— Неужели я чем-то вас огорчил? — поинтересовался я.
Парень не ответил, просто моргнул и нахмурился еще больше. Как ни странно, но мне показалось, что он едва сдерживает слезы.
— Вам надо бы последить за своими манерами, — порекомендовал я.
И тут же увидел, как парень стиснул зубы и заиграл желваками. Казалось, он готов наброситься на меня с кулаками или даже вытащить пушку, но ему удалось совладать с собой; он лишь с шумом выпустил воздух и выдавил:
— Рабби ждет вас.
— Спасибо. Приятно было поболтать. В другой раз, может, и не придется.
Я вошел в ресторан. Лиат еще не появилась. Зато за стойкой суетилась пожилая дама, вручившая мне утром записку, и Эпстайн сидел за тем же столиком. Когда я занял свое место напротив него, рабби поднял указательный палец, сделав знак женщине. Она принесла нам две чашки крепкого черного кофе по-восточному и два стаканчика с талой водой, а потом удалилась на кухню. Через минуту-другую до меня донесся звук захлопнувшейся где-то наверху двери. Видимо, сегодня у нас не будет никакого ужина с кошерным винцом.
— У меня такое впечатление, что я израсходовал лимит вашего гостеприимства, — сказал я.
— Ничего подобного, — возразил Эпстайн. — Если вы предпочитаете вино, то бутылочка охлаждается в ведерке за стойкой, а если голодны, то вам принесут закуски.
— Не стоит беспокоиться, я с удовольствием выпью кофе.
— О чем вы там говорили с Адивом?
— Просто обменялись любезностями.
Глаза Эпстайна блеснули.
— А вы знаете, что его имя в переводе с арабского и еврейского как раз и означает «любезный»? Более того — «приятный» и «благодарственный»!
— Что ж, оно ему на редкость подходит. Его вполне может ждать карьера любезного вышибалы в приятном ресторане.
— Он неровно дышит к Лиат, — коротко бросил Эпстайн.
Странно, парень ведь моложе, намного моложе Лиат. Такая разница очень мешает, когда вы молоды. Впрочем, если вы старше, возраст мешает куда сильнее.
— А какие чувства испытывает к нему она?
— Она не говорит, — отозвался рабби, позволив себе двусмысленный ответ.
— И где же сейчас Лиат?
— Занята. Она вскоре присоединится к нам. Сначала ей надо кое-что доделать.
— По вашему поручению?
Он кивнул.
— Она рассказала мне о ваших ранах.
Значит, больше у меня не осталось никаких тайн.
— Не знал, что вы владеете языком жестов.
— Мы с Лиат знакомы очень давно. И научились общаться всеми возможными способами.
— И что же она рассказала вам о моих ранах?
— Удивилась, что вы все еще живы.
— Ну об этом мне говорили не раз.
— Слишком много ран. Слишком много раз вы могли умереть, но не умерли. Интересно, что вас оберегает?
— Может, я бессмертный.
— Вы не первый человек, высказывающий такое предположение. Я и сам еще надеюсь, несмотря ни на что, победить старость. Однако нет, не думаю, что вы бессмертны. Когда-нибудь вы умрете: вопрос только в том, возродитесь ли вы к новой жизни.
— Как Брайтуэлл и ему подобные?
— Не думаете ли вы, что можете иметь с ними нечто общее?
— Нет.
Я пригубил кофе. Он оказался чересчур сладким на мой вкус. Но таков уж кофе по-восточному.
— И вы в этом, похоже, вполне уверены.
— Они мне не нравятся.
— Дело не в этом.
— Вы что, решили проверить меня?
— Назовем это более глубоким знакомством.
— Называйте как вам угодно. Я не понимаю, о чем вы толкуете.
— Вам снится, что вы падаете, сгорая?
— Нет, — ответил я, мысленно сказав «да».
— Не верю. Что же вам снится?
— Так вы опять пригласили меня сюда только затем, чтобы расспросить о моих снах?
— В них заключается правда или попытка понять суть правды.
Я сердито оттолкнул чашку кофе.
— Давайте оставим эту тему, рабби. Она не принесет нам никакой пользы.
Дверь за моей спиной открылась. Я оглянулся, ожидая увидеть того молодого брюнета с противоречивыми чувствами. Но вместо него появился объект его вожделений. На сей раз Лиат принарядилась в длинный шелковый пиджак цвета небесной голубизны и в синие джинсы. Волосы, как и прежде, были заплетены в косу. Она выглядела очень красивой, даже с пистолетом в руке.
Из кухни к нам направились еще двое молодых крепышей Эпстайна. Оба с пистолетами. Один из них прошелся по залу к окну и задернул шторы, лишив нас возможности лицезреть уличный пейзаж, а Лиат так же поступила с дверной шторой. Второй громила пристально следил за мной, пока Эпстайн выуживал у меня из кармана мобильник. Тот сразу зазвенел в его руке. Номер абонента не определился.
— Полагаю, заволновались ваши друзья? — сказал Эпстайн.
— В большом городе они обычно беспокоятся о моем здоровье.
— Ответьте им. Скажите, что все в порядке.
У парня, задернувшего оконные шторы, были светлые волосы и жидкая светлая бородка, что придавало ему весьма неудачное и неуместное сходство с нацистом. Его пистолет с глушителем нацелился прямо в мою голову.
— Ответьте же им, — повторил Эпстайн.
Я исполнил его распоряжение. Для подобных опасных ситуаций мы с Ангелом и Луисом давно договорились об использовании особых знаковых слов. Но я не стал их применять, а просто успокоил помощников, сказав, что у меня все хорошо. Если бы я вызвал их сюда, началось бы форменное кровопролитие, и ущерб был бы непоправимым. Лучше подождать, посмотреть, к чему клонят эти парни. Я полагал, что Эпстайн не желает мне смерти, и осознавал, что не сделал ничего такого, что могло бы настроить его против меня.
— Я думал, что могу доверять вам, — сказал я, закончив телефонный разговор.
— Вы просто озвучили мои мысли. Вы вооружены?
— Нет.
— Редкий случай. Уверены?
Я медленно поднялся из-за стола и, подняв руки, повернулся к стене. Уловив аромат духов Лиат, почувствовал, как ее руки скользят по моему телу.
— Как глупо. Почему-то мне казалось, что между нами возникли особые отношения, — заметил я.
Но она, разумеется, не ответила.
Когда Лиат отступила, я вернулся на стул. На сей раз женщина просто стояла, облокотившись на барную стойку, не бросая на меня скрытных пытливых взглядов. Лицо ее оставалось непроницаемым.
— Почему вы так себя ведете? — спросил я Эпстайна. — Вам же известно, чем я занимался. Мы сражались с вами на одной стороне. И раны появились у меня не в пьяной драке.
— Я пожертвовал сыном, — сказал Эпстайн.
— А я — женой и ребенком.
— Вы потеряли их раньше.
— Нет, их уничтожили по тем же причинам. Я знаю, кто виновен в их убийстве.
— Ничего вы не знаете. Не знаете даже самого себя. Первый вопрос в процессе познания человека — это какова его природа. Итак, мистер Паркер, какова ваша природа?
Мне хотелось наброситься на него за пренебрежение к смерти моей жены и дочери. Хотелось вцепиться ему в глотку, придушить и избивать до тех пор, пока его лицо не превратится в кровавую маску. Хотелось вставить по пистолету в пасть его громилам, его религиозным воинам, и посмотреть, как они будут дергаться. Врагов мне и так хватало с избытком; не хватало еще, чтобы те, кого я считал своими союзниками, повернули против меня свои пушки.
Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда открыл их снова, моя ярость начала ослабевать. Если они хотят меня спровоцировать, то я не оправдаю их ожиданий.
— Вы цитируете Марка Аврелия, — начал я. — Либо вы читали его «Размышления», либо начитались романов о серийных убийцах. За недостатком улик я готов предположить первое, и в таком случае вы можете припомнить, что он также предупреждал, что ежедневно на нашем пути могут встретиться жестокие и неблагодарные люди, и их деяния обусловлены неведением того, что есть добро и зло. Если вы хотите понять природу человека, говорил он, обратите внимание на то, чего он избегает и к чему стремится. По-моему, рабби, я вас переоценил. Под вашим внешним спокойствием и мудростью скрывается смущенный и испуганный человек.
— Это я и сам знаю, — ответил он. — И открыто признаю. Но вы, вы отказываетесь заглянуть поглубже в собственную душу из-за страха перед тем, что можете там обнаружить. Кто вы такой, мистер Паркер? Что вы собой представляете?
Я медленно встал. Парень с глушителем на пушке пристально следил за мной.
— Я человек, который убил того, кто забрал вашего сына, — сказал я и увидел, как мой собеседник вздрогнул. — Я сделал то, чего не смогли сделать ваши люди. И что же вы теперь собираетесь предпринять, рабби? Убить меня? Похоронить меня поглубже, наряду с теми другими, которых вам удалось обнаружить, с теми, кто считает себя падшими ангелами или восставшими демонами? Пусть я ошибался, пусть терпел неудачи, но я всегда стремился исправить нанесенный ими ущерб. У меня не осталось ничего, чтобы убедить вас в этом. Если вы думаете, будто я храню какие-то потусторонние тайны, то это глупейшая ошибка.
В течение каких-то мгновений в зале никто не шевелился, все словно онемели. Взгляд Лиат переметнулся с моего лица на лицо раввина. Он глянул на женщину, и я заметил, как он слегка ей кивнул. Тогда она извлекла из кармана листок бумаги и бросила его на стол передо мной.
— Что это? — спросил я.
— Список имен, — ответил Эпстайн. — Подобный тому, что вы передали мне вчера, но он появился из другого источника. И не так давно.
Я не шелохнулся и даже не притронулся к бумаге.
— Не желаете ли ознакомиться с ним?
— Нет. Я не хочу больше иметь с вами дело. Я собираюсь уйти отсюда, и если один из ваших амбалов решит пристрелить меня в спину, то пусть стреляет, но тогда все вы умрете, не дожив до рассвета. Ангел и Луис разорвут вас на части, и в течение следующих одиннадцати месяцев, рабби, всякий раз, когда кто-то из ваших чад будет читать кадиш, поминая ваше имя, они будут получать по почте частицу ваших мощей.
Эпстайн вскинул правую руку и медленно ее опустил. Дула пистолетов отвернулись от моей персоны, и я услышал, как тихо щелкнули снятые со взвода курки. Страх и гнев, видимо на время оживившие Эпстайна, покинули его, и он вновь обрел свое обычное, возможно притворное, спокойствие.