Я тяжело сглотнула. Мое сердце так сжалось, что я не могла дышать. Должно быть, я издала какой-то звук, потому что Мэдокс поднял взгляд. Я видела горечь, отражающуюся на его измученном и усталом лице. Вокруг рта появились морщины, которых я до этого не замечала, а в горящих глазах было отчаяние, которого там быть не должно.
– Вот видишь. Теперь я и тебе противен. Я… – он вздохнул. – От отчаяния я хотел положить конец всему этому. Хотел покончить с собой, потому что не мог смотреть на то, что разбивало сердце снова и снова. Она уже была не моей Ворриор, а его. И я ненавидел ее за это. Потому что я оставался все тем же.
– Мэдокс, – прошептала я, но он не позволил мне высказаться.
– И тут вдруг появилась ты. Я подумал, что у меня галлюцинации. Ты смотрела на меня как Ворриор из моих воспоминаний, и я… я стал эгоистом. Мне было все равно, какие у вас проблемы. Я только хотел тебя, – он безрадостно засмеялся. – Я хотел… Не знаю, чего я хотел. Как минимум обнять тебя и уговорить себя поверить в то, что ты – моя Ворриор. Несмотря на эти жуткие светлые волосы.
– Какие у тебя проблемы с блондинками?
Он снова проигнорировал меня и продолжил говорить:
– Я пошел за вами, начал общаться с тобой, а ты оказалась лучше, чем я думал. Ты лучше, чем моя Ворриор когда-либо была. Пусть Пиас в этом мире тоже твоя половинка, но ты вышла замуж за другого, чтобы поступить правильно. Ты пожертвовала собой ради тех, кого любишь, а мне так стыдно, что я готов провалиться сквозь землю. Твой Мэдокс никогда бы не посмотрел на тебя так, как я. Он бы никогда не захотел схватить тебя, прижать к стене и поцеловать, потому что знал, что он твой брат и что должен держать свои руки при себе. Но я… я не могу. Я не он.
Я долго не отвечала. Размышляла, думала над словами, которые он мне только что доверил. И наконец решила доверить ему тайну, которую похоронила так глубоко в себе, что чуть сама о ней не забыла. Ну, или пыталась убедить себя в этом.
– Мэдокс… – я откашлялась. – Мой Мэдокс думал совершенно так же, как и ты, – призналась я.
Голова брата мгновенно поднялась, и он захлопал глазами.
– Ты не должна лгать, чтобы я почувствовал себя лучше.
– Это не ложь, – прошептала я. Господи! Как же я надеялась больше никогда не произносить эти слова. – Он однажды пытался меня поцеловать, – тихо призналась я.
– Дай угадаю, – ухмыльнулся он. – Тебе было очень противно, и ты избила его своей теннисной ракеткой с Hello Kitty?
– Нет. Я позволила это сделать, – сказала я и поджала губы. – Обычно я никому не позволяла прикасаться к себе. Никогда. Это было слишком опасно. Но в этот день мы… не знаю. Мне было одиноко, я поссорилась с Афродитой, и мы курили травку. Или что-то наподобие, Брайт принес. Мэдокс сначала поцеловал меня в нос. Скорее из-за потери координации, чем умышленно. Но затем поцеловал в щеку, а пока я пыталась оттолкнуть его, поцеловал в уголок губ и… – я выдохнула. – Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы он сошел с ума. Он начал бить по полу руками и ногами, кричать и вопить. Он расцарапывал свою кожу. Аиду пришлось спасать его с помощью двух адских псов, которые оттащили брата от меня. Прошло еще две недели, прежде чем ты снова пришел в себя. Тогда ты… он чуть не утонул в ненависти к себе. Напился до потери пульса, набил татуировку с солнцем, а потом потерял сознание. Он больше ничего не помнил, а я больше не подпускала его к себе. Даже если и хотела. Тут речь шла не обо мне, а о том, чтобы защитить тебя. От себя самого в том числе.
Мэдокс молчал, и мы оба старались не поднимать взгляда друг на друга. Я смотрела на Вируса, который, хоть и потерял сознание из-за недостатка кислорода, но все же был невредимым. Его нога дрожала, что я считала хорошим знаком. Наша с ним связь вибрировала, и я послала ему несколько ласковых мыслей, отчего большой палец его ноги весело зашевелился. Пиас не издавал никаких звуков: возможно, он тоже потерял сознание, но у его ран теперь было время на заживление. Отлично. Может быть, этот отдых в носу Тартара пойдет нам на пользу. Хорошо, когда не надо никуда бежать, чтобы спасти свою жизнь.
– Я тобой восхищаюсь, – спокойным голосом сказал Мэдокс.
Я ухмыльнулась.
– Не стоит. Я тоже совершала ошибки, причем много.
– Мне нравятся ошибки, пара недостатков – это секси.
– Это что, флирт?
– Это подсознательное. На самом деле я хотел сказать тебе, что я… В общем… Спасибо.
– За что? – спросила я, подняв бровь.
– За все, что ты делала ради него. Ради меня.
– Я оставила тебя умирать.
– И вернула.
– Исключительно из эгоистических побуждений. Мне не стоило этого делать.
– Я рад, что ты это сделала, и останусь с тобой. С вами. Может быть, я смогу излечить в себе то, что уже давно сломано.
– Ты хочешь в сломанном мире отправиться на поиски себя? Как в «Ешь, молись, люби»?
– Похоже на то, – засмеялся он. – Кто знает, может быть, я смогу внести свой вклад в этот мир и спасти его.
– Это было бы круто.
– Я тоже так думаю!
Мы снова замолчали, но в этот раз молчание не было неловким.
– Мне все равно, – наконец-то выдавила я.
– Э? – Мэд поднял глаза.
– Мне все равно, что ты другой, – уточнила я мысль, посмотрев на него.
Слизь вокруг запузырилась, но я еще никогда не чувствовала такой близости с Мэдоксом, как сейчас. Как будто раньше смотрела на него сквозь защитный щит из сарказма, черного юмора и скрытых страхов, который брат всегда носил с собой. Может быть, сейчас я видела того самого Мэдокса, которым он был на самом деле. Со своими недостатками, желаниями и трудно сдерживаемыми эмоциями.
– Ты, возможно, и другой, да и воровать тебя из другого измерения было тупо с моей стороны, потому что мой Мэдокс мертв, – прошептала я, – но это не значит, что я не могу любить тебя так же, как его, – мое горло сжалось. – Когда я смотрю в твои глаза, Мэдокс, то вижу своего брата, только в другом варианте. Кем бы ты ни был, что бы ты ни делал, я хочу, чтобы ты был рядом. Потому что ты – часть моей души, даже если из другого измерения. Значит, ты просто другая часть моей души, но неоспоримая ее часть. Без тебя мне пусто.
Мэдокс смотрел на меня, прикусив нижнюю губу.
– Ты тоже не такая, как моя Ворриор. Не такая сбивающая с толку. И нет этого постоянного сексуального напряжения. Ну… да, с тобой я чувствую себя как дома.
Тишина снова вернулась. Надолго. Вздохнув, я стала играться с плющом Персефоны. Одну лозу запустила вверх, пощекотав мембрану, и она дернулась. Я позволила другой лозе вырасти и ковырялась ею в слизи. Удивительно, но плющ без проблем прорывался сквозь сопли.
– Ой, Мэд, смотри! – взволнованно пискнула я. Лоза вонзилась в слизь, обвилась вокруг ноги Вируса и с хлюпающим звуком вытащила его наружу. Вирус застонал.
– Если я монстр-слизень, то он – моя мама-слизень, – сухо подметил Мэдокс.
Я захихикала и смахнула слизь с лица Вируса, а затем освободила его ноздри, чтобы он мог снова дышать. Он со стоном поднял голову.
– Что случилось? Мы где?
– Вирус? – спросила я.
– Нет, это Чейн, – пробормотал он.
– Ой, – я нежно ему улыбнулась. – Эй, сладкий, не пугайся, но мы у кое-кого в носу.
Чейн выглядел встревоженным.
– П-Персефона?
– Нет, это я, Ворриор, – успокоила я.
Он посмотрел мне в глаза и, что бы он там ни увидел, расслабился:
– Ого! Можно вопрос?
Я поморщилась.
– Лучше не надо.
– Хорошо, – он откашлялся. – Эм-м, так где мы?
– В очень большом носу, – ответил за меня Мэдокс.
– Не понял.
– Это необязательно, – успокоила его я. – Сначала приди в себя как следует. Мы сейчас размышляем над тем, как отсюда выбраться.
– Ворриор?
– Ты не переживай. Я уверена, мы справимся. Как-нибудь.
– Э-э, Ворриор?
– Ах, это сопли. Нет, не ешь их, Чейн! Ой, я… я же сказала, не надо их пробовать!
– Ворриор!
– Это не…
– ВОРРИОР!
– Что? – раздраженно спросила я у Мэдокса.
– Ты не могла бы, пожалуйста, прекратить щекотать его нос? – завизжал он и указал подбородком на мой плющ, который танцевал на тонкой слизистой вокруг нас, заставляя ее ритмично дрожать. – Если ты будешь так продолжать, Тартару придется…
Конечно, это должно было произойти. А как же? Я уставилась на дрожащие вокруг нас стены, а уже через секунду слизь сжалась. Я вскрикнула, когда она накрыла меня с головой. Из рта вверх поплыли пузыри, а в следующее мгновение Тартар чихнул, и мы со скоростью водомета вылетели наружу, с полной силой ударившись о край скалы. Я даже закричать не успела. Мы были покрыты слизью с головы до ног, отчего еще пару секунд были приклеены к скале. Ее острый край расцарапал мне кожу, прежде чем я соскользнула вниз и упала в кучу соплей. от которых я усердно отплевывалась, пока переворачивалась на спину.
– Осторожно!
Однако крик оказался запоздалым, и я в панике округлила глаза, когда Чейн приземлился на меня, вышибив весь воздух из легких. Я согнулась в три погибели, а Чейн застонал. Где-то рядом упали Пиас и Мэдокс, и я поняла, кто когда падал, по их пикантной ругани.
– О, господи, кажется, мне нужен отдых, – простонала я.
– Говорят, на пятидесятом этаже круто, – предложил Чейн, с трудом откатившийся от меня в сторону. Мы уставились друг на друга, задыхаясь.
– У вас все в порядке? – прервал мой окутанный слизью брат, который, обвив руки Пиаса вокруг своей шеи и качаясь на ходу, направлялся к нам.
– С сегодняшнего дня у меня нософобия, – проворчала я.
– А я больше никогда не буду ковыряться в носу, – тожественно поклялся Мэдокс.
– Что будем делать? – спросил Чейн, потирая лоб. У него после столкновения со скалой остались легкие синяки.
– Если мы останемся здесь, Зевс наверняка вернется. Он как Лесси, только злой.
Мы в недоумении оглядели пещеру. Потом я посмотрела на Тартара, но он снова спал глубоким сном.
– Я попытаюсь уговорить его открыть рот, – вздохнула я и поднялась на ноги, но Мэдокс остановил меня. Его рука лежала на моем плече, и он сжал его, ожидая, что я подниму взгляд.