Тит обдумал ее намек и отмахнулся:
— Нет. Он не самый общительный человек, каких я встречал, — в основном за него говорил этот хлыщ, однако я начинаю подозревать, что слава Геракла все-таки завышена.
Женщина еще раз сжала его пальцы, а потом обняла рукой за талию.
— И он даже не заставил тебя понервничать?
— Меня? — Тит беззвучно засмеялся. — Не говори глупостей.
— Ты вспотел, любовь моя.
— Ночь слишком жаркая.
— Ты постукиваешь ногой.
Тит поглядел вниз, увидел, что его левая нога постукивает по плиткам площадки, и приказал ей остановиться. Нога не подчинилась. Он переместил на нее вес своего тела, сделав это как можно незаметней и небрежней. Ступня дернулась еще несколько раз и затихла, зато теперь он принялся пощелкивать пальцами правой руки.
Женщина тихонько засмеялась и прижалась щекой к его руке.
— Ты действительно не создан для подобных вещей.
— Ты о чем? — сердито спросил он, прикидываясь оскорбленным. — Я занимаюсь этим много лет.
— Нет, любовь моя, — ласково возразила она. — Ты только произносишь речи. Все остальное делаю я.
Он повернулся в руках жены, обхвативших его кольцом, обнял ее сам и сказал:
— Ты думаешь, это и в самом деле конец? Что она и вправду прогонит нас и… — Он взглянул на площадь. — Пощадит город?
Иокаста Перикал заглянула в глаза мужа.
— Я считаю, нам нужно убраться отсюда, пока Гера нас не поджарила.
Он с тревогой посмотрел на небо.
— Ты думаешь, она на это способна? После всех своих посулов?
— Она даже глазом не моргнет.
Он размышлял, он думал, он спорил сам с собой, и его нога снова задергалась.
— Тогда, может, надо упаковывать вещи?
Иокаста улыбнулась:
— Милый, как ты думаешь, чем я занималась весь день?
Город остался позади, и вокруг Геракла не было ничего, кроме звезд над головой да серебряной лунной дорожки на воде, разбивающейся рябью волн.
Начался отлив, и Геракл без труда прошел между огромными камнями, отмечавшими западную оконечность берега. Пройдя их, он еще почти час не останавливался, до тех пор пока не исполнился уверенности, что его никто не увидит и не услышит — ни случайно, ни нарочно.
Он также удостоверился, что путь на сушу не окажется загорожен камнями или скалами, заболоченными участками или густым кустарником. Такая предосторожность могла оказаться нелишней, если бы встреча прошла неудачно и ему пришлось бы спешно улепетывать.
«Ты завяз, — сказал ему насмешливый внутренний голос, — ты прочно завяз».
«Ну и что? — недовольно возразил он. — Если я завяз надолго, может, я и сам отыщу какой-нибудь выход».
Он и сам не имел представления, почему выбрал именно этот план из всех прочих. Сейчас план показался ему глупым, и потенциально опасным, и, скорей всего, пустой тратой времени. Если бы он поведал об этом плане Иолаю, тот наверняка бы решил, что Геракл сошел со своего маленького полубожественного ума.
И все-таки, если Голикс прав и если справедливо его собственное впечатление от Тита Перикала, ему с Иолаем понадобится как можно больше преимуществ. А без них остается очень высокая вероятность того, что Гера на этот раз одержит верх.
Завяз.
Он застонал от внезапного и острого приступа жалости к себе и наконец повернулся к воде. Набрал в легкие воздуха и вошел в море. Он шел вперед, пока волны не стали лизать его колени. Луна заливала его холодным светом.
Тогда он произнес одно слово, на таком языке, какой не смог бы понять никто из смертных.
Вообще-то он его прошептал. Еле слышно, так, что почти не услышал сам своего голоса.
Но это было все равно.
Через несколько мгновений, когда море бешено забурлило и вспенилось, он почти испуганно пробормотал: «О боги…»
Глава XIПосейдон выходит из моря
Геракл отступил на шаг назад.
В том месте, где море забурлило, кверху взметнулись струи воды; медленно, беззвучно, словно со дна моря, росла на глазах водяная башня, и в ее стенах сверкали искры. Они носились внутри башни сверху вниз головокружительными спиралями.
Низкие волны отскакивали от основания башни и бились о его ноги, вынуждая его отступить, и он в конце концов повернулся и побрел к берегу.
Вскоре он оглянулся. Башня стала уже раза в три больше его и продолжала расти. Из ее вершины низвергались во все стороны водопады. При лунном свете они казались ледяными реками.
Внутри башни Геракл увидел силуэт, похожий на тень; огромный и черный, он заполнял собой всю башню.
Геракл ждал; это все, что ему оставалось.
Разве что убежать? Да нет, пожалуй, поздно…
Когда наконец морская башня достигла высоты самой большой из прибрежных скал, море забурлило и запенилось у ее подножия, и вода начала медленно струиться вниз, обтекая черный силуэт. Очень медленно струиться, словно это была не морская вода, а какая-то призрачная субстанция. Клочья пены летели, плыли в разные стороны, подобно крошечным звездочкам, а волны, убегавшие от берега, разбивались о подножие этого странного сооружения.
И все без единого звука.
Вода продолжала падать, словно вылепливая, формируя из призрачного силуэта мощную фигуру сначала голову и широкие плечи, потом грудь и мускулистые руки, наконец богатырский торс и крепкие ноги. И вот уже эта фигура предстала перед Гераклом в полный рост, с короной на голове и с трезубцем в левой руке. Правая рука держала что-то еще, но Геракл не сумел разглядеть, что там такое.
Море успокоилось.
Фигура поглядела вниз.
— О! — произнесла она с радостным удивлением. — Это ты?
Геракл кивнул и с некоторой опаской помахал рукой.
Тут же фигура стала уменьшаться в размерах настолько стремительно, что Гераклу пришлось даже отвернуться, чтобы не закружилась голова. Когда он снова повернулся, фигура была лишь на одну-две головы выше его.
— Приветствую тебя, дядя, — произнес Геракл, все еще не до конца убедившись, что бог морей Посейдон рад его видеть.
— Давно не виделись, племянник, — ответил бог, пользуясь рукояткой трезубца как палкой, чтобы легче было продвигаться в сторону берега. При лунном свете его возраст не поддавался определению. По голосу он казался стариком, однако его тело говорило о чудовищной силе. — Извини за это представление. Я решил, что меня вызвал какой-нибудь верховный жрец, пытающийся заработать себе репутацию на общении с богами. Обычно я пугаю их до потери рассудка, потому что они надоедают своей настырностью. — Он протянул племяннику правую руку. — Жареный тунец, остался от моего ужина. Хочешь?
Геракл засмеялся:
— Нет, дядя, спасибо. Ты ешь тунца?
Посейдон пожал плечами:
— Я повелитель над всеми морскими существами, а это вовсе не исключает, что я не могу закусывать ими время от времени. Впрочем, он совсем пресный. Как моллюски. Закон моря, Геракл, — совершенно невозможно побеседовать по душам с моллюском.
Геракл ждал.
— Вот устрицы — те совсем иные. Каждая из этих особей — настоящий кладезь мудрости. Ты даже представить себе не можешь, как мне бывает с ними интересно философствовать!
Геракл тихонько застонал.
Посейдон засмеялся и направился на восток, жестом предлагая племяннику следовать за ним или оставаться.
Геракл побрел за ним. Посейдон прекрасно знал о том, что его племянник сердится на своего отца Зевса, и всячески избегал вмешиваться в их семейную ссору. Симпатию его, однако, Геракл ощущал при каждой их встрече. По его манере держаться, по тщательному выбору слов… по тому, что грозный дядя не впечатал его в песок и не пронзил своим трезубцем за то, что племянник помешал ему ужинать.
— Приятная ночь, — заметил Посейдон, любуясь бархатным небом, усыпанным яркими звездами. — Да, почаще мне нужно здесь бывать. Морские звезды, конечно, тоже красивые, но сияют не так ярко. Впрочем, откуда тебе об этом знать…
Геракл ничего не ответил. Его дядя двигался с неторопливой грацией морского обитателя. Ничто не могло заставить его торопиться. Надо потерпеть. Все равно рано или поздно его любопытство одержит верх и он захочет узнать причину, по которой племянник его вызвал.
— Алкмена здорова?
— Спасибо, дядя, у нее все в порядке.
— А твой друг? Иолай?
— Как всегда.
Посейдон запихнул в рот своего тунца, выплюнул несколько косточек, из которых тут же возникли какие-то непонятные морские существа и стали проворно улепетывать на глубину, и не без злорадства произнес:
— Пускай теперь дураки смертные определят, что это за виды.
Он намекал на ученых мужей, пытавшихся выяснить, почему море именно такое, какое оно есть, не учитывая причудливую натуру Посейдона и его порой неожиданные шутки. А бог морей с удовольствием подшучивал над ними, создавая время от времени самых причудливых существ.
Ночь была прохладной, с моря веял мягкий ветерок. В отдалении край неба освещали огни Фемона.
— Ну и что там у тебя? — спросил наконец Посейдон.
— Гера, — ответил Геракл.
Посейдон остановился, посмотрел на него сверху вниз и покачал головой.
— Учитывая мое положение, племянник, мне действительно не хочется встревать в ваши дела. — На его губах появилась призрачная улыбка, и он поинтересовался с нескрываемым любопытством: — Чем ты ее разозлил на этот раз?
— Ничем. Абсолютно ничем.
— Охотно верю. Если не считать парочки нереид, эта женщина самая злопамятная из всех моих знакомых. Включая людей, могу добавить. — Кивнув головой, бог морей направился дальше. — Ну а какое все это имеет отношение ко мне?
— Фемонский праздник лета.
Посейдон опять остановился.
— Ты участвуешь в этом?
Геракл склонил набок голову и пожал плечами:
— Совет старейшин Фемона предложил Иолаю роль судьи и пригласил меня вместе с ним. Тоже судьей.
Посейдон понимающе вздохнул:
— И ты, конечно, согласился, чтобы уберечь его от неприятностей.
— Ну… в общем, да.
Бог морей рассмеялся глубоким горловым рокотом, вибрации которого легче почувствовать, чем услышать.