– Она ждет в машине на улице, – сказала Вал Джастину и лукаво ухмыльнулась. – Ручаюсь, такой ты ее еще не видел.
– Она любит преподносить сюрпризы, – пробормотал Джастин.
Когда плюхнулся на заднее сиденье автомобиля, то понял намек Вал. Мэй – во всяком случае, он предполагал, что это именно она, – была укутана, как мумия, в буквальном смысле слова. На нее надели аркадийское платье из плотного и тяжелого материала. Впрочем, наряд разглядеть не получалось, потому что поверх него свисало толстое покрывало, укрывавшее Мэй от макушки до пят. Правда, оно оставалось достаточно просторным, чтобы она могла свободно двигать руками и ногами. Кстати, на ней были еще и перчатки. Лицо прикрывала ткань потоньше, но она тоже не просвечивала, и Джастину оставалось лишь надеяться, что Мэй хоть что-то видит через завесу.
– Я почему-то думал, что оно будет черное, – сказал Джастин. – Но похоже, черный им кажется слишком крикливым.
Одежда была пыльно-серого оттенка.
– Они хотели обезобразить меня по максимуму, – послышался глухой голос Мэй. – На случай, если надевание хламиды и стесненность движений не помогут.
Машина тронулась и влилась в поток. Джастин наклонился к водителю, чтобы спросить, сколько им ехать до храма. Причем спросил на китайском.
– Простите? – встрепенулся тот.
Джастин перешел на английский:
– Извините, задумался. Сколько нам ехать?
– Десять минут.
Джастин часто бывал в провинции, но живые водители вместо компьютера за рулем всегда поражали его воображение. Разве можно в здравом уме и твердой памяти доверить управление автомобилем человеку? Однако только в РОСА и ВС прогресс зашел так далеко, что транспортом управляли компьютеры, а машины не ездили на бензине. Кстати, его запах всегда раздражал Джастина. Но сейчас, откидываясь назад, он почувствовал себя хитрецом из хитрецов.
– А этого они не учли, – сказал он Мэй по-китайски.
Хотя им редко пользовались в РОСА, все дети учили его в школе, так же как в школах ВС зубрили английский.
– Им надо приставить к каждому джемману по человеку, знающему китайский.
– А может, он притворялся, что не знает его?
– Вряд ли. Я же видел его лицо. Но уверен, что в усадьбе Карла по крайней мере один солдат из тех, что слоняется по коридорам, владеет им.
– Наверное, – согласилась Мэй. – А когда вы уехали, они расслабились и отправились на отдых. Нас не принимают всерьез.
Джастин посмотрел на водителя и мудро понизил голос. Мало ли что – осторожность никогда не помешает.
– Как та девушка? Она наложница, да?
– Ее зовут Ханна, – ответила Мэй. – И она всего шесть месяцев как с ними живет, но это – не первый ее конфликт с Джаспером.
– В смысле? Она настолько злонравна, что постоянно пытается завлечь его своими пагубными чарами?
Мэй помолчала, и Джастин догадался, что она нахмурилась – затянутые в перчатки руки сжались в кулаки.
– Думаю, его завлекает любое существо женского пола. Он просто стоит над нами и смотрит, как мы работаем: на кухне, в столовой… везде. Говорит, что надзирает за нами и следит за порядком, но мне понятно, что у него на уме. Его старший брат Уолтер раньше тоже бросался на девчонок, но после помолвки с ним стало полегче. Уже само обещание секса смягчает нравы здешних мужчин.
– Точно. У бедняги Джаспера – сексуальная фрустрация, а батюшка всех баб под себя подгреб, – хмыкнул Джастин и встревожился: – Он же вам не угрожал?
Мэй отрицательно покачала головой:
– Он не осмелится. Во всяком случае, если его не спровоцировать, а мы ничего себе не позволяли. А Ханна играет роль жертвы и, похоже, это знает. Равно как и несколько других женщин. Они стараются держаться подальше от сыночков и не оставляют ее одну. Если, к примеру, Джаспер ее изнасилует, она будет виноватой. Ее побьют, продадут или даже казнят. Мерзость какая! Куда ни посмотришь – сплошное уродство.
Джастин ничего не сказал – а что он мог возразить? Соврать и заявить, что все будет хорошо? Напомнить, что она сюда сама напросилась? Бесполезно! Так или иначе, разговор пришлось прервать, потому что они подъехали к храму. Увидев его, оба буквально онемели – совершенно по разным причинам.
Хотя закон РОСА теоретически признавал свободу совести, от верующих ожидали, что они не будут особо попадаться на глаза окружающим. Если церкви возводили в старом классическом стиле – то подальше от крупных городов. В густонаселенных районах богослужения проводили в современных симпатичных деловых центрах, чтобы не привлекать излишнего внимания. Самой посещаемой организацией оставалась Церковь Человечности, а она была полностью светским учреждением и устраивала службы, на которых проповедовались сугубо социальные ценности.
Но Храм Нехитимара затмевал импозантный собор Церкви Человечности! Сам Капитолий ему в подметки не годился, даже если считать пристройки из новодела. Храм занимал площадь нескольких городских кварталов – Джастин не смог сосчитать, скольких, столь огромным было сооружение. Они с Мэй замерли на тротуаре и с открытыми ртами таращились на невероятные шпили и потрясающую отделку фасада. Тот был изукрашен золотом и драгоценными камнями, что составляло странный контраст с обветшалыми домишками и неопрятными прохожими. Однако вокруг храма несли охрану увешанные до зубов оружием солдаты, и самого их вида было достаточно, чтобы отвратить вора от мысли посягнуть на божественные сокровища.
– А для чего так много помещений? – спросил Джастин водителя по-английски. – Ведь не для молитвы же!
Тот кивнул на подходившего к ним человека:
– Спросите его.
– Доктор Марч?
Молодой человек носил серо-синюю форму церковного служителя.
– Я – дьякон Хансен, мне поручено отвести вас к Его Святейшеству.
Юноша явно не замечал Мэй, и Джастин решил, что не стоит знакомить их друг с другом. Поэтому он просто спросил то же самое Хансена, который вел их вверх по лестнице.
– Наш храм – исключительное место! – сообщил он. – Здесь проводятся службы, открыта приходская школа, а еще тут живут священники. Мы рады всем верующим в Нехитимара!
Он прервал свои объяснения и оглянулся назад, обнаружив, что гости отстали. Мэй плелась в своем коконе из платья и туго замотанного покрывала. Джастин решительно наплевал на ее чувства – пусть потом жалуется, что она и сама могла справиться! – и подхватил ее под локоть. Не хватало еще, чтобы она упала! И если аркадийцы хотели изуродовать женскую походку, у них это получилось. Мэй, грациозная красавица, прекрасно подготовленная физически, еле ковыляла по ступеням. Хансен недовольно скривился: то ли из-за того, что на аудиенцию с Великим Учеником дозволено идти женщине, то ли увидев, что Джастин решил ей помочь.
Джастин обнаружил, что Мэй – не единственная женщина в храме, однако лишь ее удостоили чести присутствовать на будущей аудиенции с Его Святейшеством.
Когда они прошли через громадные двери, то оказались в просторном зале с высокими сводчатыми потолками и фонтаном, бившим на высоту двух этажей. На стенах висели изображения аркадийских святых, Нехитимар выделялся среди них огромным ростом. Перед образами сгрудились верующие, в том числе и редкие женщины. Они оставляли здесь свои приношения: свечи, цветы, ладан, хлеб. В дальнем конце молодые люди в храмовой униформе продавали эти дары выстроившимся в длинную очередь прихожанам.
– Все подношения Нехитимару и его сподвижникам должны быть освящены и иметь подобающий вид, иначе – никакого благословения, – произнес Хансен, обратившись к Джастину.
Хансен взглядом показал на изображение женщины в просторном ниспадающем одеянии и широкополой шляпе с цветами. Она склонилась у ног рослого Нехитимара. Перед иконой стояли на коленях аркадийки с белыми орхидеями в руках, да и пол вокруг них был устлан белоснежными цветами. Джастин отметил, что прихожанки были весьма скромного достатка, но не носили покрывал, как Мэй. Ткань их одеяний выглядела грубой, а сами наряды – весьма примитивно сшитыми, словом, они были одеты гораздо проще, чем женщины Карла. Но его семья принадлежала к элите, а здесь собрались простые граждане Аркадии.
– Святой образ супруги Нехитимара, Хирианы Плодоносной, – пояснил Хансен. – Он благословил ее множеством детей, и она – заступница перед Нехитимаром для тех, кто страдает от бесплодия. Ей приносят обильные подношения.
– А скажите, – заинтересовался Джастин, – если кто-то принесет не орхидею, а другой цветок?
Хансен едва не онемел от возмущения:
– Как можно! Это святотатство! Такие цветы тут же уберут, и Хириана попросит Нехитимара проклясть и их, и дарителя! О нет, никто не рискнет оскорбить святую!
– Логично. Однако эти орхидеи стоят дорого и к тому же редки – даже там, откуда я родом. Не все смогут добыть такой цветок…
– Вот поэтому-то мы и приходим на помощь благочестивым людям, – сказал Хансен, и черты лица его разгладились. Он кивнул в сторону продавцов: – Цветы можно купить у них. На самом деле такие орхидеи продаются только в храмах, освященные и полностью соответствующие церковным правилам.
Джастин согласился:
– Действительно, очень удобно.
«Для храма удобно, – подумал он про себя. – Держу пари, остальные «официально разрешенные» приношения для святых подвижников только здесь продаются. Здорово устроились – деньги рекой текут. И вход тоже платный».
«Для тебя – бесплатный, – заметил Гораций. – Чего ты жалуешься?»
Хансен решил, что Джастин вполне удовлетворен ответом, и повел их в глубь зала, к двери с табличкой: «Только для клириков и сотрудников храма». Дверь явно уступала в размерах помпезному главному входу в святилище. А еще на ней красовалась надпись: «Женщинам вход строго воспрещается».
Хансен повел их через запутанные галереи, по которым имели право ходить только служители храма. Некоторые из них в ужасе смотрели на Мэй, но Хансена, похоже, все знали, и обошлось без лишних вопросов. Коридоры были богато отделаны – прямо как главный зал храма. Но Джастина поразила не показная роскошь, а громадность инфраструктуры, ради которой все это построили.