Гарун бин Юсиф. Ее муж. Отец ее единственного ребенка. Ее возлюбленный. Человек, которого она столь ненавидела.
Хабибулла придерживался прямо противоположного мнения. С каждым докладом он все больше убеждался, что они стали героями популярной фантазии, которая никогда не иссякнет. Слишком многим хотелось, чтобы она стала правдой.
– Мне это не нравится, – заявила Ясмид. – Этот паломник выставил нас всех дураками. – Кто, кроме ее мужа, умел это лучше всего? – Возвращаемся к началу. Этот человек провел здесь много дней, посещая храмы и памятники, как любой паломник. Вечерами он устраивал кукольные представления для детей. Верно?
Никто не возражал.
– Почему он ничего не предпринимал? – продолжала она. – Если у него в самом деле были дурные намерения?
– Ждал подходящей минуты, – предположил Джирбаш.
Ясмид хотелось верить, что этой минутой была та, когда он мог бы увидеться с ней наедине.
– В самом деле? Может, это какой-нибудь роялистский шпион?
– Мы не можем ответить на этот вопрос, не зная, кто он, – сказал Джирбаш.
Снова все возвращалось к фантазии об ожившем Гаруне.
– И все же почему он здесь оказался? – спросила Ясмид.
– Демон мог явиться сюда, ибо именно здесь он мог найти свою пару, – заявил Ибн Адим.
Взгляд Джирбаша аль-Азарии стал убийственным. Возможно, подобной репликой имам подписал себе смертный приговор.
Ясмид не стала упрекать Джирбаша.
– Почему бы не предположить, что его цели меняются? – заметил Эльвас. – Согласен: зная, кто он, легче предсказать, как он может поступить, чего хочет и на что способен. Но все, что мы делаем, так или иначе проливает свет на его возможные поступки.
Ибн Адим заметил смертоносный блеск в глазах Джирбаша.
– Мы гонимся за призраками, – сдавленно проговорил он. – Возможно, именно этого он хочет.
– Объясни, – сказала Ясмид.
– Он давно ушел, смеясь над нами. Каким бы он ни был негодяем, он вовсе не гений из преисподней, каким мы все хотим его сделать.
– Продолжай, – велела Ясмид.
Возможно, этот человек имел в виду нечто, ускользнувшее от остальных.
– Предполагаю, что он обычный мошенник, злоупотребляющий доверием. Когда до него стали докапываться Непобедимые, он побежал к аль-Фадлу, получил деньги и ушел. Сейчас он на полпути к Аль-Ремишу или снова в Сук-эль-Арбе, поздравляя себя с умом и сообразительностью.
Несколько Непобедимых что-то пробормотали в знак согласия.
Ясмид посмотрела на Хабибуллу. Тот пожал плечами, как и Эльвас.
– Что ж, возможно, мы в самом деле строим горы из муравьиных куч. Будем искать еще два дня. Снова задайте все вопросы, переверните каждый камень. Подумайте о чем-нибудь, чего еще не делали раньше. Если не всплывет ничего нового, поклонимся мудрости Ибн Адима и поздравим паломника с умом и сообразительностью.
Гарун страдал от синдрома самозванца, не в силах поверить в собственную удачу. Он сидел в шатре Ученика, его смертельного врага со времен детства. Никто об этом не догадывался. Никто не поднимал тревогу.
Он изучил схему шатра и распорядок жизни в используемой части. Бо́льшая часть прислуги жила за его пределами и почти все время бездельничала, когда не попадалась на глаза хозяевам, а тех, похоже, не особо волновало, заняты чем-либо слуги или нет.
Немалая часть сооружения пребывала в еще худшем состоянии, чем мусорная куча, в которой прятался Гарун. В восточной стороне устроили логово несколько лисиц, постоянно пререкавшихся между собой и лисятами. Слуги прекрасно о них знали, так же как и о крысах, мышах и фалангах, и не обращали на них никакого внимания. Все, что они делали, – наводили румянец на старческие щеки, поддерживая видимость внешнего приличия.
Эти люди давно забыли о мечте Эль-Мюрида. Более того, они обкрадывали его – в последнее время воруя в основном еду, поскольку ничего ценного, что можно было бы продать, не осталось. Гарун подозревал, что слугам давно уже не платят.
Двор Ученика пришел в полный упадок.
С наступлением ночи Гарун мог делать что хотел. Он никого не встречал, даже когда воровал еду. При возможности он подслушивал разговоры. Ему ничего не оставалось, кроме как ждать.
Со временем он мог бы без особого риска снова выйти наружу, притворившись новоприбывшим.
Он мог убить Ученика – это было легко. Но тогда ему снова пришлось бы пуститься в бега, не имея возможности где-то укрыться, и это могло бы плохо для него закончиться. Религия Эль-Мюрида замкнулась сама на себя. Его последние гениальные военачальники победили все внешние угрозы, но больше не настаивали на том, чтобы обратить в свою веру весь мир.
Движение Эль-Мюрида постарело, истощилось и погрузилось в дурман, как и его основатель. Стоило убить Ученика, и его место мог бы занять кто-то вполне дееспособный. Так что вполне можно было подождать, пока его смерть не свершится по воле самого Господа.
Гарун жалел, что не может тайком подбросить старому безумцу немного опиума. Одной хорошей дозы вполне хватило бы, чтобы уничтожить все, достигнутое на сей день.
Даже днем работавшие в шатре люди не покидали небольшого населенного участка сразу за входом.
В первую неделю Гарун просто отдыхал. Во вторую он стал несколько активнее, поскольку у него появился стимул. На третью неделю он начал строить планы.
Ясмид невесело встретила Эльваса.
– Ты опять мне ничего не принес?
– Ты права. Призрак не вернулся из мира духов. И мы уже решили, что оставим его там.
– И тем не менее ты продолжаешь искать.
– Да. Ради тебя.
– И?
– После той ночи его никто больше не видел. Люди помнят о его пребывании на побережье, помнят о его переходе через ущелье. Он пришел сюда, а потом исчез.
– Похоже, и впрямь придется об этом пока забыть, – пробормотала она скорее себе под нос, чем обращаясь к Эльвасу.
– Хочу поговорить с тобой насчет аль-Фадла. Он выдал имена тех, кто продал ему часть не вполне обычных вещей, которые мы у него нашли.
– Собираешься сообщить мне о том, чего я предпочла бы не слышать?
– Да. О плохих людях там, где нам хочется видеть только самых лучших. Спятивший Змей разбогател, продавая краденое, в основном из шатра твоего отца или из храмов. В последнее время дела у Спятившего Змея шли не лучшим образом – у твоего отца похитили все, что можно было тайком вынести из шатра. Я говорил со стражниками. Они проверяют всех входящих, но никого – выходящих. Им никогда не приходило в голову, что это может потребоваться. Вряд ли они как-то к этому причастны.
– Отца обворовывали собственные слуги?
– У них не было никакого плана. Просто каждый пользовался возможностью.
– Эльвас, я утратила всяческую веру в человечество. Лучший человек в мире, избранный самим Господом, окружен негодяями и ворами, словно дерьмо мухами, с самого первого дня, когда он начал проповедовать. Жаль, что Господь не отбросил прочь присущее ему терпение и не покарал злодеев.
– Вряд ли осталось бы много тех, кто смог бы похоронить их трупы, госпожа.
– Не сомневаюсь. Есть предложение, как поступить с ворами?
– Дать понять, что их обнаружили. Наказать самых бессовестных. Остальные пусть живут, но это предупреждение будет для них последним.
– Принять их злодейство как должное?
– Твой отец не слишком терпим к переменам. Свами совершил чудо, добившись столь быстрого признания.
Эльвас говорил правду. Ясмид теперь регулярно делила трапезу с отцом. Пока еще он ее не узнавал и не разговаривал с ней, но матаянгец настаивал, что скоро все будет хорошо. Она и сама замечала улучшение. Как говорил Фогедатвицу, безразличие по большей частью являлось следствием свойственного Ученику упрямства.
– Мы можем вернуть что-то из украденного?
– Кое-что да, но, увы, у преступника не осталось почти ничего ценного.
– Выясни, кто был самым выдающимся злодеем. Пусть ему отрубят правую руку. А потом пусть кто-нибудь знающий заглянет в их счета.
– Хорошо. Ты отменишь очередной обед?
– Нет. Где Хабибулла? Сегодня прекрасное утро. Хочу пройтись.
– День и впрямь превосходный. К сожалению, Хабибулла нездоров – у него та же болезнь, что и у стариков. Надеюсь, через несколько дней он поправится.
Болезнь была жестокая – если их вообще не отравили. Один престарелый имам и несколько пожилых Непобедимых умерли. Состояние еще нескольких имамов ничуть не обнадеживало.
Не решил ли кто-то от них избавиться?
Умерли еще двое имамов и один Непобедимый. Хабибулла выздоровел.
Все еще слабый и ходивший с трудом, он занял место напротив Ясмид в следующий раз, когда та обедала с отцом. Присутствовали только они двое – Эльвас был занят тем, что рубил руку вору.
Никто из помощников Эль-Мюрида не сбежал, несмотря на арест аль-Фадла, и это многое о них говорило.
Эльвас с опозданием занял место рядом с Хабибуллой, но Ученик опаздывал еще больше.
– Придется подождать, – сказал появившийся Фогедатвицу, обходясь без переводчика. – Сегодня годовщина одной встречи, во время которой он едва избежал смерти от руки валига эль-Асвада. Он считает, что видел утром призрак этого человека.
– Вскоре после того, как Насеф захватил Себиль-эль-Селиб, случился набег, – объяснил Хабибулла Эльвасу. – Юсиф и его брат Фуад застигли Ученика у Малахитового трона. Лишь вовремя появившийся Насеф его спас.
– Все это было давно.
– Это хороший знак? – спросила Ясмид. – Его наконец стало что-то интересовать? Или это плохо?
– Это шаг вперед, – ответил Эльвас. – Он заинтересовался внешним миром.
– Воображаемым миром, – заметила Ясмид.
– Возможно, в следующий раз он увидит реальных людей, – сказал Хабибулла.
– Госпожа, – сказал Эльвас, – когда я привел сюда свами, твой отец видел легионы воображаемых существ, в основном призраков. Но никого из тех, кого можно было бы ожидать, – ни твою мать, ни твоего брата. Он вообще не помнит, что у тебя когда-то был брат. Зато он неоднократно видел Насефа, с которым вступал в воображаемые споры. Я слышал только слова твоего отца, и я слишком молод, чтобы видеть самого Бича Господнего, но, думаю, теперь я достаточно хорошо его знаю. Он был выдающимся человеком.