Но какого склада человек способен забрать жизнь того, кто убил его жену и ребенка? Яростный мститель? Человек, исполненный гнева и охваченный горем? Лэмбтон Эверетт, очевидно, сломался физически, но лучшее в его душе осталось невредимым. Именно его тело приняло на себя всю силу удара судьбы, дабы его дух, его душа остались незапятнанными.
Я не такой, как Лэмбтон Эверетт. Я забрал много жизней. Я убивал снова и снова, в надежде облегчить собственную боль, но вместо этого, разжигая страсти, лишь усиливал ее. Неужели своими действиями я навлек на себя проклятие? Или был проклят изначально? Не потому ли мое имя включили в этот список?
— Лиат, налей-ка мистеру Паркеру бокал вина, — сказал Эпстайн. — И я, пожалуй, тоже выпью.
Список содержал восемь имен. В отличие от машинописного документа, врученного мне Мариэль Веттерс, этот распечатали на принтере. В этом списке также значилось имя Дэвиса Тейта, но остальных, кроме самого себя, я не знал. Фамилии не сопровождались никакими дополнительным словами или буквами, никакими цифрами, то есть возможными датами или числами. Просто список имен, правда, напечатанный не черными, а красными чернилами.
Лиат поставила на стол два бокала и наполнила их не белым, а красным вином. И оставила нам бутылку.
— Где вы раздобыли этот список? — спросил я Эпстайна.
— Какая-то женщина связалась с нами через посредника, юриста из нашей конторы, — пояснил Эпстайн. — Она заявила, что долгие годы занималась шантажом, взяточничеством и подкупом. Сказала, что ей известны сотни имен и что она предоставила нам пока лишь короткий пробный список. Сказала, что на ней лежит ответственность за разрушение семей, карьер, даже жизней.
— И кому же это было выгодно?
— Одной организации, не имевшей реально подтвержденного названия, хотя некоторые из подобных ей упоминали некое «Воинство Тьмы».
— И что же нам известно о нем?
— Нам?
Я осознавал, что меня окружают потенциальные убийцы и моя жизнь по-прежнему висит на волоске, но я не доставлю им удовольствия, признав правоту их сомнений в моей персоне.
— Ах, простите, неужели «мы» продолжаем вести опасную игру?
— Вы пока не объяснили, почему ваше имя стоит в этом списке, — заметил блондин.
— Извините, не расслышал вашего имени, — откликнулся я.
— Йонатан, — ответил парень.
— Что ж, Йонатан, я недостаточно знаю вас, чтобы послушно ответить на ваши вопросы. И также я мало вас знаю, чтобы переживать за то, что может случиться с вами по окончании этого вечера, поэтому, по-моему, вам лучше просто успокоиться и дать поговорить взрослым людям.
Мне показалось, что по губам Лиат скользнула улыбка, хотя она мгновенно исчезла и у меня не было шанса в этом убедиться. Йонатан возмущенно вспыхнул, лицо его приобрело цвет спелого помидора. Если бы не присутствие Эпстайна, он набросился бы на меня с кулаками. И хотя присутствие рабби являлось сдерживающим фактором, гневный блондин все же мог улучить момент и разделаться со мной. Я порадовался, что Лиат оставила на столе бутылку вина. Я еще не притронулся к наполненному бокалу, но бутылка стояла в удобной близости от моей правой руки. И если Йонатан или кто-то еще попытается наброситься на меня, то, по моим прикидкам, я успею размозжить кое-кому голову, прежде чем сдам позиции.
— Помолчи, — велел Эпстайн. Он сурово взглянул на Йонатана и вновь переключил внимание на меня. — Вопрос все равно остается: почему ваше имя попало в этот список?
— Понятия не имею, — ответил я.
— Он врет, — проворчал Йонатан. — Наверняка знает, да не хочет нам говорить.
У этого парня явно избыток тестостерона. Гормоны омрачили его разум.
— Убирайся, — грозно бросил ему Эпстайн.
— Но… — начал было Йонатан.
— Я уже просил тебя помолчать, ты не послушался. Выйди, составь компанию Адиву. Поразмышляете там на пару, успокоитесь.
Судя по виду, Йонатан собирался спорить с рабби, но хватило одного строгого взгляда Лиат, чтобы заставить его передумать. Парень направился к выходу с явной неохотой, при этом, проходя мимо, все-таки не преминул пихнуть меня локтем.
— В выходные вам надо бы заняться воспитанием персонала, — посоветовал я Эпстайну. — Вывести их из пустыни, потерять и начать все по-новой.
— Он слишком молод и горяч, — согласился Эпстайн. — Да все они еще юнцы. Но они встревожены, так же как и я. Вам удалось подобраться к нам слишком близко, мистер Паркер, а сейчас у нас возникли сомнения в вашей подлинной сущности.
Атмосфера сложилась крайне напряженная. Я ощущал это напряжение с каждым вздохом. Немного помолчав, попытался успокоиться. Учитывая ситуацию, это далось мне с огромным трудом.
— Помимо Тейта, кто те остальные, что занесены в этот список? — спросил я.
— Личности некоторых нам удалось установить: два человека являются членами Палаты представителей, соответственно из Канзаса и Техаса. Обоих убрали за серьезные преступления. Есть еще корпоративный юрист. Насчет остальных мы еще выясняем, но они кажутся, за неимением лучшего определения, нормальными людьми.
— А та женщина как-то пояснила, почему для начала предоставила вам сведения именно об этих людях?
— Наши юристы получили послание по электронной почте с какого-то временного адреса на «Яху». Там было указано, что трое из этого списка брали значительные взятки. Еще двое занимались шантажом: один — из-за скрытого гомосексуализма, другой — из-за серии романов с весьма юными женскими особами. К письму прикреплены документы, очевидно, подтверждающие обвинения.
— Значит, счет предъявлен пятерым. А что она приписала мне?
Я подметил фальшивый блеск в глазах Эпстайна. Он пытался скрыть его, но не смог.
— Она не упомянула обо мне, верно?
— Нет, — признал он. — Сначала нет.
— Но когда ваш юрист передал вам список, вы велели ему спросить ее обо мне?
— Да.
— И что же она сказала?
— Она не смогла подтвердить никаких связанных с вами контактов. Сказала, что не вносила вашего имени в список и у нее за вами ничего не числится.
— Тогда кто же добавил туда мое имя?
— Это неважно.
— А для меня важно, ведь из-за этого я оказался под прицелом. Вы понимаете. Кто же так заботится о моей смерти?
— Брайтуэлл, — заявил Эпстайн. — Она сказала, что вместо вас в списке стоял Брайтуэлл.
— Когда?
— Незадолго до того, как вы убили его.
Вот это уже кое-что. Мы подобрались к самой сути, к истинной причине сомнений Эпстайна во мне.
— Неужели вы думаете, что я убил Брайтуэлла, потому что знал, что он внесет мое имя в этот список?
— А разве не так?
— Не так. Я убил его, потому что он был чудовищем; и если бы я потерпел неудачу, то он убил бы меня.
Эпстайн недоверчиво покачал головой:
— Не думаю, что Брайтуэлл хотел убить вас. Подозреваю, он убедился, что вы с ним одного поля ягоды. Брайтуэлл полагал, что вы падший ангел, восставший против Бога. Вы забыли вашу собственную природу или восстали против нее, но вас еще могли убедить вновь примкнуть к своим. Он видел в вас потенциального союзника.
— Или врага.
— Вот это мы и пытаемся установить.
— Правда? Но ваши попытки напоминают какое-то пародийное судилище. Не хватает только петли, чтобы завершить суд Линча.
— Вы слишком драматизируете.
— А я так не думаю. В разбирательстве участвовало слишком много пушек, и ни одна из них не принадлежала мне.
— Осталось лишь еще несколько вопросов, мистер Паркер. Мы почти закончили.
Я кивнул. Что еще я мог сделать?
— Та женщина сказала о вас еще кое-то. Сказала, что ваше имя недавно вновь всплыло и что некоторые в ее организации считают вас важной персоной. Именно поэтому она решила послать нам этот именной список.
Эпстайн перегнулся через стол и завладел моими руками. Подушечки его указательных пальцев прижались к пульсирующим на моих запястьях точкам. Справа я почувствовал напряженное внимание Лиат. Меня словно проверяли на своеобразном живом детекторе лжи. Разница лишь в том, что этих людей не одурачишь.
— Они когда-нибудь делали вам какие-то предложения или пытались подкупить?
— Нет.
— Они угрожали вам?
— Люди уже лет десять угрожают мне, особенно Брайтуэлл и ему подобные.
— И как вы реагировали на их угрозы?
— Вам известно, как. На моих руках их кровь. И в отдельных случаях так же поступали вы.
— Вы вступили в «Воинство Тьмы»?
— Нет.
Слева до меня донеслось странное жужжание. Какая-то оса ползала по зеркалу над моей головой. Судя по заторможенности ее движений, она собиралась сдохнуть. В памяти всплыла другая встреча с Эпстайном, когда он рассказывал мне о паразитирующих осах, откладывающих личинки в пауках. Такой паук таскал в себе эти развивающиеся личинки, и они изменяли его поведение, заставляя переделать паутину так, что когда личинки наконец отделялись от его тела, то могли отдохнуть на этих спутанных участках, набираясь сил, пока поедали остатки выносившего их паукообразного. Эпстайн пояснил мне, что среди людей также бывают подобные существа — тайные попутчики души человека. Годами, даже десятилетиями он может не осознавать этих паразитов, пока они наконец не проявляют свою истинную натуру, поглощая разум и самосознание своего хозяина.
Я видел, что Эпстайн следит за этим умирающим насекомым, и догадался, что ему вспомнился тот же разговор.
— Я бы догадался, — сказал я. — Уж к этому времени наверняка догадался бы, что таскаю в себе каких-то паразитов.
— Вы уверены?
— Если они поселились во мне, то у них уже была масса возможностей проявиться, слишком много раз они могли бы изменить ход событий к своей выгоде. Если бы какая-то нечисть жила во мне, она обязательно вмешалась бы, чтобы спасти своих собратьев. Но ничто не отвращало мою руку и ничто не спасало их. Ничто.
И вновь взгляд Эпстайна переместился на Лиат. Я понял, что именно от ее реакции зависит, что будет со мной дальше. Оставшиеся стражи тоже следили за ней, и я заметил, как они, предвкушая развязку, положили пальцы на спусковые крючки. Со лба Эпстайна скатилась крошечная капля пота, словно слеза из скрытого тр