость. — У меня все замечательно, — сообщила она скромно, не вдаваясь в подробности.
— Поздравляю! — воскликнул Корантен, опережая ее отца. — Не знаю, уж как тебе удалось все уладить, однако браво!
Матье ласково накрыл рукой ладошку дочери.