– Совершенно верно. Если у Мегелина есть договоренность с Суном, то вполне естественно, что он больше тебе не друг. Он продал тебя Империи Ужаса.
– Как я мог бы заключить сделку со старым врагом? Ты хоть представляешь, как мне это объяснить своим людям? При имеющихся доказательствах? Старики все еще боятся Эль-Мюрида не меньше, чем Шинсана.
– Как я уже говорил, Ученика ныне мало что интересует. Выражаясь математическими терминами, он больше не составляющая уравнения.
– То есть? – Рагнарсону показалось, что они подходят к самой сути.
– Госпожа Ясмид… скажем так, она намерена проявить некоторую инициативу.
Рагнарсон горько рассмеялся:
– Она собирается его свергнуть?
– Не совсем. Скорее взять на себя власть от его имени. Если в том есть хоть какой-то смысл.
– Смысл?
– Что толку пытаться, если ты зажат между роялистами и Шинсаном и у тебя нет друга, который мог бы помочь? Даже у пшеничного зернышка между жерновами и то больше шансов. Для правоверных в конечном счете было бы лучше, если бы их не вели на верную гибель.
«Весьма завуалированный намек», – подумал Браги. Ясмид позволит упадку продолжаться, пока Рагнарсон не предложит ей некую надежду на лучшее. А если все действительно рухнет, Сун и его Западная армия получат доступ к южным проходам через горы. Сун пройдет маршем через пустыню на запад и нанесет удар по западным королевствам с юга вместо востока. Браги вновь доверился интуиции.
– Скажи ей, пусть действует. Но пойми и меня – реального союза я обещать не могу.
– Понимаю. Никаких железных обязательств – просто надежда. И прошу тебя – об этом должны знать только мы трое. Я сообщу госпоже и как можно скорее вернусь.
Рагнарсон кивнул:
– Хабибулла, от тебя теперь намного больше толку, чем тогда, когда ты был послом. Ты стал умнее и решительнее.
– Госпожа Ясмид направила меня по пути, достойному зрелого человека.
– Тем лучше для нее. – Браги, застонав, поднялся на ноги. Казалось, будто мышцы его застыли подобно цементу. – Похоже, завтра я вообще не смогу пошевелиться.
Он, пятясь, отошел, не поворачиваясь, пока не оказался вне досягаемости броска оружия. Будучи разумным человеком, он предпочел не рисковать – хариши прекрасно владели ножом.
Браги продолжил прерванный путь, размышляя над перипетиями судьбы. Слишком многое теперь принимало совершенно иной оборот.
Что-то подсказывало ему: он был прав насчет сделки с Ясмид. Возможно, когда-нибудь ему столь же отчаянно потребуются друзья, как сейчас ей. А представители народа Хаммад-аль-Накира, независимо от религиозных и политических убеждений, были способны на крепкую дружбу не меньше, чем на непреклонную вражду. Разве отец Мегелина, Гарун, не отказался дважды от возможности получить Павлиний трон ради того, чтобы помочь друзьям? Не из-за этой ли самой дружбы на Павлиньем троне теперь сидел мальчишка, выбравший собственный странный путь?
И что насчет Майкла? Его свидетельства подкрепляли слова Хабибуллы, и наоборот. Так что, если все это не было неким заговором… Проклятье! Похоже, Браги и впрямь становился параноиком.
Нужно было свести их вместе, но Хабибулла хотел, чтобы все на какое-то время оставалось в тайне. И это могло лишь пойти на пользу Суну. «Не могу же я действовать против сына Гаруна? – подумал Браги. – Но тогда я оставлю без помощи его жену, а она дорога мне больше, чем этот мальчишка…»
– Головоломная дилемма, как выразился бы Насмешник, – пробормотал он. Мать и сын воевали друг с другом, а он связан дружескими обязательствами с обоими. – Похоже, придется руководствоваться собственными интересами.
Если интуиция не обманывала, ему ничего не оставалось, кроме как занять сторону Ясмид.
Браги потянул за шнурок звонка. За дверью проворчали насчет позднего времени, и на пороге появился старик с кинжалом в руке. Ночью никто никому не доверял.
– Привет, Уилл.
– Сир! Мы тебя не ждали.
– Все верно. Я сам порой не знаю, где и когда окажусь.
– Ой! – послышался из глубины дома девичий голос. – Папа пришел! Я слышу папу!
Не успел он сделать и трех шагов, как на него обрушился вихрь из косичек и размахивающих рук. Прибежал и сын Гундар, но, увидев отца, тут же превратился в полного достоинства мужчину двенадцати лет от роду.
– Привет, отец.
– Привет, Гундар. – (Появилась его невестка.) – Привет, Кристен. Они не сильно тебя донимают?
Неужели ей было всего девятнадцать? Она выглядела старой умудренной женщиной.
– Здравствуй, отец. – Тонких губ девушки коснулась улыбка, вернув ей подобающий возрасту вид. – С ними никаких хлопот.
– Где мой малыш? Где Браги?
– Наверняка опять шалит. Заходи, располагайся. Сейчас найду чего-нибудь поесть. Где ты был? Со свиньями валялся? Ты весь в грязи.
– Играл в захваты, да, пап? – спросил Гундар.
– Играл. И мы разбили их наголову, пять к трем.
Победа все еще его пьянила. Может, его все-таки рано отправлять на свалку.
– «Пантер»? Ну папа! – Мальчик издал жалобный вопль.
– Что такое?
– Вы должны были проиграть, – сказала Кристен. – Он поставил против вас.
– Где же твоя семейная солидарность?
– Но, папа…
– Не важно. Я уже целый день про это слышу. Надеюсь, друзья Кавелина не станут вести себя так же, – полушутливо добавил он. – Иначе нас ждут большие неприятности.
– Как малыш? – спросила Кристен. Голос ее дрогнул.
Браги потер лоб, пытаясь скрыть хмурую гримасу. «Быстро же она об этом заговорила», – подумал он.
– Здоров как волчонок. И точно так же жрет и воет.
– Это хорошо. Иногда после тяжелых родов…
Его так и подмывало взять Ингер, Кристен, их отпрысков и Гундара, сунуть всех в мешок, встряхнуть хорошенько, а потом усадить в ряд и объяснить, что королем сделали только его самого. А потомство не имеет к этому никакого отношения. И если ему представится возможность выбрать преемника, вряд ли таковым станет кто-то из родни – скорее тот, чей опыт и ум он наблюдал в деле, тот, кто обладает качествами, необходимыми королю Кавелина.
Вопрос престолонаследия грозил немалыми проблемами, и рано или поздно его пришлось бы решать. Но времени пока что было полно – разве впереди не оставалось еще немало лет?
Он вдруг понял, что все чаще топчется в нерешительности, позволяя событиям идти своим чередом. Не очередной ли признак старения? Он становится все более пассивным, смирившимся с судьбой? Или же вырос запас его терпения?
Пятнадцать лет назад он не стал бы ждать развития событий. Он вмешался бы в их ход, размахивая мечом, и наверняка чего-нибудь бы добился. Хотя вовсе не обязательно результат бы его порадовал.
С другой стороны – могло случиться то самое «везение», о котором упоминал старик. Возможно, интуиция подсказала бы ему, что следует залечь на дно и переждать. Слишком много сюрпризов таили в себе внешне не связанные между собой фрагменты, о которых стало известно.
«Нужно проявить терпение, – подумал он. – Дождаться, пока все обретет некую форму. Возможно, то, что мне кажется понятным, – лишь ложный след. И где-нибудь поджидают другие такие же, как Хабибулла».
– Что-то ты сегодня чересчур мрачный, – заметила Кристен.
– Гм? Да… игра была тяжелая. Я набегался за двоих пятнадцатилетних мальчишек.
– Если ты настолько устал, может, останешься переночевать?
Браги окинул взглядом дом, который Кристен сделала ярким и радостным. «У нее выдающийся вкус для дочери вессонского солдата, – подумал он. – Изящно, но просто».
– Не могу. Слишком много призраков прошлого.
Кристен кивнула. Здесь убили его первую жену и нескольких детей. В этом доме он не находил покоя и ночевал с тех пор лишь пару раз.
– Нет, – повторил он. – В любом случае мне нужно еще заглянуть к Мгле. Может, там и останусь. И поосторожнее с улыбкой, милая. Между нами ничего нет и никогда не будет. Слишком уж она меня пугает.
– Я вовсе так не думала. Если у нее с кем-то что-то и есть, так это с Аралом Дантисом.
– Аралом?
– Ну да. Каждый раз, когда она в городе, он тоже здесь. Я видела его сегодня утром.
Браги задумчиво нахмурился.
– Сядь, ради всего святого, – сказала Кристен. – Скажу, чтобы приготовили чего-нибудь поесть. А вы, дети, идите спать. Давно пора. Скажите Браги, чтобы пришел поздороваться с дедушкой.
Послышались протестующие крики. Рагнарсон тоже предпочел бы, чтобы они остались, но промолчал. Он снял с себя всю ответственность за воспитание детей, возложив ту на Кристен, и не собирался вмешиваться в ее представления о дисциплине.
Подобную ошибку он совершил лишь однажды, и она высказала ему все, что о нем думает. Когда она была права, язык ее становился весьма острым.
И естественно, ей хотелось поговорить без лишних маленьких ушей.
«Любопытно, – подумал он. – Я теперь вообще ни с кем всерьез не разговариваю. Все мои настоящие друзья мертвы или отдалились, подобно Майклу, так, что между нами возникла пропасть. Я не только Ингер не могу открыть душу – вообще никому».
Не так давно, идя по переулку Линеке, он размышлял о том, что, возможно, ему не хватает любовницы. Не какой-нибудь женщины для утех, но такой, в которую он мог бы влюбиться без памяти, как это было с Фианой. Теперь он понимал, что ему недостает не только любовницы, но и друзей – друзей до гроба, готовых на все, наподобие тех, кого он привел в Кавелин на гражданскую войну. Его круг состоял из людей, связанных общими интересами, а общие интересы, похоже, расходились по мере того, как отпадала необходимость думать о выживании. За вчерашней победой могло скрываться завтрашнее поражение.
Теперь самым близким его другом был Дерель Пратаксис, и то, возможно, лишь потому, что он представлял для Дереля постоянный интерес. Даймиельский ученый писал наиболее полную современную историю Кавелина, наблюдая ее изнутри.
Браги размышлял, не спровоцировать ли ему какой-нибудь кризис, чтобы вынудить его окружение сомкнуть ряды…