Кристен была убеждена, что вскоре народ Кавелина будет умолять внука их величайшего короля взойти на трон благословенных Крифов.
– Твой Браги беспокоит меня, милая, – сказал ей Даль. – Он пока не готов.
– Знаю, Даль. Обещаю, регентство будет долгим. И ты научишь его искусству быть мужчиной.
Даль был одним из тех мужчин, каким бы Кристен хотела видеть сына.
Через ущелье контрабандистов с грохотом прокатилась новость о Магдене Норате, ошеломив всех – неверующих, правоверных и роялистов Хаммад-аль-Накира.
Кристен собрала своих беглецов.
– Новость о Норате – великая новость. Но значит ли она на самом деле что-то для нас?
– Он творил зло заодно с Грейфеллсом, – сказал Даль.
– Который теперь тоже выведен из игры.
Остальные промолчали. Детям, судя по всему, было все равно. Политика мало что для них значила. Столь же безразлична была и Шерили – ее не интересовало ничего, кроме возлюбленного, обраставшего в ее воображении все более фантастическими чертами.
Кристен хмуро посмотрела на нее. Миниатюрная блондинка превратила старшего Браги чуть ли не в бога, который с каждым днем поднимался в ее глазах все выше. Даже дети считали, что тетя Шерили повредилась умом.
В итоге все пришли к согласию, что они слишком изолированы от мира, чтобы осознать в полной мере влияние, которое могла бы оказать смерть Нората.
Последним высказался Даль Хаас.
– Будем сидеть на месте и вариться в собственном соку, пока не услышим что-нибудь от Арала.
Кристен нахмурилась. Она надеялась, что Даль окажется бо́льшим оптимистом.
Сложившееся положение нравилось ей не больше, чем остальным. Их лагерь был последней перевалочной станцией перед решающим шагом за край мира.
И тем не менее она понимала, что нужно оставаться на месте.
Его звали Луис Штрасс, ему было сорок три года, и он был ветераном многих войн. Начав служить простым лучником за два месяца до того, как ему исполнилось шестнадцать, он стал мастером арбалета, а также длинного, короткого и седельного лука. Он мог научить других, как построить баллисту и управляться с ней, используя ее в качестве легкой артиллерии.
Он был настоящим мастером, сумевшим выжить. Двадцать семь лет пожрали и превратили в дерьмо все иллюзии о чести и правом деле, ослеплявшие его в те времена, когда он только начинал служить. Его миром и вселенной являлся он сам. Ничто иное попросту не существовало. Ничто иное не имело сколько-нибудь серьезной ценности.
Даже насчет самого себя он всерьез сомневался.
В лагерь в Тамериции, в горах Капенрунг, он вошел пешком, ведя в поводу двух мулов и надеясь, что сумеет заработать на новую жизнь, выполнив одну простую миссию. Впрочем, он был слишком циничен, чтобы долго питать подобную иллюзию.
Ничем хорошим закончиться это не могло. Никто не мог гарантировать, что эта сволочь Грейфеллс раскошелится на награду.
Так какой вообще смысл продолжать? Только потому, что ему нечем больше было заняться? Потому что он был уже не просто охотником, но охота стала его сущностью?
Поиски длились много месяцев. И вот теперь – очередной разбитый на скорую руку горный лагерь. Возможно, ему удастся здесь что-нибудь узнать, но особых надежд он не питал. В полудюжине других таких же лагерей он не выяснил ничего.
Он появился ранним утром. Стояла прекрасная погода, и на дороге царило оживление. Его не приветствовали с распростертыми объятиями, но никого и не волновало, кто он такой. У него имелись деньги, и он купил еду и питье, а потом помылся. Некоторым он показался чересчур разговорчивым, но его вопросы не сочли банальными или оскорбительными. На часть он получил ответ, поговорив кое с кем наедине.
Сезон контрабанды был в самом разгаре. Через ущелье шли караваны, обеспечивая доход устроенным в палатках тавернам и борделям.
Путник выяснил то, что хотел. Но сперва он обнаружил, что, пока у него не было связи с внешним миром, тот успел измениться.
Смерть Магдена Нората его взволновала, хотя и мало что значила. Куда важнее оказалось известие о пленении герцога Грейфеллса. Подонок теперь сидел в темнице у Ингер и не мог расплатиться по прежним долгам.
Как поступать в изменившихся обстоятельствах? Можно было со всей определенностью утверждать, что Ингер будет рада тому результату, которого хотел Грейфеллс, но…
Стоило ли рисковать?
Проблема была непростая. Ему редко приходилось делать тяжкий выбор за все то время, что он лишал жизни других. Вопрос, убить кого-то или воздержаться, обычно не стоял.
Ну конечно же! Стоит продемонстрировать свои умения. Убить мать претендента, а потом нанести визит в Воргреберг. Много времени это не займет. А в качестве поручителя можно вытащить из темницы Грейфеллса.
У него появился план. И теперь нужно было ему следовать – или отказаться от намерений.
Расслабившись, он в основном занимался тем, что пил, ел и восстанавливал силы.
Гости, надолго задерживавшиеся в лагере, привлекали внимание. О Луисе Штрассе начали задавать вопросы. Жители лагеря, и без того нервные, занервничали еще больше. Глаза новоприбывшего напоминали могилы.
Он предпочел бы остаться еще, чтобы набраться сил, но пора было действовать. Поднявшись с мулами вверх по склону, он скрылся в лесу. А потом – вернулся по собственным следам, стараясь оставаться незамеченным, и расположился между гранитными валунами над тем местом, откуда хорошо была видна его цель. Все было готово. Оставалось лишь наблюдать и ждать.
Он увидел нескольких человек, выглядевших как профессиональные солдаты. По крайней мере один все время бродил снаружи. Их бдительность превосходила все разумные пределы.
Возможно, они принадлежали к особой породе людей, способных почуять приближающуюся опасность. Но это ничего не меняло – ему вполне хватало опыта.
Валуны торчали на самом близком расстоянии, куда он мог бы подкрасться незамеченным. С такого расстояния легко было попасть в мишень из лука – если бы та не двигалась с места после того, как он встанет, чтобы натянуть тетиву. С арбалетом управляться несколько сложнее, зато из него можно было стрелять из укрытия.
Что ж, пусть будет арбалет. Если его не увидят, он получит хорошее преимущество и сумеет не спеша скрыться. Будет время устроить засаду.
Выбор был сделан, и осталось лишь его реализовать.
Скользнув в свой тайный лагерь, он взял оружие и вернулся в укрытие. Началось ожидание.
Ждать он мог сколько угодно – нетерпение давно его покинуло.
В тот день подходящая возможность не представилась. Иногда выходил кто-то из детей, но женщина – ни разу. Когда наступила ночь, он вернулся в свой лагерь – храпеть в укрытии не стоило.
Убедившись, что ветер гонит дым вверх по склону, он приготовил еду, после чего сразу же погасил костер, зная, что воздух скоро остынет и вновь поплывет вниз.
Спать на земле было неудобно, и сон долго не шел. Он смутно осознал, что всходит луна – почти полная.
Фыркнул мул. Он прислушался. Далеко внизу раздался едва слышный детский смех.
Может, сейчас? Уходить ночью удобнее.
Они могли вообще ничего не увидеть. И у них не было собак.
Луна была его подругой, его возлюбленной. Разве не ее связывали с богиней охоты?
Несмотря на охватившее его возбуждение, он не терял осторожности. Он был слишком стар, чтобы принимать что-либо на веру, и лишь потому оставался жив.
Словно тень в ночи, он пробрался в свое укрытие. Внизу в самом деле играли дети, бегая в свете фонарей и луны.
Был чей-то день рождения – но не кого-то из детей, хотя те не в меньшей степени наслаждались всеобщей радостью.
Неслышно наведя оружие, он положил его на более низкий валун. Приседать или ложиться не было необходимости – темнота скрывала все, кроме его лица. Надвинув на лоб шляпу, он мог оставаться незамеченным.
Дети носились по маленькому каменистому полю, – возможно, на этом месте когда-то пытались разбить сад. Их неудержимая энергия постоянно отвлекала его внимание.
Женщина. Кто? Вариантов было несколько.
Наверняка вон та. Никто, кроме Кристен Гьердрумсдоттир, не стал бы заплетать волосы в толстую, падающую на спину косу. И вряд ли вокруг кого-нибудь, кроме Кристен Гьердрумсдоттир, толпилось бы столько детей.
Тщательно прицелившись, он надавил на спусковой крючок.
За мгновение до того, как вылетела стрела, кто-то постучал по его правому плечу. Он вздрогнул, и прицел слегка сместился вправо.
Свистнула тетива. Солдаты обернулись, еще когда стрела была в воздухе.
Она ударила в край гранитного столба, заслонявшего правую ногу жертвы. Во все стороны полетели искры. Отскочив рикошетом, стрела вонзилась в грудь миниатюрной, похожей на куклу, девушки.
Лучник уже вскочил и не видел охваченного ужасом лица женщины. В его руках магическим образом возникли ножи, но за спиной никого не оказалось.
– Проклятье. Не может быть.
На что-то более выразительное ему не хватило сил.
Над дорогой к бегству висело существо, известное как Нерожденный. На лучника пристально смотрели младенческие глаза чудовища. И это надолго осталось последним, что запомнил Луис Штрасс.
Он все же понял, кто сбил его прицел. Лишь у Старого Пройдохи руки были длиннее, чем у Разрушителя Империи.
Даль и двое солдат взбежали по склону холма, но не нашли ничего, кроме брошенного арбалета, а в нескольких ярдах от него – примятые сосновые иглы, вонявшие мочой.
Внизу все столпились вокруг Шерили.
– Убирайтесь все прочь от нее! – крикнула Кристен. – Уведите детей! – Присев, она положила голову блондинки себе на колени. – Держись, Шерри. Держись. Сейчас мы вытащим эту штуку, и все будет хорошо. Пару недель полежишь, и все будет хорошо.
Ей даже не пришло в голову побеспокоиться из-за стрелка или из-за Даля, помчавшегося прямиком в засаду. Лишь позже ей показалось странным, что убийца не воспользовался преимуществом – когда ошеломленный Даль вслух удивился, почему тот, убегая, бросил двух мулов и все снаряжение.