Общий порядок поддерживала жена Вартлоккура.
Неужели вон тот человек в самом деле Ученик? А тот – Старец с Гор? А тот, другой, – Го Вэнчинь, когда-то лорд-покровитель Шинсана?
По какой иронии судьбы он, Бабельтоск, оказался в подобной компании?
– А это – ее мать, что многое объясняет, – прошептала Кэрри.
Воистину. Даже его потрясло, насколько молодо та выглядела.
– Дело сделано, – объявила императрица. – Теперь будем ждать.
Бабельтоск не имел ни малейшего понятия о том, что вообще происходит. Никто ничего не объяснял. Он знал лишь то, что удалось подслушать из нескольких разговоров на понятных ему языках. Его не просили ни в чем участвовать, и ему нечего было делать. Им с Кэрри приходилось много часов ждать, пока у Мглы не появится время, чтобы обменять их на оставшегося по другую сторону телохранителя.
Кэрри вела себя намного смелее, при любой возможности вступая в разговоры с другими. Ей не особо везло – мало кто говорил на ее языке, а те, кто говорил, предпочитали держаться от нее подальше из-за близких отношений с чародеем.
Та девица, Екатерина, намекнула, что они с братом шпионили за их времяпровождением наедине. Скальца считал увиденное всего лишь грязной шуткой, но Екатерину оно тревожило.
У этих людей хватало и других забот. Каждый в той или иной степени трудился над тем, чтобы положить конец тирании Звездного Всадника.
Одна лишь мысль об этом повергала в ужас. Они покушались на то, что не было свойственно даже богам – те больше не вмешивались в земные дела.
Бабельтоск наблюдал за толпой, крепко обняв Кэрри. Близость ее внушала ему уверенность в себе. Если он правильно понимал, эти выглядевшие здесь совершенно неуместными люди собирали всю информацию, в которой нуждались Вартлоккур и императрица.
Куда делся чародей? Прежде чем уйти, он провел немало времени со Старцем. Бабельтоск полагал, что он куда-то отправился с личными целями, никак не связанными с деятельностью Мглы.
Радеахар нес Вартлоккура над Местом Тысячи Железных Статуй. Вид был так себе – каменистая холмистая местность, испещренная чахлыми дубами, низкорослыми соснами, островками жесткого кустарника и высохшей бурой травы. Вартлоккур не видел ни проточной воды, ни чего-либо созданного руками человека. Он пытался смотреть под разными углами и при разном освещении, но так и не заметил ничего, заслуживавшего внимания.
И тем не менее он ощущал чье-то присутствие.
Нигде не было видно и входа, который, как ему говорили, требовалось искать – ничего даже смутно знакомого. Если он и бывал тут раньше, это событие стерлось из памяти.
Его преследовало эхо воспоминаний о чем-то, похожем на переполненное старое итаскийское кладбище в окружении каменных стен, поросших лишайниками и ползучими растениями. Там должны быть массивные чугунные ворота, а за ними – леса надгробий, в том числе статуи из железа и благородного камня.
Но Вартлоккур не видел ничего, что напоминало бы подобное кладбище.
Однако он обнаружил избыточные защитные барьеры, не похожие на использовавшиеся для маскировки реальности, вроде тех, что окружали храм, который Рагнарсон нашел в окрестностях Воргреберга.
Он решил, что его воспоминания, видимо, искажает некая внешняя сила.
Когда Радеахар опустился на землю, на Вартлоккура навалилась новая тревога: как попасть внутрь, если Место полностью изменилось и все, о чем помнил Старец, лишилось смысла?
Старец был уверен, что Звездный Всадник не стал бы ничего менять – в том не было необходимости. Старый Пройдоха был ленив. Он жил в условиях постоянного кризиса; его волновала лишь происходящая сию минуту катастрофа, и он редко заботился о том, чтобы ее предотвратить или заняться крупномасштабным наведением порядка. Когда Вартлоккур спросил, как это согласуется с обширными, замысловатыми и длящимися поколения интригами, которые плел Звездный Всадник, Старец лишь пожал плечами. То было совсем другое дело – интриги всегда интересовали Звездного Всадника, и он готов был тратить на них время и силы.
Радеахар тоже чувствовал некую магию, хотя и не спешил об этом сообщать.
Едва ступив на землю, Вартлоккур увидел то, что искал. Причем с такой точностью, что ему показалось, будто это лишь отражение его ожиданий, но для нынешних целей его вполне можно было воспринимать как реальность.
Однако, вопреки ожиданиям, он не обнаружил никакой активной защиты. Ничего не произошло, даже когда он дотронулся до ворот. Старец говорил, что вход – самая опасная часть, и едва он окажется внутри, его воспримут как своего. Ведь иначе его просто бы не впустили.
Надеясь, что Старец ничего не забыл за время затянувшегося беспамятства, чародей тщательно исполнил ритуалы, которые должны были позволить ему войти. Нерожденный парил за спиной. Вартлоккур вдруг задумался, свойственно ли Радеахару ощущение времени. Он не помнил, чтобы тот хотя бы раз проявил нетерпение.
Заскрипев, ворота приоткрылись на несколько футов. От петель отвалились куски ржавчины. Похоже, Старый Пройдоха через них не проходил.
Внутри Место полностью соответствовало воспоминаниям Вартлоккура. Это в самом деле было кладбище, надгробия и стелы которого уже не могли ничего поведать – время стерло все надписи, а те немногие, что уцелели, состояли из символов чужого языка. Собственно, не было причин полагать, что это настоящее место захоронения – оно лишь напоминало знакомые ему кладбища, какими он их представлял.
Там имелись и мавзолеи, выглядевшие старше, чем памятники попроще. Вартлоккуру стало любопытно, но он не отступал от цели. Глупо открывать ящик, содержимое которого неизвестно и может оказаться смертельным.
Те немногие железные статуи, что ему встретились, выглядели поврежденными. Некоторые лежали на земле, поросшие травой и ушедшие в почву. Самые пострадавшие были одновременно и самыми ржавыми. У менее заржавевших не хватало рук или ног, или же на них красовались следы жестоких ударов чего-то столь же твердого, как и они сами.
Вартлоккур видел железные статуи в действии лишь однажды. Ничто не могло остановить их или замедлить, но в тот раз их появление полностью застигло врасплох. И тем не менее, даже заранее предупрежденный, он опасался, что магия не сможет им помешать. С другой стороны, сама природа уже потрудилась над ними на славу.
Выбрав наименее искалеченную статую, он велел Радеахару действовать в соответствии с планом.
Прежде всего стоило выяснить, сумеет ли Радеахар сдвинуть с места проклятую штуковину, выглядевшую весьма тяжелой. Для Радеахара, впрочем, статуя оказалась не слишком тяжела, хотя ему и пришлось напрячься.
Нерожденный поднимался в воздух, пока он и статуя не превратились в крошечное пятнышко. Мембрана, ограничивавшая Место, казалась бесконечно упругой изнутри.
Статуя рухнула на гранитные плиты, пережив падение лучше, чем предполагал Вартлоккур. От нее не отлетело ни кусочка.
Нерожденный раз за разом повторял то же действо, несомненно получая удовольствие. Но в конце концов он быстро вымотался, в чем не было ничего хорошего – им еще предстояло возвращаться в Фангдред. В ближайшее время следовало ждать атаки Старого Пройдохи, и до этого нужно было поставить и взвести ловушку. Злодея необходимо обездвижить после того, как осядет пыль.
Радеахар разделался со статуями, которые выглядели наиболее уцелевшими. Вартлоккур надеялся достичь большего, причинить как можно больше вреда врагу. Но и потери железных статуй было вполне достаточно.
И тем не менее… Он осторожно прощупал окружение, но мало что узнал – оно оказалось чересчур механическим, чтобы с ним справился его разум. Ему хотелось обрушить на это место бурю разрушительной магии, разнести его в клочья – в таких масштабах, каких никто не видел со времен Падения. Лишенный всяких предрассудков, подобный вандализм полностью бы уничтожил Звездного Всадника.
Но Вартлоккура сдерживало странное ощущение, что ему не следует так поступать. Разрушив это кладбище, он мог бы слишком многое выпустить на свободу.
Возможно, здесь были не только памятники. Теперь ему казалось, что далеко не все могилы пусты и их обитатели могли пробудиться в любую минуту.
Не могло ли Место быть не только основной базой Старого Пройдохи, но и тюрьмой для беспокойных мертвецов?
Вполне возможно. Здесь могли обитать самые старые кошмары этого мира или враги, побежденные Старым Пройдохой много веков назад.
И здесь же могли быть заготовлены места для Вартлоккура и императрицы.
Столь чуждая мысль привела к тому, что прежнее вдохновение сменилось осторожностью. Кто-то хотел встревожить его и напугать.
Это был старый, очень старый мир, полный бесчисленных тайн. Чародеи создавали себя, используя зло, позаимствованное у ушедших коллег, которые, в свою очередь, стали кошмаром своего времени, тоже заимствуя у мертвых предшественников.
Такова была судьба любого чародея. Каждый либо принимал ее как цену могущества, либо избегал ее, пытаясь отвергнуть неминуемое.
В мир явились, а затем его покинули тысячи Магденов Норатов и еще более худших. И за ними должны были последовать новые десятки тысяч, используя знания предшественников. Великий продемонстрировал, что достаточно умное и упрямое воплощение ужаса способно противостоять даже смерти, став частью самой оболочки реальности.
То была еще одна мысль, которая вряд ли пришла бы в голову Вартлоккуру в обычных обстоятельствах, но она казалась ему вполне правдоподобной. Не могла ли она просочиться через мембрану, посредством сознания Радеахара? И не могло ли открыть ей путь его собственное ощущение, что эти могилы – вовсе не пустые символы?
На мгновение показалось, будто некто с наслаждением пробует его мысли на вкус. Он вздрогнул, а потом побледнел, почувствовав, как в мир с яростным воплем врывается некий изголодавшийся ужас, по крайней мере столь же могущественный, каким был Великий.
Вартлоккур тотчас же направился к воротам, призвав Радеахара. Медлить было нельзя, – может, он и был одним из самых могущественных среди ныне живущих людей, но он слишком слаб, чтобы противостоять тому, что желало подчинить его себе. Он снова нетерпеливо позвал Нерожденного.