Здоровый, мускулистый албанец с обнаженной грудью дико ощерился и плавно вытянул из ножен кинжал.
– Гюрхан-ага, за что? Я буду служить вам! Только не убивайте! – Ставракис запричитал. Слезы покатились по дряблым небритым щекам. Страх мгновенно лишил его сил, и он повис на руках башибузука.
– Сдохни, скот. Предавший единожды предаст еще! – Далма плюнул и отошел в сторону.
Ставракиса растянули на лавке. Абдул широко перешагнул. Тело предателя оказалось между его ног. Медленно оттянул кожу на щеке и стал отрезать. Бросил ошметок в снег. Принялся за вторую. Ставракис кричал, разрывая горло, но в рот ему засунули кляп, поэтому крик уходил не наружу, а внутрь. Полетел второй ошметок. Абдул выхватил из ножен ятаган. Сверкнуло страшное, тяжелое лезвие. Хряснула кость – одна ступня отвалилась. Еще удар – вторая. Затем руки. Меч прошелся по кафтану поверженного, вытираясь от крови, и не торопясь вернулся в глубину ножен. Настал черед кинжала. Взмах. Звук рвущейся ткани. С тела Ставракиса в обе стороны развалилась одежда, открывая трясущийся, поросший черной шерстью живот. Острие кинжала вошло в плоть и начало движение слева направо. Корявая рука Абдула хищно погрузилась в живот и с чавкающим звуком потянула наружу внутренности. Ставракис уже не кричал. Его привязали к лавке собственными кишками и оставили умирать.
Далма медленно подковылял к Марии. Заглянул в глаза. Ощерился, приблизив к ее лицу свой рот с кривыми, почерневшими зубами.
– Где он? – дохнул зловонным перегаром.
– Улетел в лагерь. – Она лежала на грязном снегу, вывернув взгляд на скалу с крестом.
– Врешь? – спросил Далма, хватая ее за лицо и поворачивая на себя.
– Зачем? Кабы сама прятала, то врала бы.
– Ладно. – Он огляделся, шаря глазами по дому и вокруг него.
Взгляд ни за что не зацепился – жилище стояло на четырех речных валунах, с просветом между землей и днищем в целый локоть. Вокруг голо и пусто. Черное пятно на январской ладони. С одной стороны – Халис, с трех других – покрытая снегом, спящая земля.
Протяжно, почуяв поживу, закаркал ворон. Сорвался с березовой ветки, закружил, то сжимая, то увеличивая кольца своей небесной дороги.
– Я тебе верю, – прохрипел Далма.
Разогнулся. Отошел в сторону. Уставился в красноватый туман Халиса. За спиной жутким носовым голосом гыкал Абдул – не то смеялся, не то ворчал. Затрещала одежда.
– Абдул, нам некогда.
– Посмотри на эти мимиси, Гюрхан-ага. – Носовой звук еще сильнее провалился внутрь.
Снова треск одежды. Далма обернулся. И едва успел прикрыть глаза рукой. Они чуть не ослепили его – белые, наполненные режущим светом. С красно-коричневой клубникой сосков.
– Гюрхан-ага! – Абдул держал за плечи Марию, поставив ее на ноги, и руки его тряслись от небывалого перевозбуждения. Животные, растерянные глаза широко вращались.
– Абдул, нам некогда! – страшно захрипел Далма. – Только для тебя я сказал дважды. Она никому не достанется. Но будет жить. – Он рванул из-за пояса кинжал и резкими шагами подошел. – Получи, сука! – полоснул по основанию груди.
Абдул гортанно заскулил, как пес, которого пнули ногой по ребрам.
Они упали в кровавый снег – одна за другой. Сначала Эке, потом Чиле.
Мария не проронила ни звука. Абдул разжал хватку, и она рухнула вслед за своей отрезанной грудью.
Далма подобрал оторванный рукав рубашки и бросил на ее раны:
– Обмотайся, сука. И жди своего летчика. Пусть он тебя такую теперь любит. А ты ее еще хочешь, Абдул? Нет. Ну тогда пошевеливайся. И не будь плаксой!
Большой Абдул попятился, шмыгая носом от обиды.
– И вы все! Завтра вы получите самых красивых и самых податливых шлюх! А здесь нам больше делать нечего. В седла!
Отряд албанцев вскочил на коней и помчался в сторону Амиса с гиканьем и визгом, прочь от застывшего в пурпуре тумана реки Халис.
Страшно и одиноко прогремел револьверный выстрел. С веток деревьев поехал рыхлый снег. Далма обернулся на темнеющую вдали хижину.
– Абдул, у нее остался револьвер! Плешивые псы, вы его не подобрали! А-я-гах! Она себя застрелила. – Албанец в отчаянии рубанул плетью коня.
А Челик стоял на крыле своего моноплана, вглядываясь в серое предгорье. Где-то там, за поворотом скалы с крестом Зенона, находится его новое жилище. За грудиной стало саднить. Пять минут полета – и он дома, в объятиях самой красивой и нежной женщины на земле.
В бывшем лагере Шахина теперь располагались партизаны Анфопулоса. Командиры боевых групп доказывали на военном совете каждый свою точку зрения. То, что Амис нужно атаковать, не было ни у кого никаких сомнений. Но ни один из предложенных планов не нравился Василь-аге. Он, склонившись, сидел над картой города, пытаясь понять: в чем подвох? Шумели, перебивая друг друга, греки. Одни предлагали атаковать в самом слабом месте, где не до конца укреплена линия обороны неприятеля. Другие придумывали, как выманить турок из укреплений и самим устроить засаду. Третьи доказывали, что нужно рассредоточиться в городе и нанести точечные удары с разных позиций.
Челик слушал их громкие споры, но не вмешивался, в который раз поражаясь спокойствию и вдумчивости Василеоса Анфопулоса.
Вдалеке послышался топот копыт. Вначале мерный нарастающий звук. Через секунды из январского тумана вынырнул одинокий всадник. Караульные подняли ружья. Всадник приближался, размахивая головным офицерским убором. Когда оставалось не более ста шагов, остановился. И прочертил по воздуху крест.
– Не стрелять! – крикнул Челик караульным и спрыгнул с крыла самолета.
– Майор инженерных войск Карл Бекманн! Я ваш друг! – кричал всадник, подъезжая к крепости.
– Вот так история! – произнес вслух Челик. – Отставить, я сам сопровожу господина майора!
Караульные заняли прежние позиции, но во все глаза пялились на невесть откуда свалившегося немца.
Быстро сгущались сумерки. Челику пора было возвращаться к Марии. Еще полчаса – и наступит темень, тогда самолет будет уже точно не посадить. Но улететь вот так просто, когда в лагере оказался высокий чин, он не мог. …Если не успею сегодня, то полечу завтра утром. Мария поймет! Он что-то принес, этот немец, какую-то очень важную информацию, которая наверняка нужна как воздух. Он посмотрел на почерневшую от сумеречных чернил скалу. Да, там, за ней, его дом. Сегодня будто стреляли. Звук шел оттуда. За грудиной обожгло. Он отбросил дурные мысли и вошел вслед за немцем в бывший шатер Шахина, где бурно проходил военный совет.
Когда немец появился из-за полога, шум резко стих, превратившись в удивленную тишину.
– Разрешите представиться, господа! Майор инженерных войск Карл Бекманн.
Никто не ответил. Слышно было, как падают на песок капли из масляной лампы.
– Э-э, – протянул майор, – у меня есть очень важная информация. Как мне увидеть вашего командира?
– Почему мы должны тебе верить? – произнес тихий голос из глубины шатра. – Я Василеос Анфопулос.
Человек вышел из темноты: белый льняной платок на голове, черная с проседью борода, усталые глаза. Майор отметил про себя, что в глазах Анфополуса много света, но он скорее потухший и напоминает чем-то сияние звездной немочи.
– Об этом я не подумал! – пожал плечами Бекманн. – Но вы хотя бы выслушайте меня. У меня с собой подробный план огневых точек противника. Они хотят устроить для вас ловушку.
– Где этот план? – спросил Анфопулос.
– У меня в голове.
– Чем ты можешь доказать, что ты не враг?
– Я знаю Панделиса Анфопулоса. – Бекманн напряженно соображал, что ему ответить греку. Он, старый дурак, не позаботился о самом главном – у него нет надежного доказательства. Ну как же так, дорогой Карл?
– Все знают, что у меня есть младший брат. Что с того? – спросил Василеос.
– Он подтвердит. Они вначале хотели меня убить. Точнее, подумали, что отправили к праотцам. Но я выжил..
– Хватит, – махнул рукой Василеос. – Почему я сейчас должен тебе поверить?
– Не знаю, – выдохнул Бекманн.
– Тогда я тебя расстреляю! Откуда мне знать, что ты принес: ложь или правду? Сам поставь себя на мое место.
– Вы не можете так вот просто, господин Анфопулос!
– А сложно – мне некогда. – Грек потянулся к кобуре с маузером. – Даю тебе ровно одну минуту.
Повисла еще более напряженная тишина. Словно часы, падающие капли масляной лампы отмеряли бег времени. Анфопулос смотрел прямо в глаза Бекманну без тени ненависти. Он не мог рисковать. Его опыт показал, что в таких вопросах лучше лишний раз перестраховаться. Его неоднократно предавали, перебегали к туркам. Турки много раз подсылали своих людей, чтобы те втерлись в доверие к Анфополусу. Почему он должен поверить сейчас? А у Бекманна в голове крутились только два человека: Таддеус и Иола. Но если он про них скажет, то скорее вызовет смех или, того хуже, раздражение, как реакцию на еще большее вранье. У него же нет совместной фотографии, чтобы показать ее.
– Позвольте задать несколько вопросов майору? – Из тени вышел человек в немецкой форме. – Для начала представлюсь: штаб-ротмистр Вихляев. – Кавалерист щелкнул каблуками.
– Ви русс? – спросил Бекманн, и удивленные брови поползли вверх.
– Не утруждайте себя. Давайте продолжим говорить на турецком, чтобы все остальные не подумали, что мы что-то скрываем.
– Хорошо.
– Вам когда-нибудь доводилось встречаться с генерал-поручиком Черкашиным?
– О да, – закивал Бекманн, – не просто встречаться. Его кавалеристы год назад брали меня в плен. Потом меня обменяли на вашего офицера Самойлова.
– Ведь я же спрашивал у него о дальнейшей вашей судьбе! – с длинным выдохом произнес штаб-ротмистр. – Э-эх, Черкашин! – Вихляев покачал головой.
– Что, простите? – Бекманн перевел дух, понимая, что расстрел откладывается еще на несколько минут.
– Да так. Ничего.
– Это же моя форма на вас? – Майор кивнул подбородком и попытался улыбнуться. – Она неплохо сидит на вас. Там, на внутреннем кармане шинели, есть дырка. Я ее прожег, когда прикуривал на ветру. Посмотрите.