– Никаких гостей? Даже случайных попыток проникнуть или связаться?
Она изучила журнал телепортов. С тех пор как башня стала местом, где держали особых пленников, ее посетил только лорд Сыма Шикай.
Семейства Карха больше не существовало. В их башню, внешне не защищенную, можно было попасть только по лесенке, которую приходилось спускать из дверей с высоты двух этажей над улицей. Башня была неуязвима для обычных городских угроз – мятежей, завистливых соперников и местной политики. Никто не рассчитывал, что она сможет противостоять войсковым операциям.
Лейн Шэ наконец собрался с духом.
– Добрый вечер, кандидат, – сказала императрица. – Похоже, твои журналы в полном порядке.
– Благодарю, о небесная.
Мгла ошеломленно взглянула на него. Он что, насмехается? Никто не использовал этот титул с тех пор, как ее отец и его брат-близнец, Принцы-Чудотворцы, свергли своего отца. Небесным в числе многих прочих титулов называли Туана Хуа.
– Я – не мой дед, кандидат. Расслабься. Я просто пришла увидеться с пленником.
– Э… с которым… великая?
– У вас тут что, их несколько?
– Семеро. Все политические.
– Мне нужен тот, что родом с Запада.
– Сюда, пожалуйста. Я распоряжусь, чтобы принесли закуски.
Она с трудом подавила злость.
– Чай и рисовое печенье. Потом проводи этих двоих на кухню и накорми как следует мясом.
Свойственная легионам дисциплина торжествовала повсюду. Никто не оспаривал ее решение увидеться с пленником наедине. С другой стороны, никто и не считал, что императрице может потребоваться помощь.
Рагнарсону казалось, что он вполне понимает чувства заключенного в клетку тигра. И главным из этих чувств была ярость.
С тех пор как он тут оказался, прошло немало времени. Пока ему залечивали боевые раны, он заснул, а потом проснулся здесь, не имея ни малейшего понятия, как долго пробыл в забытьи. Немногочисленные надсмотрщики, которых он видел, не проявляли ни малейшего желания с ним общаться.
Неудобств он не испытывал. Его камера представляла собой овальное помещение размером тридцать на двадцать футов с одной плоской стеной. В комнате имелось три окна, за которыми открывался вид на незнакомый город. Окна выходили на север, юг и восток, и только в плоской западной стене окна не было. Все окна замуровали толстыми решетками, а также мощной магией, не пропускавшей внутрь никаких запахов и звуков. Он полагал, что сидит на высоте примерно в восемьдесят футов над землей, в некоей отрезанной от мира части города.
Лишь однажды он увидел внизу человека, и это был тервола.
Комната была обставлена скромно, но недешево. В его распоряжении имелись большая удобная кровать, стол для еды, кресла, качественные ковры и еще один стол, за которым можно было читать или писать. К столу прилагались несколько книг, набор перьев, бумага и чернила трех цветов. Тюремщики даже снабдили его перочинным ножом.
Имелась также роскошная уборная. Все отходы выносил местный персонал вместе с грязной посудой. Кормили его регулярно и вполне прилично.
В противоположных концах помещения стояли кувшины и фарфоровые чаши с ковшами. Раз в неделю наполнялась горячей водой металлическая ванна, в которой он мог помыться. Специальный слуга изгонял блох и вшей – его тюремщики не терпели паразитов.
Достаточно большим был и выбор одежды. Грязное белье уносили, как и грязную посуду, а потом возвращали чистым.
При желании он мог побриться – для этого имелось все необходимое.
Не такая уж и тяжелая жизнь. Но уйти отсюда он не мог.
Так что бо́льшую часть времени он расхаживал туда-сюда, словно тигр в клетке, и злился – час за часом, день за днем, не обращая внимания на окружающее и фантазируя на тему, какие страдания обрушатся на мир, едва ему удастся бежать.
Но о том, как в действительности совершить побег, он задумывался мало. То была задача для здравомыслящей части разума, а здравомыслящему разуму приходилось действовать в реальном мире.
Здравый смысл подсказывал, что без помощи извне ему отсюда не выбраться. Так что оставалось только ждать.
Жизнь пленника текла по неизменному распорядку. Еда появлялась в предсказуемое время, буквально искушая его: «Сооруди на этой основе хоть какой-то план бегства, дурень!» И потому, когда дверь в плоской стене открылась в неурочный час, Рагнарсон настолько удивился, что невольно попятился, выпучив глаза.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы узнать Мглу. Столь блистательно прекрасной он не видел ее никогда. Он так давно не был в женском обществе, что мужское естество отозвалось молниеносно, повергнув его в замешательство.
А потом в голове щелкнуло, и он вспомнил, что Мгла могла постареть лишь душой, но не вечно юным и прекрасным телом. Он постарался сесть так, чтобы его возбуждение не было заметно.
– Привет, – улыбнулась она. – Война близится к концу, и я решила узнать, как у тебя дела.
Встревоженный и возбужденный, он полностью растерялся, не зная, что делать. Ни бежать, ни атаковать он не мог.
– Браги! Это же я, во имя всего святого. Похоже, роль знатного пленника тебе не очень-то удается.
Веселые нотки в ее голосе рассеяли туман у него в голове.
– Успехи есть, – прохрипел он. – Относительные.
Его вполне могли швырнуть в темницу и кормить гнилым пойлом для свиней до конца очень короткой жизни. И мысль эта нисколько его не радовала.
Он яростно уставился на невыносимо прекрасную женщину.
– Мне начинает казаться, что ты не просто человек, Браги Рагнарсон. Возможно, ты некая стихия, которая лишилась разума и продолжает катиться под уклон.
Рагнарсон молчал. Ему нечего было возразить.
Перед глазами возник образ Шерили – очаровательной девочки, которая была младше его старшего сына. Их связь, пусть и короткая, напомнила, что он все еще жив.
Он встряхнулся, словно намокший под дождем пес.
– В данный момент я вполне в своем уме, но вряд ли надолго.
– Рада слышать. Ты даже представить не можешь, как тяжело общаться с тем, кто не в силах понять, что оказался в ловушке реальности.
– Пока что я в твоем распоряжении. Не знаю, надолго ли. Случилось нечто, потрясшее меня до самого основания.
– В том нет нашей вины.
У него не возникло ощущения, что она лжет.
– Я пришла по нескольким причинам, – сказала она. – Во-первых, узнать, как у тебя дела. Все-таки мы были друзьями и ты мне помогал.
Лицо Рагнарсона оставалось бесстрастным.
– Я тоже пыталась тебе помочь, но у меня ничего не вышло. А потом ты сам загнал себя в ловушку, и мне не оставалось ничего лучшего, кроме как поступить именно так.
Он полагал, что к этому скорее причастен лорд Сыма Шикай.
– Вижу твою циничную гримасу.
Рагнарсон едва заметно улыбнулся.
– У меня есть новости с родины. В наше время их не так-то легко узнать. И вряд ли они тебя обрадуют.
– Мы с тобой давно знакомы…
Она не дала ему закончить, зная, что во многое сказанное ею он вряд ли поверит.
– Возможно, для тебя было бы лучше оставаться в неведении. Но душа, которую я обрела в изгнании, с этим не согласна.
Рагнарсон сосредоточился. Следовало вести себя осторожно. Императрица Шинсана намеревалась о чем-то ему сообщить, поскольку чего-то от него хотела.
– Говори.
– Еще меньше месяца назад можно было не сомневаться, что твой внук Браги станет королем Кавелина вместо Фалька. Это был лишь вопрос времени. Итаскийцев удалось нейтрализовать, и Ингер быстро теряла поддержку. Нордмены дистанцировались от нее и Грейфеллса. Твои друзья погибли или бежали, но это никак не препятствовало Кристен.
– Но? – Не требовалось быть гением, чтобы почуять подвох.
– Криденс Абака умер. И все начало разваливаться.
Рагнарсон снова принялся расхаживать по комнате.
– Абака умер? В самом деле?
– Судя по всему, он уже какое-то время болел. Как только его не стало, племена лишились признанного верховного вождя, а затем заколебались и вессонцы Кристен. Началось массовое дезертирство. У тех, кто еще не покинул войска, нет причин оставаться. Им не платят. Они не хотят Ингер, но Кристен бежала из королевства, оказавшись без поддержки марена-димура. Похоже, Кавелин готов развалиться на части.
Все говорило о том, что у Шинсана появилась прекрасная возможность, которую Мгла, судя по всему, не рассматривала. Зачем подсказывать ей идею? У нее более чем хватало и собственных. А во всех мучениях Кавелина повинен только сам Рагнарсон.
– Мне очень жаль. Печально, что я оказался в этом виноват. Есть какие-нибудь подходящие поговорки на тему цены высокомерия?
– Почти на каждом языке. Критиковать ошибки великанов – популярное занятие карликов.
Рагнарсон посмотрел в окно. Скоро принесут еду. Что будет на этот раз? Его любимым занятием стали попытки угадать очередное блюдо.
Дерель Пратаксис говорил, что с возрастом люди все более склонны к самоанализу. Рагнарсон пытался этим заняться, но копаться в глубинах собственной души ему было неинтересно, к тому же его они не особо волновали.
– Больше тебе нечего сказать? – прервала затянувшееся молчание Мгла.
– А надо? Я уже сказал: печально, что я оказался виноват. Что есть, то есть. И поделать с этим я ничего не могу. Или… именно потому ты и удостоила меня визитом?
– В каком-то смысле.
– Так объясни мне этот смысл, женщина!
– Не заставляй меня причинять тебе боль, мой старый друг. – Она попыталась напомнить ему, кто здесь гость.
– Извини. – Но извиняться он не собирался.
– Я надеялась, что заключение хоть как-то тебя изменит. Что за это время ты сумеешь вновь стать тем Браги Рагнарсоном, который легко обзаводился друзьями и вдохновлял людей. Но, похоже, он пропал навсегда.
Браги не ответил, продолжая расхаживать по комнате.
– Ты никогда не пытался понять, как дошел до такого?
– Что тут понимать? Я оказался чересчур высокого о себе мнения, а потом совершил ошибку. Мое везение закончилось.