Голос Майкла едва заметно дрогнул, но, как решил Рагнарсон, вряд ли от злости. Требилькок что-то скрывал.
– Что там насчет Мглы? – сменил тему Браги.
Требилькок почувствовал, что его интерес отнюдь не случаен.
– Вряд ли стоит на что-то рассчитывать. Подобное происходит с тех пор, как она появилась здесь. Всегда найдется группировка, желающая заполучить ее в роли номинальной фигуры.
– Желать и заполучить – вовсе не одно и то же. Она никогда не согласится на меньшее, чем имперская власть. Как тебе сегодня показался чародей? Не странно ли он себя ведет?
Требилькок уставился в сторону леса.
– А когда он ведет себя не странно?
– Слишком уж на него не похоже. Постоянно бросает на всех хмурые взгляды, словно пытаясь запугать: мол, попробуй только рот раскрыть, и я нашлю на тебя бедствия на всю оставшуюся жизнь.
– Лучше у него спроси. Хотя я заметил нечто между ним и Мглой.
– Я с ним говорил. Но он ничего мне толком не сказал.
Майкл пожал плечами.
– Здравый смысл подсказывает, что проблема не в политике. Вартлоккур в эти игры не лезет. Наверняка что-то личное. А для него «личное» означает «Непанта». Самая большая его навязчивая идея.
Столетия назад мальчик, который потом стал Вартлоккуром, видел, как его мать сожгли на костре по приказу чародеев Ильказара. Он сбежал в Империю Ужаса, где обучился колдовству у тогдашних тиранов Шинсана, Йо Си и Ну Ли Си. Затем он вышел из тени, охваченный жаждой мести, и разрушил древнюю империю, после чего вдруг обнаружил, что ему больше незачем жить, кроме как ради предчувствия, что однажды родится женщина, которую он полюбит. Если он этого дождется.
Ожидание принесло ему больше мучений, чем радости, ибо та женщина, когда пришло время, влюбилась в другого мужчину – который, по иронии судьбы, оказался сыном Вартлоккура от недолгого брака без любви.
Женщиной этой была Непанта, а мужчиной – Насмешник. Прежде чем тот умер от руки Рагнарсона, они произвели на свет единственного сына, Этриана, который попал в руки врага во время Великих Восточных войн. И о нем ничего не слышали, кроме того, что он стал рычагом, с помощью которого Праккия вынудила Насмешника покуситься на жизнь Рагнарсона.
Этриан. Проклятое имя.
Отца чародея тоже звали Этрианом, и он был последним императором Ильказара. Мать назвала сына в честь отца, хотя юноша отказался от этого имени после того, как пришел в Империю Ужаса. Однако он тоже назвал сына Этрианом. Тот был еще малышом, когда его разлучили с родителями, и узнал о своем имени лишь спустя годы, когда к нему уже прочно приклеилось прозвище Насмешник, которое он не хотел менять…
После смерти Насмешника и исчезновения четвертого Этриана мечта Вартлоккура наконец исполнилась, вознаградив его за четыреста лет терпения. Он души не чаял в Непанте и отчаянно боялся лишиться того, что с таким трудом обрел.
А Непанта? Возможно, она тоже его любила. Но она была странной и замкнутой женщиной. Она чувствовала себя одинокой даже в толпе или в обществе близких друзей, ибо пронесшиеся над миром ветры злого рока лишили ее всех радостей жизни. Последний из многих ее братьев, Вальтер, погиб у Пальмизано. Война забрала единственного сына. А теперь она ждала второго ребенка, и разум ее отравляла мысль о том, какую цену потребует на этот раз судьба…
– Есть один едва заметный намек, – тихо проговорил Майкл Требилькок. – Мой источник в Троесе рассказывает лишь о том, что касается его собственных целей, а не о более серьезных невзгодах Шинсана. Но на Дальнем Востоке происходит нечто, настолько повергшее в ужас тервола, что они не обсуждают это даже между собой. Похоже, оно пугает их не меньше, или даже больше, чем война с Матаянгой. Но единственное, что я пока раскопал, – то ли имя, то ли титул: Избавитель. Не спрашивай! Я все равно не знаю.
– И именно потому чародей столь странно себя ведет?
– Не знаю. Но подозреваю, что да.
– То есть они с Мглой знают больше, чем готовы рассказать?
Требилькок усмехнулся, что с ним бывало редко.
– Мы все знаем больше, чем готовы рассказать. О чем угодно. Даже ты.
Браги перебрал в уме возможные варианты продолжения разговора, надеясь вытянуть у Майкла больше сведений, но тут со стороны крепости «Стражей», в четверти мили от них, послышались крики и шум.
– Проклятье! – выругался Браги. – Знаешь, что они сделали? Решили придерживаться своего плана. Идем!
Он устремился в лес. Майкл вприпрыжку бросился за ним. Несколько минут спустя Рагнарсон уже тяжело дышал, словно раненый бык.
Они присоединились к нескольким товарищам по команде на вершине травянистого склона, с которого была хорошо видна всеобщая свалка. Двадцать пять «Пантер» окружили мячи «Стражей»; в свою очередь, дюжина «Стражей» пыталась прорвать строй противника.
– Всем лечь, – велел Браги полудюжине игроков вокруг него. – Чтобы никто вас не видел. – Он услышал, как сквозь кусты пробираются другие его товарищи по команде. Эти идиоты из второй линии оставили позиции. – Атакуем их, когда они доберутся сюда.
Он плюхнулся на траву, и перед глазами поплыли черные пятна. Ему не хватало дыхания.
Шум приближался. Браги приподнял голову. Уже скоро. К нему присоединились еще несколько игроков.
– Подождите меня, – сказал он. – Дайте мне чуть отойти, а потом бросайтесь следом.
«Пантеры» выстроились в клин. «Стражи» с улюлюканьем прыгали вокруг них, словно тявкающие на стадо коров щенки.
Еще несколько футов… пора! Браги метнулся вперед и бросился в ноги бежавшим впереди «Пантерам», свалив полдюжины из них.
Он услышал, как взревел Майкл, а потом увидел, как худой бледный парень врывается в толпу, из которой во все стороны разбегаются «Пантеры».
Браги выругался, почувствовав, как кто-то выкручивает ему руку. Под его подбородком оказался чей-то сапог. Груда навалившихся на него тел становилась все выше.
– Один есть! – послышался восторженный вопль Тихохода. Часть сражающихся устремилась вниз по склону в сторону леса. «Пантеры» преследовали их словно гончие псы.
Двое игроков «Пантер» с мячами в руках оторвались от группы и помчались к своей крепости с неизменными шумом и криками.
Выскользнув из-под груды тел, Рагнарсон повалил еще одного игрока с мячом. Майкл схватил его ношу и неслышно скрылся в лесу. Браги заорал и начал тузить товарищей по команде, пытаясь заставить их вышвырнуть с поля еще несколько «Пантер».
Шум и крики смолкли. Команды скрылись в лесу. Дважды прозвучал победный рог «Пантер», несмотря на потерю игроков. Из крепости «Стражей» донесся лишь унылый вой, сообщавший, что один их мяч все же нашел дорогу домой. Со стороны «Пантер», где под бдительным оком судьи ждали изгнанные с поля игроки, слышались насмешливые возгласы.
Рагнарсон и Требилькок вернулись на позиции.
– Возможно, твоя стратегия лучше подошла бы для длинного варианта игры, – заметил Майкл.
– Пожалуй, ты прав. Криденс Абака как-то раз такое предлагал. Вот только он говорит, что, когда играют марена-димура, они связывают игроков, затыкают им рот кляпом и подвешивают на высоких деревьях, где их никто не найдет. Иногда обе стороны настолько этим увлекаются, что забывают о мячах, и игроков внезапно оказывается слишком мало, чтобы их таскать.
– Тебе не кажется, что он преувеличивает? Если бы до такого дошло, люди висели бы на деревьях, пока не умерли бы с голоду.
– Какой счет?
– Два-ноль в пользу «Пантер». А я поставил двести нобилей на победу «Стражей».
– Двести? Боги! – Рагнарсон даже забыл о вопросах, которые хотел задать. – Ты что, совсем дурак?
– Я надеялся, ты что-нибудь придумаешь.
– Так и было, только, похоже, слишком поздно. Рассказывай дальше. Что там еще на востоке?
– Троенские марионетки Суна могли оккупировать побережье Котсум в Хаммад-аль-Накире, дав Суну возможность угрожать флотом матаянгскому флангу.
Рагнарсон едва заметно улыбнулся:
– А что происходит в Хаммад-аль-Накире? Вряд ли они бы просто сидели и ничего не делали?
– Не знаю, что тут вообще можно поделать. Эль-Мюрид скрывается в Себиль-эль-Селибе, и у него почти не осталось последователей. Похоже, его не интересует ничего, кроме опия. Мегелин – настолько неумелый король, что народ просто не обращает на него внимания, надеясь, что он уйдет.
– Печально. Воистину печально. Сын Гаруна… Как могло случиться, что от него никакой пользы? Он сын своего отца.
– Твой друг не учил его ничему, кроме умения сражаться. Говорят, на войне он настоящий дьявол, но если бы не Эль-Сенусси и Белул, его правление давно бы рухнуло. Я слышал, его чиновники еще более продажны, чем были у Эль-Мюрида.
– Скорее всего, это те же самые люди. Только теперь без ограничений, которые накладывает религия.
– Как бы там ни было, Запад может объявить угрозу со стороны Хаммад-аль-Накира неактуальной. Спящий великан больше не храпит. Он валяется кверху брюхом, и его дожирают черви.
– В том нет ничего хорошего. Если итаскийцы перестанут беспокоиться по поводу Суна и Эль-Мюрида, мы во многом лишимся военной помощи. У тебя есть люди в Аль-Ремише?
– Двое вполне надежных.
– А в Себиль-эль-Селибе?
– Один из лучших.
– Пошли туда кого-нибудь еще. Кого-нибудь независимого. Нужно еще раз все проверить. Я не верю ни единому слову из того, что ты мне говоришь. Возможно, кто-то тебе лжет.
– Сир!..
– Спокойнее. Майкл, когда ты делаешь что-то сам, я вполне тебе доверяю. Вот только ты чересчур хитер, и, возможно, до добра тебя это не доведет. Думаю, люди лгут тебе, а ты им веришь, поскольку убедил их лгать кому-то еще для собственных целей. Проклятье! Что-то я совсем запутался. Даже сам не понимаю, о чем говорю.
– Кажется, я понимаю. И возможно, ты прав. Я слишком ввязался в саму игру как таковую, а люди интересуют меня куда меньше. Верно. То, что я беру их к себе на службу, вовсе не значит, что они станут моими верными глазами и ушами. Найдется как минимум трое или четверо, которые, вероятно, сами не знают, на чьей они стороне.