тка Ненаглядная. Тоже мне рай неземной… Есть что-то противоестественное в понятии «планета-курорт». Праздность, прожигание жизни… Горькая судьба для планеты!
Николай, осторожно приблизившись к опоре, произвёл какие-то замеры. На безобразной бахроме, серым занавесом опускавшейся к земле, странным увеличенным образом отразилась его фигура, замедленные движения.
Затем он протянул щуп к «пряже», повёл его вверх. И вдруг замер.
— Что?! — заорал Илья, вскакивая. — Что случилось, Коля?
Из канала связи, который Егор тут же включил на полную мощность, доносилось прерывистое дыхание энергетика.
«Пряжа» дрогнула, тысячами нитей заструилась к человеку, опутала его защитный комбинезон.
— Назад! — крикнул Илья. — Немедленно назад!
Скворцов вдруг запел.
Это было так дико и неожиданно, что Илья с Егором замерли, вслушиваясь в хриплый голос Николая. Он то возвышался, звенел над болотом, вырвавшись из усилителей вездехода, то падал до шёпота, переходил в невнятное бормотание:
Ладно, ещё один день, — как огромно всё это:
словно ты прыгаешь в новую бездну
или в другие новые бездны, в другое
царство транзита—у этой истории
нет конца, даже когда приходит конец,
а когда всё опять начинается, тебя уже нет3.
Илья стал лихорадочно заращивать свой комбинезон.
Скворцов вяло отмахивался от сизой паутины, будто от назойливых ос. Затем, уронив щуп, отступил на несколько шагов, повернулся к вездеходу. Его покачивало.
Садовники, не сговариваясь, выскочили из вездехода, чтобы увести энергетика от гиблого места, помочь ему добраться к зоне действия защитного поля.
И тут Скворцов засветился. Точнее, он стал сначала полупрозрачным, словно какой-то неведомой силы свет пронзил и его тело, и защитный костюм.
Он стал отступать от вездехода, пытаясь руками защитить глаза и не понимая, что свет идёт изнутри.
Илья бросился к нему и тут же упал, сбитый ловким ударом Егора:
— Не смей! Опомнись! Ему уже не поможешь!
Вряд ли он удержал бы товарища, но тут Скворцов тоже упал. Тело его засияло, будто шаровая молния, вокруг него задымились, а затем вспыхнули ветки низкорослого кустарника.
— Коля! Скворушка! — в отчаянии простонал Илья. — Что ты натворил, Коля!
Вечером Полина почему-то не позвонила.
Илья вспомнил, как рвалась жена лететь вместе с ним на Ненаглядную, и порадовался, что Полина осталась на Земле. Нечего ей делать в этом неправдоподобно красивом мирке, который поразил неведомый недуг. Тайны и беды множатся, вырастают десятками, как поганые грибы… Чёрное пламя смерти, вызванное пандемией, удалось, правда, частично погасить. Завтра гематологи Земли пришлют первую партию искусственных селезёнок, поступили и используются могучие препараты, восстанавливающие нормальное функционирование кроветворных органов. Но уже появилась новая загадка. Что значит справка медцентра, на которую обратил его внимание академик Янин? Всего несколько фраз: «При профилактическом осмотре на планете обнаружено четыреста восемьдесят семь случаев стерильности практически здоровых женщин. Стерильность, по-видимому, обусловлена внешними факторами». Янин, поблёскивая лысиной, дважды прочёл информацию и спросил в упор: «Вы, конечно, догадываетесь, что, как и в случае с нелепейшей вспышкой лейкемии, никаких внешних факторов не обнаружено?» — «Я предполагаю такое», — согласился Илья. — «Так вот! — заключил академик. — Запомните: Ненаглядная хочет нас или прогнать, или истребить. Третьего не дано. Ей мало пандемии и якобы стихийных бедствий. Она исподтишка делает наших женщин бесплодными… Это звенья одной цепи, Садовник».
Последняя фраза Янина запала Илье в душу. В самом деле: как ни посмотри, во всех событиях обнаруживаются признаки планомерного наступления на человека. Но как, каким образом планета может почти осознанно реагировать на присутствие людей? И чем они ей в конце концов досадили? Где та «раздавленная бабочка», о которой говорил Висвалдис?
Илья попробовал отключиться от назойливых мыслей. Представил Полину: её светлые волосы, зеленоватые глаза, в которых помещается столько тепла и света, золотистый пушок над верхней губой… Поскорей бы домой! К светлым водам речушки Выпи, где они «заякорили» свой модуль, к лесу и его росным полянам, которые в двадцати минутах ходьбы от дома… Улетая, он просил Полину побольше гулять… Вот бы увидеть её сейчас. Как она идёт по тропинке, будто плывёт — куда девалась былая порывистость. А всё Он — ещё неизвестный им человечек, спящий под материнским сердцем. Как они там, его родные?
…Он увидел тут же и Выпь, и побитую спорышом тропинку, свой модуль у берега. В следующий миг над этим тихим уголком изогнулась, затрепетала от гнева чёрная стена цунами, та самая, от которой они спаслись здесь, и Илья со всей неотвратимой ясностью кошмара понял, что на этот раз не уйти… Он застонал, повернулся на другой бок.
В углу комнаты, рядом с постелью Ильи, вдруг вспыхнул объём изображения.
— Ил, — тихонько позвала Полина.
Черты лица спящего, изменённые страшным сновидением, разгладились. Он даже улыбнулся, но так и не проснулся.
Полина сидела, набросив на плечи пуховый платок, и молча смотрела на мужа. Далёкое солнце Земли зажгло её волосы, и они сияли вокруг смуглого лица, будто нимб.
Потом, вспомнив, что время сеанса кончается, порывисто встала, хотела, наверное, разбудить спящего, но в последний момент передумала.
Она протянула бестелесную руку, погладила голову Ильи, коснулась его закрытых глаз, губ. Со стороны Полина казалась феей, залетевшей ночью к своему возлюбленному и осыпающей его эфемерными ласками.
Колокольчиком отозвался сигнал прекращения связи — изображение феи растаяло.
ОБОРОТНИ
На берегу трудились уборочные автоматы. Красные многопалые крабики, манипулируя антигравами, таскали куда-то в глубь временного посёлка поверженные реликтовые сосны, убирали мусор, ремонтировали местами разрушенную набережную.
Илья несколько раз нырнул, а когда вышел на берег, увидел Славика. Тот сидел на поверженном пляжном зонтике и хмуро разглядывал купающихся.
— Ты чего надулся? — удивился Илья. — И на завтраке тебя не было.
— Нездоровится, — сказал Славик и постучал себя по лбу. — Головная боль. Точно как при давлении. Особенно по вечерам донимает. И утром. Днём легче.
— Ты что?! — Илья насторожился. — Проверился хотя бы?
Славик махнул рукой.
— От забот болит… Был я, конечно, в медцентре. Говорят — практически здоров. А вчера так прихватило, что я только при помощи гипносна и спасся. В царстве Морфея.
— Может, это штучки Ненаглядной? — предположил Илья.
— Не хватало, чтобы она нас поодиночке начала преследовать, — улыбнулся Славик. — Ты, Илюша, из обычной планеты какого-то мстителя сотворил.
Ефремов сложил полотенце и вдруг заметил, что левая рука Славика перевязана.
— А это ещё что? Тоже от забот?
— Ты не знаешь? — в свою очередь удивился товарищ. — Впрочем, ты вчера утечкой занимался… Вечером пожар был. Даже не вечером, ночью.
— Почему не разбудили? — нахмурился Илья. — Такое творится, а я последним узнаю. Что горело?
— Цех дублирования предметов обихода. Точнее — склады. Ты же знаешь, что такие вещи изготовляют серийно… А будить тебя Шевченко запретил. Вы, говорит, Садовники, а не пожарники.
— Зато ты отличился, — Илья кивнул на забинтованную руку. — Ожог?
Славик пожал плечами:
— Мал мало есть. Что интересно, я даже не заметил, когда и где прихватило. Ночью тревога, а у меня голова будто чугунная. Люди бегут, суета, крики. Пожарные гравилеты всё пеной забросали — чуть не утонул…
— От этих неслучайных случайностей уже начинает становиться скучно, — сказал Илья. — Действия Ненаглядной бессмысленны и жестоки. Агрессивность её возрастает. Иногда мне хочется всё же эвакуировать людей и превратить эту милую планету в облако электронного пара.
— Я не сказал главного. — Славик наблюдал, как неподалёку среди крутых волн прыгают и смеются девушки. — Это был поджог.
Илья уронил полотенце:
— Ты с ума сошёл!
Славик рассказал, что отдыхающие альпинисты, возвращаясь поздно вечером с восхождения, заметили огонь в районе цеха дублирования. Они тут же сообщили службе 01 и принялись тушить пожар. Альпинисты утверждают, будто они видели минимум троих злоумышленников, но задержать не сумели…
Они сначала даже не поняли: как это человек может что-либо уничтожать? Тем более не личную вещь, а общественное.
— Может, — пробормотал Илья, вспомнив дикую, патологическую выходку художника Жданова, чью судьбу пришлось ему исправлять лет пять назад. — Астрономически редко, но ещё пока может…
— Так вот, — закончил рассказ Славик. — Мне и академику Янину поручено разобраться с этими… — он поискал слово, — оборотнями.
— Может, здесь замешаны Нищие духом? — предположил Илья.
В служебных записях Антуана он не раз встречал упоминания о Нищих духом — группе моральных уродов, обосновавшихся на Центральном материке в районе бухты Миражей. Поселение своё они назвали глупо и претенциозно — Рай.
— Исключено. Уже проверили. — Славик посмотрел на часы. — Янин вчера, сразу же после пожара, послал туда своего фантома и пересчитал их, как баранов. Все Нищие оказались на месте.
— Между прочим, первый случай заболевания лейкемией был обнаружен именно в Раю, — задумчиво заметил Илья и спросил: — Ты торопишься? Тогда беги. Я хочу ещё заглянуть к экзобиологам…
Славик ушёл, а Илья сел на его место и, повернувшись лицом к океану, прикрыл глаза. Надо как-то выбрать время и слетать к Нищим, подумал он. Ведь этот Рай, рудимент прошлого, точнее, того безобразного, что было в прошлом, волнует всех, все Обитаемые миры. Им занимается специальный сектор Службы Солнца… Быть здесь — и не повидать Нищих, не попробовать понять, откуда пришло эхо зла…