— Вот же интересная штука жизнь, — подумала она, — в прошлой жизни я даже и не задумывалась о детях и не предполагала, что вот так вот полюблю моих-не моих детей. Как так получается, откуда во мне всё это? Как будто Ирина, переселившись в другой мир получила в дар эту невозможную просто любовь.
А может душа Ирины откликалась на ту любовь, что дарили ей дети, которые любили её просто потому, что она есть. И ей, всё ещё чужой для этого мира, эта любовь казалась даром и отзывалась в ней по принципу зеркала.
Утро было чудесное. Прямо на завтрак пришёл Тимофей и принёс для Саши большую коробку…с солдатиками. Ирина знала, что злобная тётка сожгла её подарок и поэтому попросила Тимофея сделать ещё лучше.
Саша, братья и Танюша все вскочили из-ща стола, накинулись на коробку и вскоре убежали в игровую, чтобы рассмотреть каждого солдатика.
И вот тогда-то и прибыл человек, посланный Забела. Записка от графа была короткой:
Важность высочайшая. Приезжайте. У наместника.
Ирина даже вспомнила фразу из старого фильма:
«Есть в односложных предложениях какая-то безысходность»
Стало немного не по себе, показалось, что вот только начал привыкать к определённому графику, и на тебе, снова «жизнь начинает бить ключом».
Конечно, хотелось «послать» всех в лес. И Забела с его односложными предложениями, и наместника с его высочайшей важностью и… императора. Совсем обнаглели мужики, что за «рабская повинность»? Она вообще не обязана никому и ничего, Поликарп Афанасьевич своё дело знает, на все изобретения сразу же подавались заявки на «привилегии». Поэтому с этой стороны Ирина была спокойна, император ни на что пока не предъявлял претензии, получив спички успокоился, булатную сталь она и так отдала, а всё остальное, позвольте, вначале давайте обсудим условия, а уже потом вашу «высочайшую важность».
Но врождённая и воспитанная ещё в другом мире ответственность не позволила Ирине остаться в стороне, поэтому она, показав записку отцу, пошла собираться.
В этот раз детей брать не стали и вместе с Леонидом Александровичем поехали в Никольский.
В доме наместника было полно каких-то людей, все о чём-то говорили, куда-то бежали. Ирине даже показалось, что это какая-то странная эвакуация. Но вскоре, когда их с отцом провели в кабинет к Гайко, где был Забела и… Иоган Шульц, ситуация прояснилась.
Иоган, увидев Ирину, взмолился:
— Ирэн Леонидовна, скажите им, что мне надо на фабрику, что я здесь время теряю.
— А в чём дело, господа, — Ирина «включила» деловой режим. Даже Забела вздрогнул, не узнавая в этой холодной женщине всегда мягкую Ирэн.
Наместник, которого периодически дополнял граф, рассказал про пришедшие из столицы приказы.
Ирина смотрела на них и поражалась наглости императора:
— Да, ситуация непростая, а при чём здесь я и моя фабрика?
Краем глаза Ирина заметила, как вздрогнул Шульц и, похоже попытался спрятаться под стол.
Наместник, который хотел продолжить свою речь о том, что он готов предложить для организации дополнительного производства, осёкся и неверяще посмотрел на Ирину:
— Ч-что?
Но Ирину было не смутить:
— Я спрашиваю при чём здесь я и моя фабрика?
Наместник расширившимися от ужаса глазами смотрел на Ирину:
— К-как это при чём, Ирэн Леонидовна? М-мыло же…
Ирина оглядела стоящих в кабинете наместника мужчин. Забела стоял и в глазах его мелькали весёлые огоньки, он как будто наслаждался тем, что видел, наместник выглядел совершенно ошарашенным и был похож на рыбу, вытащенную из воды, отец молчал, поджав губы, Шульц практически влез под стол, только голова торчала, да и та была прикрыта неизменной папкой.
Ирина ещё больше выпрямила спину и спокойно сказала:
— Да, мыло, моё мыло и производство моё, и я услышала, что император приказал вам увеличить объёмы, но я не услышала, что вы предлагаете мне за то, что я брошу всё и начну заниматься только этим.
На лице Гайко появилось понимание, но он явно не ожидал, что всегда доброжелательная Ирэн проявит такую жёсткость. И уже собирался надавить, но вмешался граф Забела:
— Я согласен с Ирэн Леонидовной, это частное производство и мы должны уважать фабрикантов. Давайте выслушаем.
Ирина не была готова к такому разговору, но пришлось изобретать на ходу. Спустя три часа переговоров соглашение между помещиком Лопатиным и Стоглавой империей в лице наместника Никольского уезда было заключено.
Глава 30
Ханидан. Тегеран. Три недели назад до описанных выше событий.
Якоб Морозов уже почти отчаялся и поверил, что навсегда останется здесь, в этом невыносимо жарком, сухом, пыльном и грязном городе.
В Тегеран пришла «окопная болезнь». Она началась на приграничных территориях и теперь пришла вглубь страны.
Эпидемия вспыхнула, как это ни странно, в Шемиране, в северных районах города, где в основном были респектабельные дома, дворец шаха и воздух был гораздо чище и прохладнее, чем со стороны Рея, расположенного на юге. Тегеран был вытянут вдоль подножия горной цепи Эльборз на склоне горы Точал, отделяющей город от Срединного моря*. Город вытянулся вдоль гор почти на пятьдесят вёрст.
(*Срединное море (выдум.) — аналог Каспийское море)
Может быть дело в том, что в Шемиран возвращались военные, а может, потому что, солнце на юге настолько высушивало всё вокруг, что болезнь не распространялась так быстро. Но Якоб не понимал, как можно жить там, где уже в мае жара такая, что на раскалённых камнях закипает котелок с водой.
Фетх Али-Шах закрылся у себя во дворце, пытаясь спасти себя, свой гарем и детей. Но сегодня Якоб получил известие, что двое детей уже умерли, и сейчас борьба идёт за жизнь старшего сына и наследника шаха.
Али-шах никого не принимал, и Якоб устал «биться в закрытую дверь», мотаясь каждый день в Шемиран, в тщетной надежде попасть на аудиенцию или хотя бы передать послание от своего императора.
И вот в такой момент отчаянья, когда с утра Якоб обнаружил своего денщика с расчесанными до крови руками и грудью, и понял, что скоро и на него перекинется эта зараза, пришло послание от…ангела.
У ангела были глаза цвета перезрелой вишни и имя богини мирной жизни*. Пришло письмо и посылка от Ирэн Виленской.
(*Эйре́на (др. — греч. «покой, мирная жизнь») — богиня мира в древнегреческой мифологии, персонификация мира, дочь Зевса и Фемиды. Ведала сменой времен года и плодородием полей.)
Когда Якоб писал Ирэн он и не надеялся, что ему ответят. Ему просто было важно, что где-то есть она, которая прочитает и будет помнить его, Якоба Морозова, который бесславно погиб в жарком Ханидане.
Но она ответила и прислала посылку с каким-то чудным мылом, которое якобы должно было спасти от «окопной болезни». Говорят, что умирающий готов схватиться за соломинку, поэтому Якоб долго не раздумывал, он вымыл своего денщика вонючим мылом в грязной и мутной воде, и потом вымылся сам, там же выстирал всю одежду.
На следующее утро он не заболел, а денщику стало лучше. Ещё через два дня, стало ясно, что мыло действует. И Якоб понял:
— Вот оно, то, что заинтересует Фетх Али-Шаха
И снова поехал в Шемиран. Чтобы попасть к шаху пришлось расстаться с одним куском мыла, которым Якоб подкупил начальника охраны Мраморного дворца, основной резиденции Фетх Али-шаха, чтобы тот передал шаху мыло и инструкции.
Как бы то ни было, дело было сделано, шах тоже «ухватился за соломинку». Ему очень хотелось спасти сына и чудо произошло и для него.
Через три дня к воротам посольского дома, в котором остановился Якоб Морозов, подъехала личная охрана шаха, и Якоб Морозов получил приглашение в Мраморный дворец.
Сопровождаемый охраной, Якоб подъехал к каменным воротам дворца. Каменные воины, стоящие с обеих сторон ворот с луками в руках, смотрели грозно. И Якоб вдруг вспомнил истории про тех, кто никогда больше не вышел из этих ворот, навсегда пропав в подземных казематах, или был скормлен тиграм, коих шах держал в зверинце на территории дворца.
— Эх, да ладно, — весело подумалось Морозову, двум смертям не бывать, — зато помру не вшивым.
На территории дворца царила прохлада, дворец был выстроен по принципу огромной мечети, над дворцом возвышался купол, который обеспечивал свет и движение воздуха.
Всё так же в почтительном, как хотелось думать Якобу, а не в мрачном, молчании, они прошли по коридорам, пересекли открытую площадь с фонтаном и вскоре вошли в один из малых тронных залов, где Фетх Али-шах принимал только самых близких гостей. Это немного успокоило императорского представителя. Да, и ещё самое главное, что оружие у Морозова не отобрали. Это было высшей формой доверия.
Если ещё предложат воды и еды, значит сработало, — пришла мысль.
В зале был накрыт небольшой стол, за который предполагалось сесть, опустившись на пушистый ковёр, разложенный на мраморном полу.
После лёгкого обеда, когда обмен любезностями и другие ритуалы были соблюдены, наступило время разговора. На Востоке всегда так, даже глядя в лицо «костлявой старухе» никто не спешил.
Разговор шёл без переводчика, шах немного говорил по-русски, а Морозов знал ханиданский.
Разговор получился откровенным, шах открыл многое о чём в Стоглавой догадывались, но точно не знали. Рассказал о роли Бротты в организации нападения на посольство Стоглавой. Все эти фанатики, участвовашие в разгроме посольства, финансировались из Бротты. К самому Фетх Али-шаху несколько раз приезжал посол Бротты с предложением начать полномасштабную войну со Стоглавой империей. Рассказывал, что Стоглавая незаконно владеет территорией Горного княжества, которое граничит с Ханиданом. Бротта обещала помочь оружием.
Услышав это, Якоб спросил:
— А чего же ты не согласился?
В ответ услышал:
— Тогда бы я перестал быть шахом, а стал бы одним из подчинённых броттского короля, а вернее его премьер-министра.
И Якоб понял, почему Фетх Али-шаха называют великим. Не каждый правитель осознавал, чем заканчивалась помощь Бротты, а когда осознание всё-таки приходило, зачастую было уже поздно. В стране не оставалось ни одного правителя, кто бы мог принимать самостоятельные решения.