ал, а окурок сигары еще долго оставался зажатым между пальцами, пока Аелла не выдернула его.
А ночью полыхнул пожар. Особняк Карадюмака Шахина, охваченный воющим пламенем, озарил восточную часть Амиса. Бешено свистел ветер, раскидывая на несколько десятков метров вокруг обломанные доски, с грохотом падали бревенчатые перекрытия, выстреливала крыша осколками черепицы, в окнах метались дорогие гардины, с криками носилась по двору прислуга. Весь город прибежал посмотреть на пожар, которому доселе не было равных.
Двойной цепью выросли, откуда ни возьмись, жандармы кавуса Бурхана Кучука. Они хватали людей, били прикладами винтовок, пинали ботинками. Одних тут же отпускали, других бросали на землю и волокли в общую кучу. Кучук, поглаживая мокрые усы, ходил между задержанными, вглядываясь в лица.
Капрал Калыч и его солдаты, уверенные в своей правоте, спокойно ждали решения жандармов, толпясь у железной ограды. Когда их повели, капрал знаками просил сержанта, чтобы тот обратил на него внимание. Но Кучук даже не смотрел в его сторону. Все произошло быстро. Во дворе жандармерии их поставили к стенке, и двенадцать винтовок разом выстрелили в затылок.
С балкона гостиницы Шахин наблюдал за суматохой, освещенной невероятным по величине пламенем.
– Аелла. Я представляю себя Нероном. Ты знаешь, кто такой Нерон? Это римский император, который сжег город. Учеба в Германии не прошла даром. Теперь Далма поверит в то, как я несчастен. А Калыч ничего никому не расскажет. Осталось дело за малым.
– Они подожгли дом вместе с прислугой? – спросила Аелла.
– Если прислуга баранами спит и ничего не слышит, то так ей и надо, – ответил Шахин, не отрывая взгляда от зрелища.
Аелла тихо удалилась в глубину комнаты, а Шахин еще несколько часов, возбужденный от обжигающей ночи, стоял на балконе. Кончалась одна сигара – он тут же закуривал новую, пока не зашатало от интоксикации.
– Аелла! Я иду. У нас сегодня будет самая прекрасная близость. Самая длинная. Самая счастливая!
Через два дня пришел Мехмет. Ладони торговца елозили по отворотам засаленного халата. Хорошо зная, что Шахин никогда с ним не поздоровается за руку, он тем не менее всегда тщательно старался избавиться от жира на коричневых складках.
– Что скажешь, Мехмет? – Подполковник развалился в кресле, не предлагая того же собеседнику.
– Все выполнено, Шахин-эфенди. Гюрхан Далма придет на пир вместе со своими албанцами. Он в предвкушении от твоих подарков и говорит, что зачем нам, достойным из достойных, враждовать. Ты, дескать, потерял имущество, он – своих людей и трофеи, поэтому вы в равных условиях и одинаково наказаны Аллахом. Дальше нужно жить в дружбе.
– Вот и славно. Я слышал, что Аллах никого не наказывает, а лишь покидает.
– Что, всеславный эфенди?
– Да это я так. О своем, Мехмет.
– Есть, правда, единственное условие, Карадюмак-ага, которое, по мнению Гюрхана Далмы, должно быть непременно выполнено.
– Какое? – Шахин насторожился.
– Он хочет, чтобы ты ему отдал Челика!
– Фу-ух. Да пусть забирает. Только где его взять?
– Я подумал об этом, дорогой эфенди. Надеюсь, и тебя Аллах надоумит оказать внимание к моей скромной персоне. Ведь я не повел его напрямую к Гюрхану. А вначале к тебе.
– Хм. Выкладывай.
Мехмет толкнул дверь и сделал знак блестящей ладонью. В комнату на негнущихся ногах вошел Ставракис.
– На колени, собака! – толкнул его в спину торговец. – И не поднимай головы перед визирем всего Самсуна.
– Оставь, Мехмет, эти средневековые традиции. Пусть хоть на голове стоит, мне плевать. Лишь бы говорил.
– Говори, собака. – Мехмет опять ткнул в спину грека.
– Я знаю, где находится капитан Челик и его самолет. – Голос Ставракиса дрожал и ломался на звонких шипящих.
– Ну и где же? – Шахин привстал со своего места и потянулся за сигарой.
Чиркнула спичка. Одна сломалась. Другая отлетела в сторону. Наконец сизый дымок окутал вытянутые, пухловатые губы.
– Немного в стороне от того села, ближе к горам, на берегу Красной реки есть хижина. – Ставракис остановился, чтобы сглотнуть.
– Продолжай, – нетерпеливо выдохнул Шахин.
– Эта хижина когда-то была просто рыбачьей, а сейчас в ней живет одна колдунья.
– Вот так новости!
– Я вчера приходил к ней. Потому что она была женой Василеоса. Так вот, я приходил, чтобы вернуть от него обручальное кольцо. И там увидел самолет.
– С чего ты решил, что в хижине находится капитан Челик?
– У нас случился не очень добрый разговор. Когда Мария возвысила голос, на пороге появился раненый мужчина. Я сразу догадался, что это Челик.
– По чему ты догадался?
– Он был в форменных брюках и ботинках вот с такими, как у вас, крагами.
– Да, это он.
Шахин заходил кругами по комнате, схватил еще сигару, позабыв, что одну уже курит.
– Ну надо же, – хмыкнул, притоптывая передней частью ступни. – Ну надо же. Челик с колдуньей сплелись в любовном танце. Кто бы мог предположить! Так она еще и жена Василеоса. Это ли не удача!
– Бывшая жена, Шахин-эфенди! – улыбаясь, возразил Мехмет.
– Ну и какую награду ты хочешь от меня, грек? – обратился Шахин к Ставракису.
– Не смею просить, многоуважаемый визирь. Но мне бы хотелось немного денег для восстановления хозяйства и гарантия, что на меня не нападут.
– Скажи, а зачем я буду тебе платить, если ты уже мне все рассказал?
– Все рассказать невозможно, о мудрейший из мудрых. В горах есть одна дорога, точнее даже тропа, которая выведет вас незамеченными в лагерь Василеоса.
– Что-то мне все это напоминает, – усмехнулся Шахин. – Не зря я изучал классическую историю в академии. Триста спартанцев в Фермопильском ущелье перекрыли путь армии Ксеркса. И кто их предал? А! Да-да, грек, который повел персов по горной тропе в тыл спартанцев. Вот и сейчас появляется грек, готовый провести мою армию через горы. Ну что ж, причина вполне убедительная. Только я лично из Амиса ни ногой. Для этого подыщем более достойных. Итак, твоя цена, грек?
– Не смею называть! – Ставракис упал на колени.
– Будь по-твоему. Держи. Здесь тридцать сребреников! – Шахин бросил кошель с деньгами. – А! Остальные получишь после того, как укажешь тропу.
– Но… – Ставракис в растерянности посмотрел на подполковника.
– Что но, грек? Сколько ты хотел за предательство?
– Я не считаю предательством служение империи.
– Ловок. Империи служат не за деньги, а за совесть. Так, например, как это делал доблестный капрал Калыч.
– Убирайся, паршивец! – Мехмет пнул ногой Ставракиса по копчику. – И помни, остальное получишь после того, как укажешь тропу.
– Тридцать сребреников за предателя Челика предателю-греку. Разве не справедливо? – Шахин потянулся к хлысту. – Зачем мне твоя тропа, грек. Ты думаешь, я не смог бы найти ее, зная, что крымские татары по ней пригоняют невольников. Ты живешь какими-то старыми представлениями о военных действиях. Сейчас, когда есть авиация и тяжелая артиллерия, зачем мне твои тропы, дурак! Засунь их себе в грязный зад. Ты ведь пришел ко мне в надежде получить вознаграждение за летчика. А про тропу ты выдумал на ходу. Ну так забирай и проваливай, пока я не передумал.
Ставракис схватил кошель и, судорожно кланяясь, поспешил на выход. Через несколько секунд скрылся в сумраке гостиничных лестниц.
– Может, его того? – Мехмет приставил указательный палец к виску.
– Пусть живет, – ответил Шахин. – Мне приятно осознавать, что среди греков немало тех, кто продается за тридцать сребреников. Все, как по христианским Писаниям. Куда он теперь пойдет? Мехмет, а ты знаешь про эту тропу?
– Сам по ней не ходил, но, как вы правильно заметили, крымцы именно по ней пригоняют невольников. Но сейчас она заметена снегом и пройти довольно сложно. Если идти от Эрзерума, то она начинается в одном поприще пути, затем в обход Трапезунда.
– Русские взяли Эрзерум. И скорее всего, пойдут на Трапезунд. Но дальше им не пройти. Скоро из Сирии сюда будут переброшены боевые части. Вот тогда мы обратим орудия на горы, поднимем вверх немецкие самолеты и выбьем оттуда этих грязных партизан вместе с их семьями и вонючим скотом.
– Ты, как всегда, прав, о великий! Зачем понапрасну отправлять людей на погибель! Есть дела поважнее войн.
– Согласен. Вот забрать у греков то, что должно принадлежать нам – куда весомее.
– Я сразу понял, для чего мудрый визирь Самсуна хочет пригласить на пир греческих старост. – Мехмет склонился. – Можно ли мне идти по своим делам, Шахин-эфенди?
– Не по своим, Мехмет, а по нашим с тобой общим делам. Вот теперь нужно пригласить на пир санджак-бея.
– Санджак-бея? – неуверенно переспросил торговец.
– Да. Я не сомневаюсь, что Гюрхан будет удовлетворен информацией о Челике. Значит, непременно откликнется на приглашение.
– Бесспорно, эфенди.
– Но я не хочу, чтобы албанцы во главе со своим командиром являлись при оружии. Единственная причина, которая заставит их не брать его, это присутствие на пиру губернатора.
– О светлейший из мудрых. Это действительно так.
– Тогда ступай, Мехмет. И отправь приглашение на пир санджак-бею. И держи меня в курсе всех изменений.
– Да, почтенный.
Торговец, уставший от напряженного диалога с подполковником, поспешил удалиться.
Шахин рывком поднялся из кресла и снова заходил по комнате. Нервные пальцы до крошева теребили сигару. Хлыст прыгал в другой руке, свистел от взмахов, ударялся о крагу.
– Аелла, я распоряжусь, чтобы удвоили караулы вокруг гостиницы. Вообще надо укрепить посты на дорогах в восточную часть города.
– Шахин, ты решил сообщать своей содержанке о планах? – Гречанка вышла из-за шторы.
– Должен я хоть с кем-то делиться своими планами.
– Ты никому не досказываешь до конца. Что-то все время держишь в закромах разума.
– Что же тебе непонятно?
– Зачем тебе все это, Карадюмак?