Бекманн прикрыл глаза. Обычно в таких ситуациях, когда нервная система напряжена до предела, ни о каком сне или просто дреме нельзя даже мечтать. Но с майором случилось из ряда вон – он вдруг почувствовал, что летит. Точнее, сначала падает с крыши. Сознание смиряется с мыслью, что смерть близка. Но в последний момент словно кто-то подхватывает на ладони и несет по воздуху. А дальше он сам начинает управлять полетом. Вдали появляется белая долина. Он летит прямо на нее. Ближе, ближе. Начинает выедать глаза – соль. Много белой соли. По которой ходят мужчины и женщины с белыми навыкате глазами. Среди них он видит много своих знакомых, с кем разлучила смерть на полях сражений. Во рту становится нестерпимо солено. До рвоты. Он загребает по воздуху руками и старается улететь повыше. Наверху холодно. Пробивает ознобом.
– Господин Карл! – Иола трясла его за плечо.
– А!.. Иола! Тысячу раз просил не называть меня господином.
– Я привела их. Они в коридоре.
– Да?! Да. Да. Очень хорошо. Таддеус не просыпался.
– Он, похоже, давно не спит! Охраняет твой сон. – Иола нежно наклонилась над младенцем, который засовывал фиги в беззубый рот и улыбался во все лицо.
Вошли двое: доктор и Панделис. Иван остался с другой стороны двери. Панайотис держал перед собой револьвер. Но через секунду убрал в кобуру, покрываясь пятнами стыда.
– Э… доктор Панайотис.
– Майор Карл Бекманн. Я думаю, представляться мне – все равно что зайцу орать, что он заяц.
– Иола сказала… – Доктор не знал, как себя вести. Спрятал вспотевшие ладони за спину.
– У нас мало времени, док. Я должен сначала задать вам пару вопросов, чтобы достроить в голове картину. Скажите, это вы ограбили банк?
– Да.
– Вы хотели потом обменять золото на оружие?
– Да.
– Почему вы не ушли с золотом в горы? Я хочу понять причины вашего поведения. Они алогичны. Несколько дней назад банк ограблен. По идее, нормальный грабитель уходит из города. А вы торчите здесь. Да еще приглашены на вечеринку самим визирем. Об этом я несколько часов назад узнал от сержанта жандармов. Благо он не знает вас в лицо и пригласил меня. Хотя! Этим можно воспользоваться. – Бекманн вопросительно посмотрел на доктора и на пехотинца, вжавшегося в дверной косяк. Перевел взгляд на Иолу. – Женщина? Кто она?
– Содержанка визиря! – выдавил Панайотис.
– С вами действительно не соскучишься! – Бекманн протер платком вспотевшую лысину. – Итак, что мы имеем. Партизан Анфопулоса хотят выманить и устроить для них ловушку. Они знают наверняка уже, что готовится мероприятие, на которое приглашены греческие старосты. Цель, думаю, понятна. Наверняка их «вежливо» попросят отказаться от вкладов и акций. А потом просто расстреляют. Это не может не понимать Анфопулос, сам недавно переживший смерть отца. Остановить старост невозможно, они все равно пойдут, многие из-за страха, остальные в надежде, что с ними такого не произойдет. Наша задача: предупредить Анфопулоса о готовящейся засаде и попытаться представить свой план нападения. Я сегодня был на линии оцепления. Там никого не пропускают, кроме иностранных офицеров. Да и то, думаю, не всех. Но я завел полезное знакомство. Значит, идти в горы сегодня мне. У вас есть лошадь?
– Да, – кивнул Панайотис.
– Хорошо. Один Бекманн, пользуясь своим положением, проскочит оцепление и пойдет в горы, другой – отправится на вечеринку. К тому же мое имя Шахин ассоциирует с вашим лицом. Самое главное – не попадитесь ему на глаза, когда будет рядом сержант Кучук. Он сегодня со мной разговаривал, и я ему представился своим настоящим именем. Понятно?
– Да. Он как раз со своими жандармами охраняет дверь в апартаменты Шахина в «Понте».
– Это такой здоровенный дятел, с кулаками, как два булыжника? Значит, он. Теперь с вашей женщиной… Вы уверены, что она не на его стороне?
От косяка на Бекманна грозно шагнул Панделис.
– Ой, все, боюсь-боюсь! Один раз недобили. Второму не бывать. – Майор длинно выдохнул. – Идти в горы, кроме меня, некому. Я могу подробно нарисовать план огневых точек неприятеля. Сегодня лично видел всю картину сверху. А вам оставаться здесь. И смотреть за вашей женщиной. Какова охрана Шахина?
– К нему не подступиться. Только если Аллах сверху не поразит. – Панайотис скривил рот и дунул на отклеившийся бакенбард.
– Если вопросов больше нет, то седлайте коня. Нельзя терять ни минуты. – Бекманн встал и подошел к Иоле.
Глава 14
Мария проснулась поздно. Солнце уже успело подняться на целых два пальца против березы на обрыве. Вчера он захотел ее в тот момент, когда она мыла пол. И не стал сдерживаться – набросился, словно лев. Потом еще долго любил на вздыбленной, как Понтийские горы, постели. Не мог надышаться ее кожей.
С закрытыми глазами она пошарила рукой по кровати – Челика не было. Он собирался рано лететь в лагерь, чтобы заправить самолет и поковыряться в двигателе. В голове крутились его слова: «Какая же у тебя грудь! Я правую назвал Эке (королева), а левую – Чиле (клубника). Клубничная королева! Веснушки на ней светятся изнутри!» Она сладко потянулась и стала разглядывать бревенчатый потолок. Ох уж эти восточные мужчины! Умеют слагать! Чем больше разглядывала, тем сильнее появлялось нехорошее предчувствие. Что он говорил насчет того, что можно вымыть пол своими волосами – и любая порча уйдет. Так его бабка говорила. К чему все это? Беспокойство в груди нарастало! Раздался резкий стук в окно. От неожиданности она подскочила на месте.
– Мария, это я, Иона!
– Отец! – Она подбежала к двери.
– Доча! – Он прижал ее к груди. Теплую, нежную после сна.
– Ата! Как я скучаю по тебе.
– Ну-ну. Я к тебе по делу, дочь!
Боже, сколько она его не видела! Он чаще других навещал. Ата! Все осудили. А он нет. Ходил с гостинцами и строго смотрел на Василеоса, проверяя, обижает или нет. Все десять лет, каждый месяц! Невзирая на погоду и отсутствие в зимнее время дорог. В конце каждого месяца она его ждала и знала, что отец не может не прийти.
– Ты вернула Василеосу кольцо!
– Да. В обмен на его. Приходил Ставракис. – Мария посмотрела в окно и блаженно улыбнулась.
– Ты отпустила из сердца мужа?
– Конечно. Никто никому ничего не должен. Мы несем ответственность только перед детьми. Остальное не существует по приказу.
– Ты права. Но только если возникла любовь. У тебя ведь именно так! – Иона оглядел жилище дочери, задержал взгляд на постели.
– Я впервые в жизни счастлива, ата.
– А я и не осуждаю тебя. Любовь людям дает Господь, не спрашивая у них об этом. Это Его подарок. И Его каприз. Захотел дать женатому – дал, увел супруга из семьи, захотел отнять у невесты – отнял. Почему Он так делает? Мы никогда не узнаем. Потому что нам все время будет казаться, что справедливости в этом мире не существует. Один беден и много работает, другой богат, при этом наживается на других. Но и серебром можно наказать, а через заплаты на одежде возвеличить. – Иона огляделся и сел на табурет. Похлопал ладонями по худым коленям.
– Мне нравится, когда ты так со мной говоришь.
– Я всегда с тобой говорил, как со взрослой. Ты такой родилась. Маленькой шла со мной за руку и говорила: не бойся, ата, я тебя крепко держу. – Иона улыбнулся. И в этот момент они стали удивительно похожи друг на друга.
– Мы не узнаем, потому что не верим в справедливость? – спросила Мария, подперев голову ладонью.
– Мы по-своему видим справедливость, не так, как видит ее Он. В этом наше счастье и наша беда. Счастье в том, что все самое сильное и глубокое происходит с нами неожиданно, а беда – мы не знаем, что с этим делать. И часто отказываемся от Его подарка. Боимся. Страх мешает увидеть иной путь, не тот, который мы запланировали.
– Но у меня не так. Я отпустила Василеоса. Он – меня. Мы теперь оба свободны.
Иона глубоко вздохнул и пожал плечами.
– В наш лагерь пришли русские. – Иона вытер со лба пот. – Привезли оружие. Одного засыпало лавиной. Мы его откопали, но он очень слаб. Василь-ага послал за тобой. – Иона потупил глаза.
– Вспомнил, как я его выходила, чтобы не закашлял кровью. Да ладно. Все в прошлом, ата! Ведь правда же? У меня теперь очень светлая жизнь. – Она заулыбалась, склонив ему голову на плечо. – Отдыхай, а я пока уберу постель.
– Мария, давай поговорим обо всем по дороге! Нельзя терять время. Если не успеем, как посмотрим в глаза русским братьям?!
– Хорошо! Идем. Подожди меня снаружи.
Она не стала прибирать постель – было жаль, тепло ночи еще гуляло волнами по всему телу. Собрала лекарства в узел. О какой порче говорил Ахмет? Достала с полки револьвер. Он показал, как пользоваться. Мог бы и не показывать. Гречанки знают толк в оружии. Она сунула револьвер под кафтан.
– Ата, я готова! – вышла на воздух. Свежесть. Зимний туман от Халиса. Красноватый – это большая редкость в это время года. Посмотрела в небо – а вдруг! Ахмет!
Сухой хлопок выстрела качнул облака. Иона, схватившись за грудь, осел в снег. С деревьев черным прахом посыпались вороны.
– Ата! – Рука рванулась к револьверу.
Из-за угла дома вывернула фигура в темном. Бритая голова с татуировкой. Она выстрелила от пояса. Албанец крутнулся на месте, завыл зверем, пытаясь дотянуться зубами до раны в плече.
Сзади тяжелая рука обхватила за шею, словно клещами. По запястью ударили прикладом. В глазах заходила черная туча. Рывок. Голова на мокром снегу. К щеке приставлено дуло винтовки.
– Эй, грек. – Хриплый голос прозвучал прямо внутри черепной коробки. – Иди сюда. Эта та ведьма?
Лицо Ставракиса. Потемневшее от собственного яда и одутловатое от выпитого накануне.
– Да, Гюрхан-ага!
– Но ты обещал мне самолет вместе с пилотом!
– Он точно тут был. Посмотри, достопочтенный, вон его следы!
– Мне плевать на следы. Ты мне не их обещал, а самолет!
– Нужно спросить у ведьмы, Гюрхан-ага. Она точно все знает.
– Я и без тебя догадаюсь, что нужно спросить у ведьмы. Но ты тогда мне зачем? Абдул! Сделай, как любишь!