В отличие от вас, дорогие читатели, я засмеялся и, знаете, как камень с души свалился!
Правда, к тому времени наследство, доставшееся мне от французского инженера, «уплыло» — все сроки по согласованию формальностей были упущены. В таком положении человеку ничего не остается, как посмотреть на всё с улыбкой.
Впрочем, мы давно уже на всё смотрим с улыбкой…
НОЧНОЙ ПОЕЗД
Дрожа от холода, на перроне одиноко стояла женщина.
Женщина в синем и с синевой под глазами.
Перрон был пуст, все пути тоже были пусты.
Женщина упустила все поезда. Одни из них были переполнены, другие отправлялись слишком рано, третьи шли не в том направлении.
И вот вдали показались огни последнего ночного поезда.
Женщина решила, что сядет на него.
— У меня билет на экспресс, — сказала она остановившемуся рядом поезду. Он сделал вид, что поверил ей, хотя экспрессы никогда не ходили по этой линии.
— А вы молодец, не уступаете ему в скорости! — несмотря на усталость, попыталась кокетничать женщина.
Старый Ночной поезд молча слушал эту заведомую ложь, хорошо понимая, насколько ему далеко от экспресса и даже до скорого поезда. В его составе были товарные вагоны, забитые всякой всячиной, сеном, кирпичом, открытые платформы с рудой и многим другим. Был, разумеется, и один пульмановский вагон для пассажиров. Но назвать все это скорым поездом?..
А женщина была еще ничего собой.
То ли потому, что ее синяя одежда сливалась с синевой ночи, и казалось, что сама ночь ей к лицу, то ли потому, что женщина и поезд встретились во мраке, была подходящая для лжи обстановка. Ведь ложь всегда подстерегает во мраке.
Женщина все еще не могла поверить, что поезд остановился на ее богом забытой станции, покинутой всем и вся. А поезд в это время с насмешкой думал:
«Сумасшедшая баба! Села на поезд, даже не спросив, куда он идет. Почему она уверена, что я следую в нужном ей направлении?» — И, натужно пыхтя, он двинулся дальше в бескрайнюю синеву ночи.
А женщина, как оказалось, хорошо все продумала.
Но пока она все еще не смела спросить, идет ли поезд в ее направлении. Простояв попусту целую вечность на перроне, совсем окоченев от холода, она решила не упускать последнюю возможность и села на поезд. Потом спрошу, куда он едет, думала женщина, а там — будь что будет. Но сначала я попрошу поезд, чтоб он позволил мне обогреться, отдохнуть, и, кто знает, может, он отвезет меня в нужный пункт. Ах, как все запутанно и глупо! Но не глупее ли без толку торчать на перроне, после того как мимо промчались все поезда? Может, не все они были экспрессами, но как были похожи на них своим величием, блеском и скоростью! А сейчас главное — согреться…
Ласковое дыхание тепла разморило женщину. Внимательнее присмотревшись, поезд увидел, что она на самом деле намного лучше, чем выглядела там, во мраке. Синева под глазами, вероятно, была от побоев — на маленьких станциях хулиганья хватает. Но если не судить столь строго и приглушить освещение в вагоне, женщина спокойно может сойти за красавицу. Мы слишком придирчивы к слабой половине человечества, ворчит себе под нос старый Ночной поезд. Не будь этого, мир был бы полон красивых женщин.
— И все же, вам куда? — осмелился спросить ее поезд, но тут же пожалел о своем вопросе: он прозвучал бестактно. На нетактичный вопрос он получил до наглости лживый ответ, какого ему давно не приходилось слышать:
— Как вам сказать… Увидев поезд, я подумала: а почему бы мне не попутешествовать? С тех пор, как я помню себя, все мечтала о поездке в таком вот старом пульмановском вагоне, наподобие тех, что возят уголь, от них так и веет романтикой… Знали бы вы, как надоели мне эти электрички — у них ничего не осталось от романтичных поездок на паровозе.
— Ту-у-у! — загудел старый поезд, обычно извещая этим сигналом о вхождении в туннель, о приближении к неохраняемому переезду или просто о своем настроении.
Когда состав вышел из туннеля, за окнами не стало светлее, зато прояснилось сознание старого Ночного поезда, и он понял: ложь иногда очень ласкает слух.
— Куда бы я ни направилась — в Варну или Неаполь, хочу ехать по-человечески. Иначе лучше сразу же отказаться от задуманного и пойти… ну вы сами понимаете, куда. Хочу чувствовать, что я еду, а не то, что меня везут.
Ночной поезд подумал: «А она, как видно, не такая уж дура».
Женщина принялась подбрасывать уголь в открытую топку: у Ночного поезда сразу потеплело на душе, когда он услышал, что нет ничего приятнее запаха угля и — представьте себе — звука паровозного гудка, ночной игры светлячками вылетающих из трубы искр, облаков дыма и пара. Много прожил и многое повидал на своем веку Старый поезд, ему приходилось даже унижаться до положения маневренного. Но никогда еще никто не говорил ему таких приятных слов. А ведь он чувствовал: лжет она ему без зазрения совести, как цыганка. Но, положа руку на сердце, гораздо приятнее слушать сладкую ложь, чем горькую правду.
И старый Ночной поезд охватило желание сделать что-нибудь приятное для этой женщины. Что-нибудь кавалерское, благородно-старомодное. И он робко обратился к ней:
— Так, может, я не совсем понял, куда вы едете?
— Я? — Женщина соблазнительно улыбнулась. — Если и скажу, что от этого изменится? Все равно ничем не сможете помочь…
— Ну, зачем же так? — В тоне Ночного поезда чувствовались нотки уязвленной гордости.
— Хорошо, скажем, я еду в Венецию…
В таких случаях, не сбавляя хода, поезд не теряется:
— Венеция… Венеция… Через Белград, Риеку, Болонью, Париж…
— Вы хорошо знаете расписание. Ну и что из этого?
Старый Ночной поезд вскипел, злобно прошипел и выпустил струю пара под колеса. Почувствовав его обжигающее дыхание, сухая стерня у дороги удивилась: «Что с ним случилось? В этом месте он никогда не выпускал пар». Не ведомо было стерне, что происходит в душе Ночного поезда, она была слишком занята своей особой, чтобы понять всю сложность волнующих его проблем. А понять его было совсем нетрудно: можно ведь иногда вскипеть поезду, который вот уже много десятилетий только и знает, что перевозит кирпич, молотилки, цемент да солому, особенно тогда, когда речь заходит о таких отвлеченных вещах, как Венеция. И даже захотеть поехать в эту Венецию. Просто так — взять и поехать. Назло всем. Потому что он — поезд. Потому что рельсы для всех общие: возьми и поезжай.
В этот миг Ночной поезд старался не думать, что гнать с такой высокой скоростью, какую развивают нынешние поезда, для него опасно. И угля ненадолго хватит, а где еще после Бяла-Паланки придется заправиться — не известно. И еще много о чем он пытался не думать.
Однако Венеция, гондолы, серенады… Красота! Дыхание веков. Запах воды.
Он вздохнул.
— На земле немало счастливцев, но мы, к сожалению, не из их числа. Так что путь в Венецию нам заказан.
— Тогда к чему эти ваши вопросы? — Женщина закинула ногу за ногу.
Ноги ее были хороши. Так и хотелось их погладить, но поезд не осмелился это сделать и лишь вздохнул.
И женщина интуитивно почувствовала, что в чем-то допустила оплошность. Поэтому попыталась загладить свой промах и нежно провела рукой по табличке с надписью, запрещающей высовываться из окна.
— Вы плачете? — спросил старый Ночной поезд, на что она ответила:
— Не обращайте на меня внимания.
А ведь ее приглашали в Венецию. Много раз. Нужно было только согласиться. А она решилась едва сейчас. Но поезд, оказалось, не шел в Венецию.
— Я ведь еду в Горна-Оряховицу, в свое депо…
— Как в Горна-Оряховицу? — чуть не подскочила женщина. — С какой это стати в Горна-Оряховицу? Меня никто не предупредил, что этот поезд… Да и что я там буду делать?
Положение было настолько глупым, что Старый поезд не знал, смеяться ему или жалеть несчастную. Женщина было не первой молодости, над такими легко смеяться. А их надо жалеть…
— Как бы мне ни хотелось, но, к сожалению, ничего не могу поделать — расписание, — начал оправдываться поезд, — сами понимаете, какой-то порядок все же должен быть…
— Нет ничего невозможного, было бы только желание…
— Эх, — вздохнул Старый поезд. — Это у вас, людей, оно так, а у поездов иначе…
— Не разубеждайте меня, пожалуйста, очень вас прошу. Все вы одним миром мазаны: наобещаете золотые горы, Венецию и Гавайские острова, а потом оставляете нас посреди дороги. Спрашивается, почему? Да потому, что вы и сами не знаете, чего хотите от этой жизни, к чему стремитесь, вот почему.
Гудок Ночного поезда снова разрезал тьму. Уж он-то знает, к чему стремится. Боже мой, эти женщины могут сбить с панталыку даже поезд.
— Хорошо, успокойтесь, что-нибудь придумаем. И в самом деле: можно сделать крюк через Троян… Нет, в Трояне, кажется, пути в ремонте… Тогда через Дыбово… Где же надо повернуть на Дыбово, существует ли все еще эта линия или нет?
— Хотите знать, почему вы не экспресс?
— Конечно, хочу. Наверное, потому, что отказываюсь везти вас в Карлово.
— А мне туда и не надо. Вы не экспресс потому, что слишком осторожны и считаетесь со всем на свете.
— Кто это считается? — вскипел поезд. — Это я-то считаюсь? Ведь вы же совершенно меня не знаете…
Старому честному поезду стало больно от ее слов, но все же он задумался: а может, дамочка и права? И вправду, на протяжении всей своей долгой жизни он неизменно считался со всем и вся. Другие стремительно мчались по блестящим стальным рельсам, колесили по континентам и полушариям, а он, как заводной, маневрировал туда-сюда, перевозя солому и бревна, изредка к нему прицепляли пульмановский вагон, но чаще всего состав ездил без этого вагона. Да, права была эта синяя ворона, сначала показавшаяся ему такой маленькой и жалкой, которая потом, обогревшись и придя в себя, стала клевать в самое больное место.
Старый Ночной поезд сбавил ход и остановился.
— Какая это станция? — спросила женщина с тревожной ноткой в голосе. Как каждой женщине, ей было присуще сильное чувство интуиции.