– Как думаешь, чем это грозит для нас? – спросил Рагнарсон. – Среди его людей есть человек Мглы.
– У них надежное прикрытие.
– Что насчет Нората?
– Гм?
– Мы не знаем почему, но мы знаем кто, и мы знаем, где этот сукин сын.
– Не все сразу. У нас и без того хватает дел. Нам ни к чему война с Мегелином.
– Кто говорит про Мегелина? Я про Нората.
– А что, если Мегелин оказался в его власти? Что, если первая наша попытка закончилась неудачей? Он первоклассный чародей. Иначе бы он не выжил после уничтожения Праккии.
– Мегелин не станет объявлять войну. Мы ведь вроде как друзья.
– Вроде как. Говорят, будто он сошел с ума. И теперь мы знаем почему.
– Вряд ли. Тогда на него верхом уселся бы Эль-Мюрид.
– Пусть Норат делает что хочет. У нас есть куда более важная проблема с Мглой. И я жду рождения ребенка. А без меня ты вряд ли захочешь связываться с Норатом. Но когда приходится выбирать между помощью тебе и возможностью держать за руку рожающую жену – выбор не в твою пользу.
– Мне следовало сообразить, что с тобой бесполезно спорить. Надеюсь, твое создание справится и без тебя. А если я не буду участвовать в переговорах, Тинг подсунет мне такие ассигнования, что мне придется много лет проливать слезы.
– Пусть этим займется Пратаксис.
– Чушь. Он не настолько пробивной, как я. Проклятье, это он во всем виноват, дьявол его побери. Это он разработал столь дурацкую систему правления.
– Она не так уж плохо работает.
– Работает отлично – пока мне не потребуется сделать что-либо к концу месяца. Даже если я хочу кому-то дать вшивую медаль, за это должен высказаться каждый сукин сын в Тинге.
– Я как-то не замечал, чтобы получалось не по-твоему.
– Угу. Вот только от эксперимента Дереля с демократией нет никакого толку – одни помехи.
Той же ночью в Троесе командующий Западной армией получил депешу от друга в столице Кавелина. Лорд Сун был без маски. Подчиненные считали его человеком, лишенным чувства юмора, но, читая доклад, он улыбался и смеялся от души. Однако от хорошего настроения не осталось и следа, когда он узнал, что у него больше нет связи с лордом Го Вэнчинем.
101016 г. от О.И.И.Возвращения домой и дни рождения
Майкл наблюдал, как исчезает вдали последняя группа преследователей. Они приложили немало усилий, пытаясь его найти, – преодолели расстояние, которое, по идее, никак не смог бы осилить беглец. Он сам удивлялся, как это у него получилось.
Лошадь, которую он украл, оказалась достаточно выносливой, и Майкл гнал ее, пока она не свалилась без сил. Предположительно он проскакал с полсотни миль через труднопроходимую пустыню к северу от Аль-Ремиша и теперь находился у засушливых южных подножий гор Капенрунг. Шансов пересечь их в одиночку было немного, независимо от того, долетел ли до цели голубь.
Он взглянул на запад. До наступления темноты оставалось еще два часа. Восемь миль пешком. И вряд ли саван-далаге выйдут на охоту до прихода ночи.
Сколько им потребуется времени, чтобы его настичь? Он пожалел, что слишком мало о них знает. Осмелится ли он продолжить путь ночью?
Нет. Слишком рискованно. Лучше укрепить позицию, прежде чем станет слишком темно для поисков дров для костра.
Безлюдные холмы покрывала низкорослая растительность. Древесины вполне хватало. Проблема заключалась в том, чтобы найти место, где саван-далаге могли подобраться к нему только с одной стороны и где путь им преградил бы огонь.
Он потратил час на поиски более или менее приемлемой норы в берегу каменистого сухого русла-вади. Ее уже использовали раньше как укрытие – на стенах из мягкого камня виднелись похожие на руны фигуры. Майкл предположил, что их оставили предки тролледингцев времен Яна Железной Руки в эпоху Падения.
Майкл собрал столько хвороста и дров, что с трудом протиснулся за огненную линию обороны. Он разжег небольшой костер, от которого собирался зажечь другой, побольше, когда явятся охотники.
– Вся штука в том, друг мой Майкл, чтобы не заснуть, – пробормотал он.
Он забавлялся играми, в которые не играл со времен Ребсамена, сочинял непристойные лимерики, пытался вспомнить всех женщин, которых любил, хотя список их оказался короче, чем подозревали друзья. Когда тот подошел к концу, взошла луна, и он начал представлять разные символы на ее пятнистом диске, а потом попытался составить каталог созвездий…
Внезапно очнувшись, он, не раздумывая, подбросил хвороста в угли костра и принялся отчаянно его раздувать, слыша близкий скрежет когтей по камням. Луна стояла высоко в небе, и если бы он взглянул в высохшее русло, различил бы тени, движущиеся среди других теней.
Он проспал три часа.
Сухой хворост занялся, и Майкл быстро разжег пламя, за несколько мгновений отгородив укрытие огненной стеной.
– Проклятье! – выругался он, ощутив отразившуюся от задней стены норы волну невыносимого жара.
Лежа на животе посреди груды топлива, он лишь надеялся, что не поджарится сам.
Послышалось злобное рычание и стук когтей охотников – Требилькоку показалось, что их было четверо. Сквозь просветы в пламени на него взглянули полные ярости рубиновые глаза.
– Надеюсь, вам хватит терпения, ребята.
Терпения им хватило – пока не забрезжил рассвет. Потом они снова забеспокоились, и Требилькоку вдруг стало интересно, насколько они разумны. Понимали ли они, что он способен вести подобную игру бесконечно долго?
Твари издавали горловое зловещее рычание, не похожее ни на что из слышанного им прежде. Он представил себе четырех черных тигров-переростков, постепенно теряющих самообладание, хотя знал, что любая схожесть с большими кошками – лишь случайность.
Пара глаз приблизилась к огню. Хотя зверь был рядом с костром, Майкл не мог разглядеть ни его размеры, ни облик. Творения Нората воистину являлись созданиями тьмы, с которой они идеально сливались.
Сквозь пламя метнулось нечто похожее на лапу, взмахнув в воздухе у носа Майкла. У него возникло искушение швырнуть несколько камней, дразня зверя, так же как мартышки насмехаются над леопардом, но он предпочел не рисковать. Иногда леопарду удавалось свести счеты.
К нему потянулась лапа еще одного зверя, и на этот раз Майкл рубанул по ней клинком. Тварь взвизгнула, но Требилькок знал, что вряд ли серьезно ее ранил – раны вообще мало что для них значили. Во время Великих Восточных войн нашли лишь одно средство, позволявшее с ними справиться, – закопать их столь глубоко, чтобы они не могли вырваться.
Твари расхаживали туда-сюда, перерыкиваясь друг с другом.
– Майкл, старина, похоже, ты просчитался. Тебе следовало идти дальше – вряд ли они нагнали бы тебя до рассвета. А теперь они готовятся к решающему прыжку.
Несмотря на убийственную жару, он еще сильнее раздул пламя. Смерти он не боялся, но его раздражала мысль, что он может бессмысленно погибнуть именно здесь. Он всегда рассчитывал, что от его смерти будет хоть какая-то польза.
В зверином рычании и шипении появились новые нотки – твари приготовились к атаке. Собравшись с силами, он выставил перед собой меч, готовясь пронзить чудовище сквозь огонь.
Внезапно их голоса изменились. Майкл ничего не видел сквозь бушующее пламя, но мог поклясться, что один зверь удирает. Другим тоже что-то не понравилось, и рев второго чудовища унесся прочь. За ним последовало еще одно. Но одна тварь все же осталась, и по негромкому низкому ворчанию можно было прочесть ее мысли – она приближалась к нему.
Майкл ждал, зарывшись в кучу хвороста.
Зверь взревел, скребя когтями по камням. Выпучив от ужаса глаза, Майкл увидел, как огненную стену закрывает огромная тень. Он резко ткнул вперед мечом, вложив в удар всю силу, хотя и понимал, что для твари его оружие – не более чем зубочистка.
Чудовище замерло на середине прыжка. Удар Требилькока не достиг цели, и он лишь ошеломленно наблюдал, как саван-далаге бросается назад сквозь огонь, вопя и корчась.
– Что за дьявольщина? – пробормотал он. – Что все это значит?
По камням снова заскрежетали когти. Майкл присел. Приближался еще один зверь.
Мгновение спустя послышался протестующий вой.
Так повторилось трижды, а потом все стихло. Майкл Требилькок уселся, скрестив ноги, и хмуро уставился на костер, положив меч на колени.
Внезапно пламя погасло.
– Ну конечно же, это ты, – сказал Майкл. – Мне следовало догадаться.
Рагнарсон и Вартлоккур спали по очереди. Браги разбудил солнечный луч, скользнувший поверх восточной стены и упавший на лицо. Переместившись на несколько футов вправо, он приоткрыл глаз. Чародей тоже проснулся и точно так же мало что соображал.
– Думаешь, нам стоит сдаться? – спросил Браги. – Скорее всего, уже слишком поздно.
– Не обязательно. Радеахар принесет его назад.
– Возможно, по частям.
– Не исключено.
– Голубь вернул мне надежду. Не хотелось бы потерять парня после того, как он так мне помог. Вряд ли это было бы честно.
– Ты не мог бы помолчать? – раздраженно бросил чародей. – Я уже довольно стар для подобных бдений. Дай мне отдохнуть.
– Ладно. – Рагнарсон откинулся на спину и закрыл глаза, вновь впадая в оцепенение. Проклятье, спать на ступеньке лестницы все-таки нелегко.
Он проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо, и тут же схватился за меч.
– Спокойно, – сказал Майкл. – Мы друзья.
Рагнарсон быстро огляделся. Судя по положению солнца, было уже десять часов. Вартлоккур тоже пытался проснуться.
– Майкл, – спросил чародей, – не вправишь мне шею? Кажется, я ее вывихнул об эту проклятую стену.
Требилькок положил одну руку сбоку на голову чародея, а другую под его подбородок.
– Спокойнее. – Он несколько раз повернул голову Вартлоккура, а потом дернул. Щелчок эхом отдался от стен.
– Эй! Не сломай!
– Да, ваша ворчливость господин чародей. Может, мне стоит улететь обратно и пойти пешком? Чтобы дать тебе время подготовить торжественную встречу?