Старый Пройдоха существовал многие тысячелетия в этом мире, а раньше – миллионы лет в другом. Разум его хранил в десять тысяч раз больше воспоминаний, чем у самого старого ныне живущего смертного. Воспоминания смешивались и путались, распадаясь на фрагменты и частично теряясь. Порой он во всех подробностях помнил события двухтысячелетней давности, но воспоминания о случившемся не столь давно ускользали от него, даже когда он точно знал, что эти события имели место. И потому он не вспомнил об имперской сторожевой башне, пока не увидел ее вблизи.
Возле пруда в тени башни паслись ослы и лошади, успевшие уничтожить почти всю растительность. Убийцы нигде не было видно.
Ветер донес с зубчатых стен башни слабый, похожий на эхо зов. Он поднял взгляд, ожидая увидеть бледное детское лицо, и тут же нахмурился – почему он вдруг так подумал?
Старый Пройдоха ощутил набор заклинаний, привлекших убийцу к башне. В свое время он хорошо потрудился… Теперь он вспомнил это место – и помрачнел.
Он не снял полностью заклятия после того, как закончил манипуляции с юношей, которому предстояло стать Королем без Трона. Проблема. Непростительная ошибка. Ему следовало пересмотреть все, что он совершил в последнее время, хотя его просчет и не привел к серьезным последствиям – если не считать редкого путника, забредшего в окрестности башни и попавшего под влияние колдовского зова.
Он попытался проникнуть в башню сверху, как в старые времена, но конь заупрямился. Неудачной оказалась и вторая попытка. Не мог ли конь чуять нечто, чего не чувствовал всадник? Маловероятно, но рисковать все же не стоило.
Не мог ли кто-то превратить башню в смертельную ловушку? Подобное выглядело невероятным, но его уже тысячу раз преследовала невероятная смерть. Он не сомневался, что и сейчас смерть наблюдает за ним, точа когти.
Требовалась крайняя, доходящая до безумия осторожность.
Он опустил крылатого коня на землю возле пруда. Ослы оставались навьюченными, лошади оседланными. Убийца оказался чересчур очарован, чтобы должным образом о них позаботиться.
Освобождать их от бремени он не стал, хотя ему требовалось лишь мгновение, чтобы Виндмьирнерхорн изверг из себя груды корма, а также конюхов из породы големов. Но подобная мысль даже не пришла ему в голову.
Судя по всему, убийцу забрала башня, в чем не было ничего таинственного. Призывный колдовской зов зловещих призраков, плененных и заточенных в башню для вполне конкретных целей, мог длиться вечно. Мир кишел им подобными, зачастую творениями рук того же дьявола, покинутыми после того, как стали ему не нужны.
Старик взглянул на руины башни, затем на коня. Идти было недалеко, но все же… Куда проще спикировать сверху.
Проще. Но упрямая тварь вынуждала его идти пешком. Насколько реальна была угроза? Если подумать, то изначальный замысел предполагал, что жертва несколько раз обойдет башню кругом, прежде чем ей откроется вход. Не представляло ли животное лишь дополнительную сложность?
Он пошел пешком, но терпения хватило ненадолго. После первого же круга у него разболелись ноги. Он уселся на камень и начал перебирать пальцами клапаны Виндмьирнерхорна, пытаясь сообразить, как лучше всего избежать дальнейших физических нагрузок.
Внезапно он застонал, заметив темный провал входа. Ему ничего не оставалось, как последовать путем рядовой жертвы.
Встав, он захромал ко входу, превозмогая боль. Сколько мучений ему еще предстояло пережить, прежде чем завершится отбываемый им срок?
27Зима 1018 г. от О.И.И.По спирали
—Я плохо спал прошлой ночью, – объявил Рагнарсон. – Сам виноват – хотелось поскорее узнать, что тут на самом деле происходит.
Он сидел за тем же столом, за которым проводил небольшие совещания до того, как отправился на восток. Им же пользовалась для собраний Ингер. Сегодняшнее собрание было самым большим с тех пор, как исчез Рагнарсон. Присутствовали королева и ее главные сторонники, а также Арал Дантис, Майкл Требилькок, Озора Мундвиллер и Кристен Гьердрумсдоттир. Все были напряжены, но не настолько, как можно было ожидать, несмотря на заявление Браги, что собрание продолжится до тех пор, пока, к его удовлетворению, не разрешатся все конфликты.
Рагнарсон постучал пальцем по краю стола. Фальк и младший Браги играли с кубиками, которые принесла подружка Бабельтоска. Дети без особых проблем ладили между собой, хотя Кэрри не позволяла им чересчур испытывать чье-либо терпение.
Новоприбывших девушка нисколько не интересовала – для них она была всего лишь предметом мебели. Группировка королевы, однако, смотрела на нее с некоторым удивлением, понимая, что Кэрри Депар – далеко не просто предприимчивая юная проститутка. Бабельтоск наслаждался их невольным восхищением его красоткой.
Стоило ему, однако, взглянуть на Майкла Требилькока, и их взгляды схлестнулись чуть ли не с лязгом стали. Требилькок чувствовал влечение Бабельтоска к Хайде Хельтклер, и ему вовсе не хотелось, чтобы та пострадала еще больше, чем ей уже довелось.
Во взгляде Джозайи Гейлса, устремленном на Майкла Требилькока, тоже читалась молчаливая готовность убить. Гейлс знал, каков вероятный источник тех недугов, которые он заработал в плену.
Подобным же образом смотрел и Бабельтоск на Арала. Он не сомневался, что тех, кто пытался его убить, подослал Дантис – а может, даже старуха Мундвиллер с железным сердцем, чей акцент, когда она хоть что-то говорила, в точности совпадал с акцентом несостоявшихся убийц.
Кристен и Ингер тоже не раз обменивались взглядами, отнюдь не полными любви. Рагнарсон понимал, что ему придется каким-то образом сдерживать все эти конфликты, но не осмеливался проявить ни фаворитизма, ни терпимости. Ингер же не желала ничего терпеть. Она отшлепала Фалька за хныканье, прекратив его капризы, прежде чем те превратились в неуправляемый приступ злости. Обычно ему все сходило с рук из-за плохого здоровья.
– Итак, я устал, – продолжал Рагнарсон. – А это означает, что я раздражен и сердит, так что посмотрим, удастся ли нам справиться с задачей и начать смотреть в завтрашний день. Имеется в виду завтрашний день Кавелина, а не ваш, или мой, или завтра в буквальном смысле.
Никто из этих людей, как и вообще никто из прибывших на заседание Тинга, пока не пытался оспорить его право на власть. С другой стороны, никто пока и не обратился к нему, как подобает обращаться к королю.
– Возможно, это слабая похвала, Ингер, – сказал он. – Но, думаю, ты сделала все, что могла, после того как здравый смысл подсказал тебе арестовать Дэйна. Как я слышал, хуже после этого не стало.
Все неловко заерзали. У Озоры Мундвиллер возникла некая мысль, но она предпочла ее не озвучивать.
– Кристен, похоже, ты тоже поступила лучше всего, ускользнув прочь после того, как умер полковник Абака. Твое отсутствие и совершенный Ингер арест герцога позволили марена-димура отказаться от каких-либо действий, пользуясь преимуществом летних месяцев.
Где-то в глубинах души Рагнарсона произошла некая перемена, намного более серьезная, чем догадывался он сам. И перемена эта ускорилась, когда он перешагнул барьер, отделявший тайный храм его души от королевства, столь давно завоевавшего сердце.
От его ярости по поводу цены за Кавелин не осталось и следа. Его больше не волновало, что государство-каннибал будет и дальше пожирать его сердце и душу.
– Я слышал разговоры о болезни под названием Кавелин. Именно я – тот, кто по-настоящему от нее пострадал. И с тех пор, как герцог больше не стоит ни на чьем пути, она поразила вас всех. Разве не так?
– Все началось с девочки по имени Филетия Пленс, – сказал Бабельтоск. – Никто из нас не был знаком с Филетией, но смерть ее коснулась нас куда больше, чем устранение герцога. Она полностью изменила наши взгляды, возможно, из-за ее полной нелогичности с точки зрения стратегии или статистики. Казалось бы, как она могла на нас повлиять? Дети умирают, и с этим ничего не поделаешь. Но порой нечто бывает столь омерзительно, что хватает тебя за горло и не отпускает, пока вся твоя жизнь не начинает выглядеть иначе.
Ингер, Джозайя Гейлс и Натан Вольф кивнули. Вольф и Ингер слегка покраснели.
– Никогда не слышал о чем-либо столь мрачном, – признался Рагнарсон. – Хотя в юности видал немало отвратительного.
– Больше же всего нас поразила не мерзость преступления, но банальность помыслов того священника.
Чародей запнулся, чувствуя, как у него перехватывает дыхание. Рагнарсон заметил ободряющий взгляд девицы Депар, а также подозрительно изогнутые брови Майкла. Тайная репутация Бабельтоска, возможно, не вполне соответствовала действительности, но чародей опасался слухов.
– Год почти закончился, – сказал Рагнарсон. – Хотелось бы, чтобы все конфликты и неприятности остались позади. Мне нужно, чтобы все мы собрались с мыслями и придумали, с чем могли бы выступить перед Тингом.
– И побыстрее, – проворчала Озора Мундвиллер. – Делегаты уже считают заседание Тинга всего лишь средством, с помощью которого Ингер обеспечила приток денег в Воргреберг.
Рагнарсон кивнул:
– Моя мать говорила, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. И уж наверняка ни одно доброе дело не считает таковым каждый. Можно быть святым, которого сами святые считают святее всех святых, но все равно кто-то будет убежден, что хорошего от тебя ждать не стоит.
– Только тот, кто не способен уважать сам себя, – добавил Джозайя Гейлс, который сидел, опустив голову на грудь, словно спящий. – Те, у кого порочная душа, заявляют подобное, чтобы отвлечь внимание от того, насколько воняет злом от них самих.
Наступила тишина. Все взгляды устремились на полковника. Рагнарсон решил, что тот кого-то цитирует. Гейлс не стал продолжать.
– Верно, – кивнул Майкл. – Но это не важно. Подобные люди сейчас не проблема, и они ею не станут, если не подбрасывать топлива в костер, который они хотят разжечь.
– Мы найдем способ.