– Как пожелаешь.
Для нее было ясно: он считает, будто ее надежды обречены.
Мгла отбыла назад, так и не увидев тепла в глазах Скальцы и Екатерины. Вартлоккур расположился в той самой комнате в Башне Ветров, вновь задернув портьеру и накрыв мертвецов простынями, и погрузился в кошмарные воспоминания, пытаясь разобраться с поставленными Мглой вопросами.
Каким образом Принцы попали в Фангдред без ожидавших их порталов?
Через много лет после случившегося он приказал обыскать всю крепость, но поиски, как и ожидалось, оказались тщетными.
Они могли прилететь на крылатых демонах. Собственно, это выглядело вполне вероятно. Но подобные твари весьма сильно шумели.
В ту ночь стояла ужасная погода… Прежде не связанные между собой фрагменты вдруг, щелкнув, встали на место. Ну конечно. Погода была вызвана не силами природы.
К тому наверняка приложили руку братья Непанты.
Зная, что искать, он заглянул в прошлое и обнаружил, что на события той ночи повлияли Короли Бури, а также сама Мгла.
Все это выглядело безумно. Мгла, как и многие другие, знала, что в атаке на Принцев-Чудотворцев заинтересованы многие, и каждый тем или иным образом прощупывал ситуацию, пытаясь повлиять на ее исход. Но ничто не давало ответа на главный вопрос: каким образом братья попали в Башню Ветров, где не было приемных порталов?
Ничего не оставалось, кроме как поверить в гипотезу с крылатыми демонами или в то, что порталы тайно поставили для них заранее, а потом убрали.
Возможно, к тому был причастен Старый Пройдоха.
Нисколько не радовали Вартлоккура и другие вопросы, которыми озадачила его Мгла. С мертвыми чародеями нужно было что-то делать. Выбора не оставалось.
Непанта принесла чай и присела рядом, повернувшись спиной к тому месту, где разыгрались события худшей ночи в их жизни, оставившей множество жутких воспоминаний.
– Этриан сегодня хорошо себя вел. Тебе следовало бы проводить с ним больше времени. Думаю, это ему поможет.
– Да, конечно. Лучше уж так, чем торчать здесь, страдая из-за прошлого и будущего.
Наклонившись, Непанта положила ладонь на его руку.
– Давай лучше думать о том, что можно сделать сейчас.
– Именно так и стоит жить, – сказал Вартлоккур, и в уголке его левого глаза блеснула слеза.
Оба встали, он обнял ее за пояс, и они направились к двери. Пропуская Непанту вперед, он обернулся и бросил взгляд на мертвецов.
И тут у него возникла мысль.
11Лето 1017 г. от О.И.И.Легендарное замешательство
Хаммад-аль-Накир кишел слухами. Всем хотелось верить в возвращение Короля без Трона, чьим первым деянием стало убийство Магдена Нората, положившее конец ужасу, на котором держался трон злого короля Мегелина.
Пустыня в тревоге ждала дальнейших событий. Сам же виновник беспокойства понятия не имел, в чем они могли заключаться. Отправляясь в долгое путешествие на запад, он даже представить не мог, что уничтожит Нората, сообщив тем самым миру, что Гарун бин Юсиф жив.
Его, скорее всего, уже искали. Некоторым просто хотелось знать, в самом ли деле это он, другие тряслись от страха. Старый Пройдоха, похоже, был недоволен, поскольку его интрига потерпела неудачу, не успев родиться.
Ясмид и Мегелину наверняка хотелось захватить его в плен. Следовало учитывать также Империю Ужаса и Вартлоккура.
Гарун бин Юсиф не мог скрыться от их могущества. Нужно было стать кем-то иным, не Гаруном.
Он немедленно приступил к реализации плана, продав лошадей и купив чужеземную одежду. Обзаведясь ослом и тремя козами, он покинул пустыню, направившись к восточному побережью, где купил повозку, которую могли тянуть козы. В повозку отправилась часть его имущества, включая оружие.
На побережье моря Котсум жили последователи Ученика. Бандитов и грабителей было немного.
Он прибыл в аль-Асадру ярко одетым и чисто выбритым, с татуировкой в виде красного демона на левой щеке и большой синей слезы в углу правого глаза. Его не узнала бы даже родная семья.
Он сам с трудом себя узнавал – настолько тщательно вжился в новую роль. У него имелся долгосрочный план. Роль бродячего артиста ни у кого не вызывала ассоциаций с Гаруном бин Юсифом. Он устраивал кукольные представления и показывал фокусы, для которых, в силу отсутствия опыта, приходилось прибегать к реальной магии, соблюдая разумную осторожность. Всем нравились выступления фокусника, пока никто не сомневался, что видит перед собой лишь ловкость рук. И наконец, он предсказывал будущее, используя засаленную потертую колоду карт, которую нашел на рынке, где прошло его первое представление. Потрепанность карт лишь добавляла им доверия.
Предсказания в любой форме считались незаконными, но власти закрывали на них глаза, пока предсказатель заявлял, что он всего лишь артист.
Циники могли бы заметить, что предсказатели существовали в течение тысячелетий до Эль-Мюрида и просуществуют столько же после того, как об Эль-Мюриде забудут даже самые просвещенные историки. Людям хотелось заглянуть в будущее, и порой даже очень.
Господь записывал судьбу человека на лбу при рождении, но ее трудно было прочесть в зеркале. Зато легко было поверить, будто некий шут в самом деле способен раскрыть божественный план – особенно если будущее, которое ты видел сам, выглядело крайне неприятным.
– Эй, люди! Идите посмотрите!
Он проделал фокус, привлекший внимание нескольких мальчишек, а затем нашел грязную зеленую монету за ухом шестилетнего малыша. Тот умчался, чтобы обратить свое богатство в еду. Вскоре собралась шумная толпа ребятишек, услышавших новость.
Уверенности ему это не прибавило – он не привык к обществу детей, да и вообще людей. Борясь с обуревавшими его сомнениями, он изо всех сил пытался скрыться от мира, для чего позаимствовал личность давно умершего человека.
– Ився эта суматоха из-за одного ненадежного свидетеля? – спросила Ясмид. – Не понимаю.
– Все хотят, чтобы это было правдой, – ответил Хабибулла. – Всех тошнит от Мегелина. Он слабый тиран, который лишь плодит несчастья. Но не в меньшей степени всех тошнит от того, что им читают проповеди. Все жаждут спасителя и сами придумывают его себе – Короля без Трона, сильного человека, который принесет мир и единство. Но они забывают, какой это был человек на самом деле.
Ясмид все это знала, и ей это не нравилось. Ей не нравились возможные последствия религиозного и общественного характера, и еще ей не нравилось, что она может лишиться всех привилегий.
– Мне не хочется об этом говорить. И не хочется ничего в связи с этим делать. Не хочу, чтобы люди считали, будто меня это как-то волнует. Пусть все идет своим чередом.
– Но… – удивленно проговорил Хабибулла.
– Попробуем новую стратегию, мой старый друг. На этот раз вместо того, чтобы поднимать шум, убивать людей и кричать о Господе, мы сделаем вид, будто ничего не происходит. Предоставим мир самому себе, пока тот оказывает нам ту же любезность.
Она чувствовала, что старый солдат готов привести аргументы, но тот промолчал. Он тоже устал сражаться.
– Не пора ли увидеться с моим отцом? – спросила она.
– Да. Эльвас хочет, чтобы мы поужинали с ним и с чужеземцем. – Он не скрывал неодобрительного отношения к неверному.
– В таком случае будем возделывать наш сад. – Хабибулла озадаченно нахмурился. – Это сутра из Книги Примирения.
На самом деле это была вовсе не книга, а длинное письмо, которое написал Эль-Мюрид преследуемым новообращенным, когда был еще юн и прозорлив. Оно входило в большое собрание Вдохновенных Творений Ученика, которое цинично составила Ясмид в помощь наставлению на истинный путь правоверных.
– Ах да – где он говорит, что мы должны переносить все тяготы. Если мы проживем праведную жизнь и возделаем наши сады, Господь позаботится о нас.
– Прекрасно.
– Мой отец был там, в том лагере, где он написал это письмо.
«До чего же переплетаются людские жизни, – подумала Ясмид. – И иногда эти переплетения уводят в прошлое на десятилетия и поколения».
Она велела служанкам подготовить ее к шествию к шатру отца, от которого ее отделяла миля. Хотя она успела приручить неуступчивых имамов, ей не хотелось их провоцировать. На публике лучше соответствовать стандартам, ожидавшимся от знатной женщины. Таковы были неписаные условия негласного перемирия.
Уже несколько дней стояла прекрасная погода – нечасто доводилось видеть столь голубое небо, по которому величественно плыли облака, словно огромные снежные шары с серебристыми краями. Летом они были редкостью.
Факир из Матаянги заявлял, будто необычно хорошая погода – последствия великой войны между его родиной и Шинсаном. Ясмид интересовало лишь одно: насколько больше эта погода принесет влаги.
– Сегодня почти прохладно.
– Замерзла? – не понял Хабибулла.
– Нет. Я думаю о Гаруне. – (Хабибулла вздохнул.) – Извини. Зло никак меня не отпускает. Не могу выкинуть этого человека из головы. – Они прошли еще несколько шагов. – Его не было много лет, а я все смотрела на дверь, ожидая, когда он войдет. – Еще десять шагов. – Хабибулла, я могла бы вернуться домой в любое время, когда бы только захотела. Никто бы меня не остановил. Со мной была лишь одна старуха. Но я осталась и смотрела на дверь.
Хабибулла отвернулся, глядя на горы за их спиной. Показалось, будто на глазах у него выступили слезы, и ему не хотелось, чтобы их увидела его богиня.
Когда они подошли к шатру Эль-Мюрида, Ясмид снова остановилась.
– Я снова смотрю на дверь. Господи, смилуйся над своим слабым дитя.
– Он мертв, Ясмид. Смирись с этим. Все слухи – лишь плод бредового воображения.
– Я не могу с этим смириться.
Эльвас аль-Суки встретил госпожу Ясмид у входа в шатер Ученика, занимавший площадь в несколько акров. Жизненная философия Эль-Мюрида не позволяла ему обитать в сооружениях из дерева или камня, и при любой возможности он предпочитал жить в шатре. Нынешний шатер выглядел лишь призраком дворцов, которые он занимал в дни славы.