Пайгамбар улыбнулся и посмотрел на меня как на малахольного, помолчал немного и ответил:
– Боги простили наш народ, но лишили знаний и древней магии, а также назначили сроки избавления от наказания, указали на пришельца, который поможет нам… отец моего отца рассказывал, что его отец участвовал в походе освобождения. Видишь эти каменные стены?
– Да, обратил внимание.
– Это останки первого Шахара… с ними погрузился в болото и старый Храм Предков, на серых камнях которого было начертано пророчество о Бэли. Потом это пророчество передавалось от шамана к шаману, из поколения в поколение… Много лет назад земля вскипела и задрожала, чатраки рушились и погружались в болото, те, кто выжил, решили покинуть Шахар, не дожидаясь Бэли, почти все шаманы были убиты, и мой народ, ведомый вождем, обезумевшим от горя, отправился на север… Занять северные границы княжества было просто, было мало людей, что их охраняло. Но мой народ не знал, как жить в тех землях, в холоде и без запасов, у них не было лошадей, дозоры, что стояли вокруг нанятых земель, замерзали… Князь Трехречья собрал большую армию, и была битва… Безумный вождь к тому времени успел построить цитадель, но княжеская армия была многочисленна и сильна, цитадель окружили и взяли в осаду. Предки долго сражались, у них был узкий выход к болотам, по которым из Шахара приходила помощь, еда и вода. Но наступила весна, лед растаял, а спустя месяц цитадель пала. Мой народ снова отстроил Шахар и повиновался заветам Предков. Теперь набеги на северные границы княжества – это лишь ритуал посвящения в воины всех тех, кто отпраздновал свою восемнадцатую осень. Выживают не все, но воины рождаются в бою, а не в ратных поединках с деревянными мечами.
– Ты сказал о сроках…
– В пророчестве сказано: «от прихода Бэли только одно лето, затем Шахар превратится в кипящий котел».
– Да уж, – я поскреб бороду, – получается, до лета вы должны покинуть Шахар.
– Ты поведешь нас.
– Ну да, под стоящие на границах гарнизоны, под кавалерию, закованную в броню, и под хартских лучников и копейщиков… одной пехотой?
– Не понял.
– У вас только пешие воины?
– Если удается в набегах взять лошадей, мы их приводим сюда, но приносим в жертву Хозяину болот. Здесь нет пастбищ и лугов, негде держать и нечем кормить лошадей… да, у нас только пешие воины, но они могут долго и далеко передвигаться бегом.
– По колено в снегу?
– Нет, конечно нет.
– Ну да, а кто сказал, что будет легко, – это я сказал больше себе. Вытряхнул трубку, постучав по подошве сапога. – Раз своим появлением я запустил процесс исхода, то надо думать… крепко думать. Хорошо хоть, боги сжалились и не запустили процесс исхода наступившей зимой. Сколько воинов у вас?
– Пятьдесят сотен, но есть еще женщины, прошедшие ритуал зимних набегов.
– Не густо… – у меня на голове даже волосы зашевелись от осознания того, чем закончится исход этого народа на юг.
– Я чувствую твой страх, но ты не должен бояться повести нас, и если это успокоит тебя, то я видел свой народ, живущий вдоль проток на юге и по берегу большого озера.
– Где видел?
– Во сне, мне снятся сны о будущем.
– А сколько твоего народа погибло, перед тем как расселиться по протокам, тебе во сне не показали?
– Только исход имеет значение, даже если спасутся немногие, то мой народ к этому готов, давно готов.
Со стороны гор ветер принес прохладный воздух и прогнал туман, начал срываться снег, который тут же таял. Я поежился и предложил вернуться в улей, а разговор этот продолжить уже завтра и в присутствии вождя.
Юго-восточные границы княжества
На постоялом дворе торгового каменка на границе княжества и хартских земель было немноголюдно. Зимой торговые обозы нечастое явление, но из-за того, что протоки сковал лед, кроме торговцев, здесь останавливаются и путники. Они дожидаются, когда соберется вереница из нескольких саней, чтобы двигаться дальше, не опасаясь диких зверей в Красном лесу и разбойничьих шаек. Здесь же можно и воспользоваться услугами наемников для охраны, если позволяет кошелек. Харчевня при постоялом дворе тоже, можно сказать, пустовала, а одна шумная компания местных купцов и трое проезжих – не в счет. В лучшие времена тут не протолкнуться, и две дюжины столов не пустуют.
– Иди, разбуди постояльца… спит и спит, – необъятных размеров хозяйка харчевни обратилась к скучающему у заледеневшего окошка служке. – Слышишь? Скажи, чтоб ужинать шел, специально для него очаг растапливать не стану!
Конопатый рыжеволосый мальчишка лет десяти перестал ковырять пальцем наледь окошка и нехотя побрел к узкой лестнице наверх, упиравшейся в темный и длинный коридор, в котором даже лампадку не зажигали – двери в незанятых комнатах открыты, и света достаточно.
– Эй, – мальчишка повернулся спиной к двери и постучал пяткой в тяжелую дверь, – хозяйка на ужин зовет, говорит, если не спустишься сейчас, то потом мерзлое есть будешь! Слышишь? Эй!
В очередной раз пятка не долетела до цели, мальчишка потерял равновесие, но сильные руки придержали его за плечи.
– Спасибо, сейчас спущусь, – Тарин потрепал мальчишку по волосам, – что на ужин?
– А не знаю я… – ответил мальчишка, уже припрыгивая по коридору в сторону лестницы, – пахло мясом вроде…
Тяжело опустившись на кровать, Тарин пододвинул тумбу, на которой стояли медный таз и кувшин с ледяной водой. Не решаясь приступить к умыванию, бывший воевода и изгнанник медленно намотал портянки, натянул сапоги, поморщившись на отозвавшиеся болью заживающие раны. Наконец, взбодрившись после умывания, Тарин надел меховую безрукавку и, критически посмотрев на пояс, перевязь и колчан, лежащие у кровати, ограничился лишь широким боевым ножом, ножны которого сунул за сапожище.
– Ты так все ноготки спустишь, нужного обоза ожидаючи, а задарма кормить не буду! – вместо пожелания доброго вечера сказала хозяйка Тарину. – Сегодня опять не было никого.
– Ноготков хватит, – Тарин бросил на стойку перед очагом две серебряные монеты, это за ужин и еще за завтрашний постой и завтрак.
– Без обеда?
– Завтрак сытней сготовь, спать буду, потом ужинать.
– Дело твое, иди, садись, сейчас подам… – хозяйка придавила ножом скворчащее в сковородке мясо, которое разогревала уже не в первый раз.
Тарин присел за стол в углу харчевни, чтобы хорошо видеть присутствующих, а также входящих.
После ужина задумчиво пыхтя трубкой, Тарин услышал с конюшни звуки – прибыл какой-то обоз. Хозяйка засуетилась, подкинула в очаг поленьев и встала у него, подбоченившись. Спустя некоторое время дверь в харчевню распахнулась, ветер задул внутрь холод и поземку, вошли семеро. Раскрасневшиеся с мороза лица, одеты просто, но недешево – харты. Гости поклонились богам, после чего поздоровались со всеми присутствующими и с хозяйкой лично.
– С ночлегом, или только поужинать?
– Вьюга разгулялась, да мороз крепчает, переночуем, – ответил один из гостей, вероятно старший, снял шапку и кафтан, подбитый мехом.
Судя по разговорам хартов, которые присели через стол от Тарина, они ехали из Городища домой, в большой каменок, в народе – Кузнечный, который когда-то был столицей хартов, да по сути ей и остался. Тарин терпеливо дождался, когда вся компания поужинает, а потом подошел к ним и представился. Представился так, как раньше:
– Наемный охранитель Тарин. Не найдется ли у уважаемых купцов места в обозе? Оплаты за свои услуги не попрошу… уже вторая неделя пошла, как попутного обоза в Кузнечный ожидаю.
– Место есть, – повернулся к Тарину старший из хартов и внимательно осмотрел наемника, – и от охраны не откажемся… еще бы, сам воевода княжеский нас охранять будет.
– В изгнании я и не воевода более.
– Знаю… ходят по посаду разговоры разные, а тебя я сразу узнал, ты приезжал к нам прошлым летом с заказом княжеским на ковку.
– Так что, охранителем до Кузнечного возьмете?
– Возьмем… двинь лавку, садись, выпей меда с нами.
Глава двадцать вторая
Долина болот. Шахар
– Сдюжил? – Дарина лежала рядом на циновке и смотрела на меня своими большими, бездонными глазами, я даже отражение своего лица в ее зрачке разглядел.
Она вернулась в комнату под утро и «приняла вахту» у Пайгамбара, хотя если быть честным, я слышал сквозь сон, как она настойчиво его «попросила».
– Да, сдюжил, – я улыбнулся и поцеловал ее, – давай поедим, есть очень хочется.
– Испугалась я, до льда в руках… думала, не сдюжишь.
– А когда тетушка твоя обряды вершила надо мной, не боялась?
– Так то тетушка, – Дарина села на циновку, свет утреннего яркого солнца из маленького окошка осветил ее лицо, и она смешно зажмурилась.
– Так, значит, – я тихонько ущипнул ее за бедро и тут же получил тычок в живот, после чего скривился и «бездыханно» замер, закатив глаза.
– Никитин! Брось баловать и вставай, коли есть хочешь.
Завтракали в компании вдовой соседки и ее замечательных детишек, все мальчишки, погодки от восьми до двенадцати лет. С трудом дождавшись, когда я разберусь с завтраком, детвора облепила меня, трогали волосы, дергали за усы и бороду и, широко раскрыв глаза, разглядывали амулет из зуба болотного кота.
– Вот, терпи, – улыбалась Дарина, – они вчера то же самое со мной вытворяли.
Соседка, красивая светловолосая женщина около тридцати, тоже внимательно рассматривала меня, конечно, не так настойчиво, как ее дети, но все же с интересом.
– Бэли, когда ты поведешь нас на юг? – вдруг спросил самый младший сын вдовы, бесцеремонно забравшись мне на колени.
Хорошее настроение, что было с утра, мгновенно улетучилось, я снова детально вспомнил ночной разговор с молодым шаманом, но не подал вида и, погладив мальца по голове, ответил:
– Как только все будут готовы.
– Мы готовы! – мальчишка соскочил с коленей и побежал по периметру комнаты, попутно схватил у скрученной циновки маленький деревянный меч и поскакал дальше, размахивая им над головой, братья понеслись за ним. Они все выкрикивали: