— У меня просто гора с плеч. Я очень переживал, что из-за меня ты совсем забросила учебу, и чувствовал себя виноватым.
— Одним чувством вины больше, одним меньше, вам от этого легче? — шутливо заметил Корантен.
Анжелика вдруг обнаружила, что сомнительный юмор молодого человека, как оказалось, ничуть не задел Матье. С самого начала того, что она называла про себя «кризисом» отца, Корантен занимал совершенно правильную позицию.
— Предлагаю тост за твои успехи, малышка! Я очень горжусь тобой.
Матье поднял маленькую рюмочку кальвадоса, и все трое выпили до дна, прежде чем наброситься на свиные ребрышки.
— Фабрис собирался зайти к бабушке, прежде чем вернется в Руан. Наверное, он ей рассказал о том, что случилось в книжном магазине.
— Не думаю, что это ее серьезно взволнует, — проговорил Матье.
Он сказал это без агрессивности, как нечто само собой разумеющееся. При этом он всегда говорил о матери с уважением, постарался найти для нее самый лучший дом престарелых и одобрял визиты к ней Анжелики.
— Что до Фабриса, — продолжил Матье, — мне кажется, что он не может мне простить, что из-за меня у него возникло столько сложностей. Мне следовало бы иметь дело с незнакомым страховщиком, но брат сам настаивал, чтобы я все свои договоры заключал только с его компанией. Ну а в том, что касается проколотых шин, он просто послал меня подальше, заявив, что это не является страховым случаем. Зато с витриной ему никак не отвертеться, что и приводит его в такую ярость.
— Да, чудесная у вас семейка! — рискнул заметить Корантен.
Матье пожал плечами, судя по всему, ничуть не обидевшись.
— По-моему, все они прекрасно ладят между собой, но я никогда не входил в их компанию.
Это, вероятно, и объясняло тот факт, что он до последнего выкладывался в своем книжном магазине. Анжелика вдруг увидела отца с неожиданной стороны, когда тот без малейшего напряжения говорил об этом с Корантеном. Либо бухгалтер умел правильно задавать вопросы, либо Матье отпустила его депрессия, освободив от некоторых табу.
— Кстати, у твоей бабушки на следующей неделе будет день рождения. Представь, ей исполнится восемьдесят лет, такое нужно отпраздновать! Попробуй договориться с дядюшками, пусть ради этого события сдвинутся один раз с места.
Она кивнула, хотя сама уже давно думала об этом и старалась убедить Сильвена и Жана приехать. Фабрис же в любом случае должен был вернуться с экспертом, так что осталось лишь согласовать дату.
— Ну что, «кофе для гурманов»[25]? — предложил Корантен.
— Да! Да! — обрадовалась Анжелика.
Несмотря на то что лицо отца выглядело усталым, ей хотелось продлить этот вечер, хотя бы еще на четверть часа. Несомненно, компания Корантена ей нравилась, и она даже не пыталась этого скрывать, не сводя с него глаз и сияя улыбкой.
Бенуа приподнял одеяло, чтобы Тесс могла под него проскользнуть. Каждый раз, когда она выходила из душа, Бенуа смотрел на нее с неизменным чувством восхищения. Она приподняла волосы большой заколкой, чтобы не намочить, но белокурые локоны выбивались из этой небрежной прически и струились по плечам. Из-под широкого и короткого банного полотенца, в которое она завернулась, виднелись бесконечно длинные ноги. Прежде чем забраться под одеяло, она сбросила полотенце в изножье кровати.
— Какая же ты красивая… — вздохнул Бенуа. — Это же черт знает что такое!
Они с нежностью занялись любовью, но Бенуа остался разочарован. Он догадывался, что Тесс не отдавалась ему до конца, заметив, что она лишь отвечала на его ласки, но никогда не пыталась их провоцировать. По-настоящему он ею не обладал, он знал это и приходил в отчаяние. Тем не менее она соглашалась на свидания, время от времени ночевала у него, выслушивала его планы на будущее, при этом всегда уклоняясь от прямых ответов. Этот отказ от ответов, как только он начинал переходить к чему-то конкретному, лишний раз подтверждал, что она до сих пор не излечилась от любви к Матье. До сих пор Бенуа не настаивал, откладывая все на потом. Тесс была с ним откровенной, и если бы он начал на нее давить во время своих лирических отступлений, то рисковал услышать то, чего услышать не хотел.
Здраво рассуждая, Бенуа считал, что они с Тесс просто созданы друг для друга. Ровесники, они ни разу не были связаны браком, оба бездетны, но надеялись все же создать семью, оба жизнерадостны и независимы, не готовы принести себя в жертву работе, забыв об отдыхе. Они любили поговорить о музыке и кино, были не прочь полакомиться морепродуктами, обменяться мнением насчет современной живописи или архитектуры. Все эти общие черты, безусловно, способствовали их сближению, но не объединяли их. Тесс сохраняла дистанцию, иногда она позволяла себе сдержанную улыбку, но порой ее взгляд становился рассеянным. В эти минуты Бенуа был уверен, что она думала о Матье. Как заставить Тесс его забыть?
Стоя перед разгромленным книжным магазином, Тесс была очень взволнована. И те несколько слов, которыми они обменялись с девушкой, должно быть, дочерью Матье, окончательно выбили ее из колеи. Бенуа тогда постарался утешить ее, как мог, но далеко не был уверен, что в то утро она оплакивала только разбитую витрину.
Как психолог, Бенуа не мог не понимать своей вины. Разве он не воспользовался смятением Тесс и доверительными рассказами Матье, чтобы проскользнуть между ними? Конечно, он не совершил ничего предосудительного, ведь пара поссорилась до его вмешательства. Из путаных объяснений Тесс получалось, что Матье сам решил вернуть ей свободу. Не потому ли, что слишком плохо себя чувствовал, чтобы продолжать отношения? Из соображений альтруизма по отношению к молодой женщине, которая его напрасно ждала? Или, наоборот, по причине своей усталости воспользовался удачно выпавшим случаем? Но из того, что он знал о Матье, которого в кабинете заставлял говорить по несколько часов, и не принимая во внимание свою ревность, Бенуа скорее склонялся к альтруизму. Матье был хорошим человеком. И он, конечно, должен был выйти из этого состояния, раз уже пошел по правильному пути, извлекая из памяти глубоко запрятанные, болезненные воспоминания детства. Что он предпримет в тот день, когда действительно почувствует себя лучше? Не позовет ли Тесс? Такая перспектива приводила Бенуа в ужас.
— Я бы что-нибудь перекусила, — позевывая, сказала Тесс.
Она уселась по-турецки, положила под спину подушку и натянула на себя одеяло.
— Сейчас я принесу нам ужин в постель! — с воодушевлением произнес Бенуа.
Самое страшное, чего он так боялся, — что она немедленно после акта любви уснет, отвернувшись, как она всегда и поступала, когда у него ночевала.
Он слишком привык комментировать малейшие поступки людей, чтобы закрывать глаза на то, что подобное поведение означает.
— Хлеб, сыр и по бокальчику рислинга? — предложил он, вставая с постели.
— Великолепно… Но только выпивки совсем чуть-чуть, потому что я должна все-таки вернуться домой. Завтра мне очень рано вставать.
— Но почему?
— Я решила все переделать в своей лавке.
— В воскресенье сделали бы это вместе.
— О, нет! Ты же знаешь, магазинчик крошечный, там двоим негде развернуться, мы только будем друг другу мешать.
— Как хочешь, — смирился Бенуа, расстроенный отказом.
Он спустился на первый этаж, пересек громадную гостиную и дошел до кухонного уголка. Вот опять Тесс отвергла его помощь. Впрочем, она не любила, чтобы он заезжал за ней в ее магазин, словно стремилась сохранить это место для себя одной. Надеялась ли она до сих пор, что туда зайдет Матье? В таком случае она ошибалась. Он не ступит туда больше ни ногой, ведь у Матье сохранилось в памяти ужасное воспоминание, когда он увидел их вдвоем с Тесс. Но Бенуа только радовался, что ситуация наконец прояснилась, хотя слова Матье о профессиональной добросовестности его тогда задели. Как всякая правда…
Вернувшись, он с неприятным удивлением обнаружил, что Тесс сидела в изножье кровати, уже одетая.
— Ты так спешишь?
Расстроенный, он сел рядом, поставив поднос между ними.
— Мне иногда кажется, что ты все время от меня убегаешь, — он вздохнул.
— Нет, что ты, Бенуа, но…
— Так, значит, все-таки оно есть, это «но»? Если ты этим хочешь сказать, что тебе лучше дома, что после любви ты предпочитаешь остаться одна, а не со мной, что мы — это очень мило, и ничего больше, — то я не желаю этого слышать.
— Ведь я уже говорила тебе, что ты слишком многого от меня требуешь и, главное, слишком быстро.
— Ты все еще думаешь о Матье, да?
Он обещал себе, что не будет увлекать ее на эту тропинку, но не смог удержаться от вопроса.
— Да, представь себе, я об этом думаю! — взорвалась Тесс. — Невозможно стереть годы счастья сразу, одним движением ластика или щелкнув пальцами! Но я давно смирилась, наша с ним история окончена.
— Для тебя, правда?
Он не мог остановиться, нарыв непременно нужно было вскрыть.
— Я и так справляюсь с трудом, — призналась она. — После нашего разрыва с Матье мне нужно было время, а ты мне его не оставил. Знаю, ты хотел бы большего, чем я в состоянии тебе дать, но я не могу, Бенуа. Ты вправе чувствовать себя неудовлетворенным, но и я имею право не лгать тебе.
— Короче, ты меня не любишь?
Почему он зашел так далеко? То, что он говорил, было полной противоположностью тому, в чем он себе поклялся, и к тому же лучшим способом отпугнуть Тесс. Спохватившись, он решил не оставить ей возможности ответить.
— Прости, я не должен был на тебя давить, я не прав.
Взяв с подноса бокал, он протянул его Тесс.
— Выпей со мной, ничего не говори, пожалуйста.
Он извинялся. Скоро он будет ее умолять, а в конце концов станет смешным и потеряет все. Сделав глоток сам, он медленно намазал на кусочек хлеба мягкого козьего сыра.
— Ну? Ты, кажется, проголодалась?
Тесс несколько секунд смотрела на него, не зная, на что решиться. Потом взяла бутерброд, на ее лице появилась слабая улыбка. Испытав страшное, не адекватное моменту облегчение, Бенуа поздравил себя с тем, что ему удалось отвести худшее, по крайней мере, на сегодняшний вечер.