Но Инспектор очень хорошо знал. Итак, логическая задача была решена: виновник несостоявшегося представления — его милость!
Он попрощался с директором. До отправления поезда оставалось полчаса — слава богу, не придется пить кислое пиво в вокзальном буфете.
МИР ВАМ!
Мой дед Нако был очень умным человеком.
Он пас коров и был гол, как сокол, ибо знал: рано или поздно у тебя отберут и последнее. Потому он крепко держался за рюмку, чтобы ее кто-нибудь не отнял. И никто ее не отнял. Плохо то, что, пока человек одумается и возьмется за серьезное дело, распростившись с рюмкой, утечет немало воды, пройдут созвездия лет. И все это время люди будут счастливо жить в своих полных достатка домах, не думая о том, что настанет день, когда у них отнимут эти дома, сделают их этнографическими музеями, посетители которых будут ходить в войлочных тапочках, заплатив за входной билет двадцать стотинок.
Мудрость жизни мы называем созвездием, а его звездочки — словами. Эти звездочки служат путнику ориентиром. А для тех, кто предпочитает сидеть дома, это просто небосклон, усеянный звездами, и только. За ваше здоровье!
Однажды мой дед приходит в свой ветхий домишко, пастушью резиденцию, и говорит бабушке.
— Ухожу на войну.
Видимо, это были времена, когда велись войны то за объединение Болгарии, то за ее расчленение — всех не упомнишь — им все еще не дали точных названий.
Как и полагается в таких случаях, бабушка моя расплакалась. Правда, дед был непутевый человек, пьяница и помощи от него никакой, но все же неприлично было с ее стороны не проронить ни слезинки, когда муж на войну идет. Такую судьбу уготовили звезды женщинам, такова женская доля. Поплачь, поплачь, милая, не скупись на слезы, ведь были и хорошие дни в твоей жизни.
— Надо бы поросенка заколоть! — сказал дед. — Плевал я на дом и на все, что в нем есть! Все равно умирать!
Она не возразила, потому что, во-первых, в те времена женщины очень редко осмеливались возражать своим мужьям, а во-вторых, потому что у них не было поросенка. Просто деду захотелось пустить кровь, но кому — и он не знал. Вот он возьми да и скажи про поросенка. С таким же успехом дед мог сказать о воле. Даже о нескольких волах.
Не знаю, приходилось ли когда-нибудь вашей милости отправляться на войну, дабы знать, что именно в таких ситуациях следует объяснить. А ситуация такова, что, с одной стороны, тебе хочется оставить после себя хорошие воспоминания, а с другой — ты уверен: лично тебе от этих воспоминаний ни жарко, ни холодно. В душе наступает такое замешательство, что появляется желание отыскать дружков и посмотреть, чем они в это время занимаются. А что могли делать дружки моего деда, кроме как сидеть в корчме. Там они и сидели. Не только сидели, но и пили. Как подсел к ним мой дед, к выпивке добавились песни, и пошло веселое застолье, корчма гудела, собаки лаяли, царил неизменный в подобной ситуации душевный подъем.
Милое, дорогое сердцу селение! Взять бы твой чистый воздух и тишину, а другому отдать блох, вшей да кисловатый запах квашни. А мне лично достаточно только рыбы из прозрачных заводей.
— Только и знаем, что едим и пьем! — говорили крестьяне. — От того-то и прет на нас ворог, что некому против него подняться!
— А вот Нако идет сражаться.
При этом люди с опаской оглядывались, не то что теперь. Сильны и возвышенны в то время были слова о борьбе и отмщении, не то что ныне. Сейчас мы трубим о борьбе за чистоту, а улицы не подметаем. Не жнем хлеб, но битву за хлеб ведем. А тогда люди не смели даже и подумать о таких сильных словах.
— На чем же ты думаешь на войну ехать? На осле, что ли? — полюбопытствовал кто-то.
— А на чем же другом? — ответствовал дед. — Не на своих же двоих. Разумеется, на осле.
— Раз некому дать тебе коня… — сказал один. И чуть было не предложил: «Возьми моего, прими от всего сердца». Ан нет, сидит себе, винцо потягивает и о коне ни гугу.
Другие сидят, всматриваясь в свои душевные небосклоны, пытаясь разгадать предсказания звезд. А звезды предсказывали, что не ко времени война надвигается. Хлеб еще не убран с полей, скот на горных пастбищах. Надо бы откупиться. Только у Нако Добрина нет ломаного гроша за душой, потому он и идет воевать. На осле отправляется человек, но все же в бой. Может, пьяница он, такой-сякой, зато единственный во всем селе воин. А вы, ваша милость, пошли бы на войну? Интересно было бы посмотреть…
— Вот в такие моменты и познаются люди! — сказал Вуто Лалинский. — Мы считали тебя самым что ни на есть пропащим человеком — ты не обижайся, бай Нако. Пастухом тебя считали, пастухом ты и был, а оказалось, что сейчас ты идешь сражаться за всех нас, защищать нашу честь, так сказать, честь всего села. Угощаю вас по этому случаю по стопарику.
А Петко Кокошара, который не посмел предложить деду своего коня, произнес:
— Пьем мы тут и в ус не дуем, а выходит, что во всем селе коня не нашлось, чтобы как положено человека проводить на войну. Позор всем нам за это!
— А что ж ты своего не дашь?
— Думал я о своем мерине. Но хромой он у меня и глазом косит. Иначе я бы первый предложил.
— А у моей лошади одышка.
— Ну, конечно, как припрет, так сразу одышка… Угощаю всех по стакану вина, — сказал дед.
— Смотри, не посрами там нас, Нако! — напутствовал другой селянин. — Доблестно сражайся с турками, слышишь?
— Молчал бы уж лучше. Если так много знаешь, поезжай вместе с ним да покажи, как надо воевать, — вставил Петко Кокошара.
— А что же ты не едешь?..
— Пришлют повестку, сразу поеду, ты как думаешь?
— С повесткой-то каждый может! Тоже мне, открыл Америку! Ты вот добровольно, как Нако Добрин, поезжай, тогда я скажу, что ты за человек!
— А разве Нако Добрин не получил повестки?
Выяснилось, что и в самом деле у моего деда не было повестки, и он отправлялся на войну, движимый энтузиазмом, по собственному желанию.
Чем дело кончилось, я не знаю, такие подробности с годами выпадают из памяти. Но на небосклоне моего села появилось созвездие слов и обстоятельств, которые слово за словом, звезда за звездой предсказывали судьбу моего деда Нако, который чуть было не ушел на войну.
И он бы ушел, но в том тысяча девятьсот пятом году, оказывается, войны не было.
Эта новость облетела все село, которое пришло в сильное возбуждение. За ним последовало возбуждение уголовного дела и следствия. Следствия в связи с тем, что мой Знаменитый Дед, которого далее буду называть ЗД, по своему усмотрению пошел на войну, чем привел в замешательство своих сельчан.
Многое надо рассказать, чтобы вызвать у вас интерес к этому рассказу. Придется воскресить в памяти картины тех лет: маленькая сельская площадь, окруженная пивнушками и торговыми лавками, перед которыми висели облепленные мухами говяжьи туши. Вспомнить и мясников с ножами, отгоняющих мух, и босоногих ребятишек — разносчиков кофе на медных подносах. Восстановив в памяти эти картины, вы, может, лучше поймете, что заставило нашего судью-следователя или прокурора, изнывавшего от дикой скуки, а может, беспросветного похмелья, заняться моим ЗД и подвести его под удары закона. Надо также очень хорошо знать законы, чтобы понять всю нелепость той ситуации. Во-первых, нет такого закона, который бы запрещал людям идти на войну. А во-вторых, есть закон, который наказывает каждого, кто старается увильнуть от этой обязанности. Но не существует закона, согласно которому человека наказывали бы за то, что он собрался идти на войну, которая еще не объявлена, при этом по причине, не зависящей от обвиняемого, то есть подследственного.
Многое нужно знать, в самом деле многое, и тогда этот рассказ вызовет у вас улыбку. А люди не улыбаются, потому что многого не знают, но не хотят себе в этом признаться.
Короче, нанял ЗД адвоката.
Адвокат в это время читал книгу Мигеля де Сервантеса Сааведра и думал про себя: «Чьей жертвой был Дон Кихот? Жертвой рыцарской литературы. Чьей жертвой стал мой клиент? Жертвой литературы эпохи национального Возрождения и, в частности, произведений, рассказывающих о борьбе с султаном».
Встретившись со своим клиентом, то есть ЗД, адвокат убедился, что дело обстоит именно так, как он и думал. На следствии ЗД заявил, что пошел на войну, чтобы покарать султана и отрезать ему голову.
Узнав это, деда оправдали и дело закрыли, но адвокат остался не доволен таким решением и, в свою очередь, решил судить государство за нанесенный ему моральный ущерб.
Тут как раз не мешает вставить главу, которая поясняет, что
Зная это, я с детства твердо уверовал в следующее: суд господень — ничто по сравнению с тем страшным судом, который чинят над местным населением. Если и вправду когда-нибудь наступит Страшный суд и придется судить миллионы, миллиарды живших в разные эпохи людей, то, без сомнения, этот процесс будет вестись по самой краткой процедуре: на каждую человеческую душу отведут не более одной-двух минут.
Судебные процессы в моем родном крае были бескрайними и запутанными, как говорится, без начала и без конца. Поэтому, если придется писать историю человечества, она будет звучать примерно так:
Адам осудил господа бога за нанесенное ему среднее телесное повреждение, и в наказание ему дали Еву, заставив при этом возместить убытки по делу. Однако, недовольный таким приговором, Адам завел новое дело, но проиграл его, за что был изгнан из рая без права на обжалование. Потом родился Каин. Каин убил Авеля. Ева завела дело о возмещении убытков, а Адам — дело об убийстве. Потом Каин отдал под суд своих родителей за присвоение имущества и клевету.
Именно тогда мой ЗД завел дело против князя Фердинанда Саксен-Кобургготского, родом из Вены, монарха Болгарии.
В результате судебного разбирательства нашего ЗД назначили лесником и полевым сторожем села Гурково. Но люди никогда не смогут понять значение этого факта, более того — истолкуют его как крайне несерьезное, если не узнают кое-какие подробности, о которых мы намереваемся рассказать далее.