– Я тут ни при чем. Я лишь оказался рядом, когда появился лорд Юань и сказал, что кто-то использует ту штуку, Рог. Он сказал мне где, и я нашел то место, а потом он показал, как заглянуть в прошлое, чтобы понять, что искал тот человек.
Скальца во всех подробностях описал все, что видел. Особых вопросов не потребовалось.
– Плохо дело, – заметил чародей. – Гарун наверняка… даже не знаю, как он поступит. Он вполне может нас удивить. И вернусь тем же путем я теперь уже не просто ради забавы. Этим людям лучше со мной не связываться. Мягким и великодушным я точно не буду.
– В любом случае тебе стоило бы сперва отдохнуть, – сказала Мгла. – От усталости ты можешь наделать глупых ошибок.
– Пожалуй, на этот раз я приму твой вполне разумный совет.
Мгла поняла, что перелет вдоль хребта Джебала стал для него куда большим вызовом, чем он показывал. Он был готов задать кому-то очередную крупную трепку.
Она осталась с Вартлоккуром, поручив телохранителю разведать форпост Непобедимых, взяв с собой Скальцу. Мальчику теперь было чем похвалиться перед сестрой, а мать могла проверить, как ведет себя сын в рискованных обстоятельствах.
Телохранитель доложил, что тот вел себя хорошо.
Скальце не хотелось возвращаться в Фангдред. Он пытался возражать, но без той страсти, что свойственна избалованному ребенку. И всерьез приуныл, когда Мгла напомнила, что, раз уж ему не повезло выбрать ее себе в матери, он утратил шанс наслаждаться обычной жизнью. При любой возможности его могли похитить и использовать как рычаг против нее.
Вартлоккур согласился с ней, призывая Нерожденного.
– Я про все это знаю, но все равно ненавижу… – проговорил Скальца. – Давай вернемся домой. По крайней мере, смогу похвастаться перед Екой.
Колдуны Джебала поняли предупреждение Вартлоккура, и он столкнулся лишь с двоими. Оба раза его ответ оказывался чрезмерным, но он рассчитывал, что впоследствии проблем с ними уже не будет.
Бин Юсиф в его отсутствие ничем особым не занимался, лишь разведал обстановку в стороне Себиль-эль-Селиба. Он жарил на костре молодого зайца, пренебрегая всеми законами о правильном питании.
– Ну как? В самом деле хватило проблем, как я и предсказывал?
– Более чем. Пришлось иметь дело с парочкой чересчур вспыльчивых отшельников. Мгла просила меня сообщить кое-какие плохие новости о твоем сыне.
– Что?.. Он же погиб во время восстания.
– Нет, тогда он избежал смерти, и ему удалось ускользнуть с несколькими советниками.
Прошло несколько недель, прежде чем новости о событиях в Аль-Ремише добрались до Себиль-эль-Селиба. Военачальники Ясмид заволновались – народ мог покончить с негодяями-роялистами… Но мятежники с не меньшей страстью расправлялись и с правоверными.
Ясмид нашла в этом даже некоторую пользу – у ее людей, пытавшихся извлечь выгоду из мятежа, не оставалось времени на размышления о том, насколько изменилась она сама.
Хабибулла тоже в полной мере пользовался моментом. Он изолировал Ясмид, страдавшую от недомогания и горевавшую о сыне, в шатре ее отца, где за ней ухаживали чужеземные врачи. Когда пришло известие, что Мегелин все-таки остался жив и скрывается в пустыне, Хабибулла настоял, чтобы она осталась под опекой Фогедатвицу.
Свами не видел в ее состоянии ничего опасного. Он сочинял доклады о ее ухудшающемся здоровье, которые мог через нескольких месяцев изменить на противоположные. Хабибулла передавал сообщения от Эльваса и для Эльваса аль-Суки, которого Ясмид назначила своим заместителем, пока не выздоровеет она сама или Эль-Мюрид не вернется к роли первого среди правоверных.
Вскоре Ясмид поняла, что отец никогда больше не наденет снова мантию Ученика. Матаянгцы победили его пагубное пристрастие, но он утратил всяческую связь с реальностью, считая Ясмид ее матерью Мерьем. Он был уверен, что именно он отец ее будущего ребенка, и никакие факиры не могли избавить его от заблуждения.
В страхе, что об этом узнают другие, Фогедатвицу начал предпринимать решительные меры, чтобы не подпускать никого к Ясмид и ее отцу. Насколько же ужасен будет гнев правоверных, если они решат, будто их полубог стал отцом ребенка собственной дочери!
Это могло стать концом для нее, для него и для веры как таковой.
Ясмид снова и снова задавала себе вопрос, почему она совершила такую глупость. Почему она проявила такую слабость, стоило появиться на пороге тому человеку?
Неужели ее испытывал сам Господь? Не могло ли это быть частью божественного плана? И насколько безумен этот план?
Суть веры заключалась в подчинении воле Господа. Но как теперь понять, в чем на самом деле состояла эта воля?
Частью жизни в шатре Ученика стал постоянный ужас, вызывавший все большие сомнения религиозного порядка.
Хабибулла сообщил, что Эльвас аль-Суки и его приближенные настаивают на личной встрече, как бы плохо ни чувствовала себя Ясмид. Они пообещали, что будут кратки. Отказать им было невозможно.
Хабибулла усадил Ясмид в кресло на колесах, которым когда-то пользовался ее отец. Он привел и самого Ученика, под действием успокоительного и личным наблюдением Фогедатвицу. Свами больше не был орудием в руках Эльваса. Он понимал, что его собственная судьба зависит от того, сохранится ли в тайне беременность Ясмид, и накачал Эль-Мюрида снадобьями, так что тот лишь бессвязно бормотал насчет зла.
Встреча в итоге всех разочаровала, несмотря на мрачные предчувствия. Аль-Суки был не в духе, успев узнать неприятную правду о том, что значит быть главным. Он старался избегать бестактностей, но не скрывал раздражения. Он поинтересовался здоровьем Ясмид лишь из вежливости и только раз назвал ее «госпожой», позабыв о прежних замысловатых титулах.
– Назревает нечто необычное. Подробностей мало, но они наводят на определенные мысли. Речь идет о Разрушителе Империи. – Эльвас изложил запутанную историю, услышанную от союзников, совершавших карательные экспедиции в горы Джебала. Там видели Разрушителя Империи, который сражался с обитателями гор, путешествуя вдоль горных вершин. – Поскольку мы никак не можем помешать ему разгуливать там, где он пожелает, из того, что он воспользовался дальним путем, следует, что больше всего он хотел остаться незамеченным.
Ясмид сосредоточилась. Это могло быть важно. Этот могущественный старик не проявлял никакого интереса к Хаммад-аль-Накиру, пока не оказался в Аль-Ремише в то самое время, когда там был Гарун. Теперь он огибал Себиль-эль-Селиб, тайком пробираясь через самые высокие горы.
Она задумчиво кивнула.
– Нерожденный в этом тоже участвовал?
– Да. Он нес чародея по небу.
– Понятно, – это выглядело достаточно очевидным. – Но зачем лететь таким путем, нарываясь на конфликт, если можно было пролететь над пустыней с меньшей вероятностью, что его кто-то заметит?
– Из-за срочности? На путешествие над пустыней потребовалось бы на несколько часов больше. К тому же Нерожденный уже летал через горы без чародея, всегда принося ему что-нибудь с юга.
Ясмид снова кивнула:
– Они что-то замышляют в эль-Асваде, – наугад сказала она.
Эльвас, похоже, был весьма доволен госпожой.
– Именно. Я отправил туда отряд Непобедимых. Если желаешь, можешь их отозвать.
Отступать она уже не могла, хотя не сомневалась, что Гарун тоже там.
– Эльвас, твое решение, как всегда, безупречно. Но не трать впустую Непобедимых. Возможно, нам еще придется пересечь пустыню по пути в Аль-Ремиш.
Слова ее застигли аль-Суки врасплох.
– Вартлоккура называют Разрушителем Империи вовсе не потому, что он разорил муравейник в семилетнем возрасте, – продолжила Ясмид. – После того как не стало Магдена Нората, он самый опасный человек в мире. Попытайся выяснить, что он замышляет, не начиная войны. Если придется – подойди к нему и спроси.
– Понимаю. Собственно, именно так я и рассчитывал поступить.
– Прекрасно.
Ясмид ему не поверила. Сколь бы ни был умен Эльвас, он вполне мог заблуждаться, считая себя достаточно умным, чтобы перехитрить и арестовать кого-то вроде Вартлоккура.
К несчастью, или к счастью, пока что Эльвас не столкнулся ни с чем, что избавило бы его от подобных иллюзий.
Гарун бин Юсиф снова занимался тем, что лучше всего умел. Словно призрак, он неслышно скользил вдоль русла вади, проходившего неподалеку от шатра Ученика. Ему повезло – русло было сухим. Вартлоккур заверил его, что правоверные жестко придерживаются запрета Эль-Мюрида на колдовство, и он то и дело пользовался своими способностями, чтобы остаться незамеченным и предвидеть возможные неприятности.
Несмотря на весь шум, который Вартлоккур устроил в горах Джебала, куда отправился на разведку отряд Непобедимых, в самом Себиль-эль-Селибе никто не поднимал особой тревоги.
Гарун добрался до того места, где он вошел в шатер в прошлый раз. Прореху заделали и вбили в землю новые железные колья, но часового не было видно. Никто не наложил заклятий и не поставил ловушек.
Как эти люди могли быть столь уверены в себе? Неужели они настолько свободны от паранойи, что в самом деле думали, будто им нечего опасаться? Или они в такой степени надеялись на покровительство Господа?
Наверняка. Но ни один здравомыслящий человек так бы не поступил.
Господь не раз доказывал, что его благосклонность весьма непостоянна. Гарун бин Юсиф не верил никому, кроме самого себя. Полчаса он медлил, пытаясь найти скрытые ловушки, которые наверняка поставили бы разумные люди на случай возвращения незваного гостя. Неужели подобное вообще не пришло им в голову?
Он вполне мог представить, что Ясмид способна смягчить любую попытку заманить его в силки, но не верил, что она поступила так на самом деле.
Чувствуя, как трясутся поджилки, он наконец заставил себя двинуться вперед – но не в том месте, где до этого проникал в шатер. Нужно было оказаться внутри до того, как станет достаточно светло и кто-то заметит, что происходит нечто странное.
Вартлоккур почти убедил его, что, если все получится, мучениям, от которых королевство страдало в течение двух поколений, придет конец. Все должно было измениться, приведя в итоге к рождению нового порядка, поскольку от старого ничего не останется. И только от самого Гаруна зависело, какую форму обретет этот новый порядок.