– Неужели ты не мог найти отговорку?
Майкл тупо посмотрел на Дантиса. Подобное не пришло ему в голову – король не стал бы его просить, если бы в том не было нужды.
– Что слышно из Хаммад-аль-Накира, Майкл? – небрежно продолжил Арал. – Нашел там кого-нибудь надежного?
– А тебе зачем? – огрызнулся Требилькок.
– Да ты и впрямь стал чересчур вспыльчив. Затем, что у меня долгосрочное соглашение о поставке лошадей генералу Мегелина. Затем, что до меня доходят слухи, будто Эль-Мюрид может вновь попытаться вернуться. Говорят, будто Мегелин не справляется и с каждым днем теряет популярность.
– В таком случае твои источники получше моих. Я лишь слышу о том, что все еще продолжается медовый месяц. Ладно, мне пора. Хочу сделать несколько ставок, прежде чем отправиться в лес. Пока я остаюсь во дворце и буду по утрам выезжать на верховые прогулки. Если захочешь, чтобы я тебя подождал, – сообщи.
– Не забудь про «Толстяка», – улыбнулся Арал. – Думаю, ты удивишься.
Майкл смахнул со лба капли дождя. Он терпеть не мог шляпы, и порой ему приходилось расплачиваться за собственные причуды.
– Я подумаю.
Рагнарсон шел через внутренний двор замка, в сторону конюшни, когда на глаза ему попался стоявший на стене Вартлоккур. Король сменил направление и подошел к нему сзади. Чародей не сводил взгляда с востока, словно тот мог его укусить. Собственно, он и до этого вел себя несколько странно.
– Что там? Не хочешь рассказать?
– Ничего конкретного. Пока. Что-то на востоке, но Шинсаном от него не воняет.
– Сегодня утром ты об этом не упоминал.
– Непанта. Она слишком многого лишилась. Я не хочу мучить ее ложной надеждой.
– Гм?
– Все дело в Этриане. Возможно, он жив.
Этриан был сыном Непанты от первого брака, который пропал без вести во время Великих Восточных войн.
– Что? Где? – Перед своим крестным Рагнарсон был в неоплатном долгу. Жестокая судьба вынудила его убить отца мальчика.
– Просто иногда у меня возникает подобное чувство. Не могу понять откуда.
Рагнарсон забросал его вопросами, но чародей не отвечал. Он считал, что Браги чересчур романтизирует своего бывшего друга Насмешника и события, связанные с его смертью. У Браги тогда не было выбора: либо убил бы он, либо убили бы его.
– У нас нет никаких подтверждений смерти Этриана, – задумчиво проговорил король. – Что-нибудь еще?
– А что еще?
– Нечто, о чем ты не хотел говорить раньше. Все что-то скрывали ото всех остальных. И твои слова, будто ты чересчур занят, выглядели не слишком убедительно.
Вартлоккур перевел взгляд на короля, и в уголках его глаз появились веселые морщинки.
– С возрастом ты становишься смелее. Я помню, как юный Браги весь трясся при одном лишь упоминании моего имени.
– Тогда он не понимал, что даже могущественные уязвимы.
– Хорошо сказано. Только это не повод рисковать жизнью.
– Попробую снова поговорить на эту тему, когда твое настроение будет не столь чародейским, – улыбнулся Рагнарсон. – Когда будешь готов ответить на мои вопросы.
Слегка кивнув, он оставил чародея наедине с его размышлениями.
Джозайя Гейлс пребывал в отчаянии. Ему никак не удавалось отбить королеву от стада придворных матрон. И даже когда она наконец поняла, что ему нужно, ей не так-то легко было от них избавиться.
Наконец наступил подходящий момент. Шагнув в занавешенную нишу, она поманила его к себе. На ее губах играла знакомая насмешливая улыбка, доставлявшая ему столько мучений. Он нырнул в нишу следом за ней.
– О чем они говорили, Джозайя?
Никто другой не называл его по имени.
– Считай ни о чем.
– Но ведь должны же они были о чем-то говорить?
– Ну да, говорили. Только вряд ли ради этого стоило красться по пыльным коридорам, госпожа. Множество «Привет, как дела, давно не виделись». Или: «Как это Пратаксису в этом году столь легко удалось добиться успеха?» Ну и еще: «Что за дьявольщина творится в Шинсане?» А потом его величество отправил всех восвояси, сказав, что снова их соберет, когда вернется Пратаксис. Похоже, он что-то подозревает.
– Он всегда что-то подозревает, Джозайя. И у него есть на то причины.
– Речь не о его обычной подозрительности. Он кое-что сказал.
– Что именно?
– Он попросил Требилькока подождать, пока все остальные уйдут. А потом велел ему играть вместе с ним в захваты. Тогда-то он это и сказал.
– Что сказал? – Королева раздраженно нахмурилась, выглядывая из-за занавески. Свита пока ее не хватилась.
– Что даже у стен есть уши.
Улыбка исчезла с лица Ингер.
– Гм… это наводит на кое-какие мысли. Спасибо, Джозайя.
– Я твой раб, госпожа.
Она покинула нишу, озадаченно морща лоб. Вряд ли ее подопечные увидели бы в ней столь же любезную хозяйку, как прежде.
Гейлс закусил губу. Не слишком ли смело он себя повел? Не слишком ли многое выдал?
Джозайя Гейлс был жертвой любви, причем любви безнадежной. На большую близость, чем имела место только что, он не мог даже рассчитывать. Умом он давно с этим смирился еще до того, как в жизни его прекрасной дамы появился Рагнарсон. Но душа никак не могла признать существование непреодолимого барьера между знатной госпожой и пехотинцем средних лет.
Он на мгновение дал волю воображению, упрекая себя за то, что проявил недостаточную отвагу.
31016 г. от О.И.И.Игра в захваты
Король Кавелина спешился на кладбище Воргреберга. Из города он выехал рано, время до игры еще оставалось.
Сперва он посетил мавзолей семейства Криф, правившего Кавелином до него. Он склонился над накрытым стеклянной крышкой саркофагом его предшественницы и бывшей любовницы, облик которой искусно сохранила магия Вартлоккура.
– Спящая красавица, – прошептал он, глядя на холодное неподвижное тело. – Когда ты проснешься?
В его воображении ее грудь медленно поднималась и опускалась, и душа хотела в это верить, вопреки разуму.
Он любил ее. Она родила ему дочь, которую он почти не знал. Маленькая Каролан была погребена рядом. Ревнивое королевство погубило обеих…
Любовь их была пылкой и страстной. Подобное совпадение всех нужд и желаний могло случиться лишь раз в жизни – они идеально подходили друг другу. Воспоминание о былой страсти вновь заставило Браги усомниться в его нынешней преданности Ингер – он опасался полностью посвятить себя ей, зная, что в обычаях судьбы наносить удар по каждому, кто ему небезразличен.
Он поцеловал стекло над губами Фианы, и на мгновение ему показалось, будто те изогнулись в призрачной улыбке.
– Потерпи, Фиана. Я делаю все, что могу. – Он минуту помолчал. – Наступают времена испытаний. Все думают, будто я ничего не подозреваю, будто витаю в облаках. Меня недооценивают, как недооценивали тебя. Что ж, пусть считают меня всего лишь тупым солдатом, пока не угодят в яму, которую я для них выкопал.
Ему показалось, будто она понимающе кивнула.
В Воргреберге за него беспокоились. Он нечасто сюда приходил, но считалось странным, что он вообще навещает мертвых. И еще более странным, что он с ними разговаривает.
Ему было все равно – пусть думают что хотят. Для него кладбище было местом, где он мог укрыться от посторонних и спокойно поразмышлять, убежищем на то время, когда ему хотелось побыть одному.
Выйдя из склепа, Браги присел на влажную траву возле свежей могилы. Дождь прекратился. Какое-то время Рагнарсон сидел, швыряя комья мокрой земли в близлежащий надгробный камень. Все постепенно складывалось воедино – нечто, чего он еще не знал, состоявшее лишь из шепотов и слухов, странных известий из-за гор… Наверняка это что-то значило.
Мальчишкой он однажды побывал в морском походе вместе с отцом. Они вышли из Тондерхофна, еще когда не сошел лед, и их корабль в числе первых драккаров прошел через Огненные Языки. Проведя несколько дней в океане, они попали в штиль. Морская гладь напоминала отполированный нефрит, и у команды не было особого настроения садиться за весла. Бешеный Рагнар воспользовался возможностью, чтобы слегка поучить сыновей своим взглядам на жизнь.
«Оглянитесь вокруг, парни, – сказал тот, кто был известен под именами Бешеный Рагнар и Волк из Драукенбринга. – Что вы видите? Красоту океана? Его спокойствие? Безмятежность?»
Не зная, чего ожидать, юный Браги кивнул. Его брат Хаакен не решился даже на это.
«Считайте, будто море – это нечто живое».
Рагнар оторвал кишащий личинками шмат от туши свиньи, которую они принесли в жертву перед тем, как рискнуть войти в предательские течения Языков. Насадив кусок мяса на копье, он перегнулся через планшир и провел копьем по воде. А затем он облокотился о борт, держа мясо в нескольких дюймах над водной гладью, и замер в ожидании.
Вскоре Браги заметил под зеленой гладью движение. Что-то скользнуло под драккаром, и в полусотне ярдов от них поверхность воды рассек плавник. Нечто вырвалось из глубины, ухватив мясо и копье, за которыми едва не последовал и сам Рагнар – его от резкого рывка швырнуло на релинг. Вода забурлила и вновь стала неподвижной. Браги так и не разглядел, кто схватил гниющее мясо.
«Ну вот, – сказал Рагнар. – Видели? Там, в глубине, всегда что-то есть. И остерегаться следует именно тогда, когда море спокойнее всего. Именно тогда выходят на охоту крупные твари». Он показал вниз.
Под драккаром проплыл большой черный силуэт, слишком далекий, чтобы можно было различить что-либо, кроме тени в зеленой воде.
«Именно тогда выходят на охоту крупные твари», – повторил Рагнар. Он начал пинать матросов и осыпать их ругательствами, пока те не решили, что грести все же приятнее, чем принимать на себя всю ярость капитана.
Браги бросил комок земли в стебелек прошлогодней травы и попал. Стебелек сломался.
– Когда выходят на охоту крупные твари, – пробормотал он, вставая.
Пройдя вдоль подножия холма, он подошел к ряду могил. Там лежали его первая жена и дети, которых он потерял в Кавелине.