Вихляев расстегнул шинель и заглянул внутрь.
– Да. Так и есть. Но это не говорит о том, с какими намерениями вы сюда пожаловали: друга или врага. А то, что вы тот самый Бекманн, я теперь не сомневаюсь.
– Ну послушайте, какой смысл мне, немецкому офицеру, скакать в ваш лагерь, чтобы что? Втереться в доверие? Как вы себе представляете такое поручение от турецкого штаба?
– Кто вас знает, господин майор. Может, вы проигрались и не знаете, как отдать карточный долг?
– Разумно. Но и вы поставьте себя на мое место. Мне проще заказать сумму долга, и ее переведут в местный банк.
– Это смотря какая сумма. И деньги ли на кону? – Вихляев пристально посмотрел на немца.
– Может, вы все-таки выслушаете меня?
– Выслушаем! Любые данные можно использовать. Даже ложные. – Штаб-ротмистр посмотрел на Анфопулоса. Он верил Бекманну, но как убедить, что он не врет, греков? – Вы могли бы пристрелить пленного турка? К сожалению, это единственный способ, хотя и не очень убедительный, через который можно хоть как-то зацепиться за взаимное доверие.
– Я не палач, господин штаб-ротмистр. – Бекманн дернул щекой.
Но Вихляев будто его не слышал.
– Вот турецкий летчик Ахмет Челик. Мы его взяли в плен. И признаться честно, он нам уже надоел, хуже горькой редьки.
– Ха-х. Вы издеваетесь, господин Вихляев. Все турки знают, что Челик воюет на стороне партизан. Против его самолета даже установили пулемет на специальные каретки. Этот пулемет находится сейчас на пожарной вышке. Да послушайте же вы меня! – Бекманн стянул кабалак, чтобы протереть лысину.
– Так, – кивнул Вихляев. – А на какой лошади вы прискакали?
– На той, которую мне дал Панделис Анфопулос.
– Вы можете опознать ее? – Вихляев обратился к Василеосу.
– Чего ее разглядывать, – кто-то сказал из темноты шатра, – это кобыла доктора Панайотиса.
– Как она к вам попала? – снова задал вопрос Вихляев. Он всеми силами старался помочь майору.
– Этот доктор выдает себя за майора Бекманна.
– Уже третий! – распрямился от карты Вихляев. – Ну и цирк, господа!
– Да. И успешно выдает. Подполковник Шахин с ним находится в дружбе. Так вот, при докторе, ну то есть при майоре, постоянно дежурят два пехотинца. Тоже переодетых. Одного зовут Панделис, другого – Иван. Иван – это сын Акулини, которая умерла у меня на руках. Но несколькими днями раньше в родах умерла жена Панделиса Василики. Малыш родился, его назвали Таддеус. И теперь выкармливает его Иола, девушка из той же деревни.
– Иона еще не знает, что Акулини умерла, – тихо произнес Василеос. – Он сегодня отправился к Марии, она его дочь. Немец говорит правду.
Вихляев облегченно выдохнул и достал трубку.
– Теперь по делу, господа! – обратился он к совету, обводя всех взглядом. Остановился на Челике. – Если бы он предполагал внедриться, то с готовностью расстрелял бы вас, Ахмет. И тем самым убил бы сразу двух зайцев.
– Аргумент про лошадь оказался на моей стороне! – тонко улыбнулся Челик.
– Вам нельзя сейчас лететь. Вы не посадите самолет. Уже темно! – Вихляев жестом пригласил всех к карте местности.
– У меня в этом лагере есть где заночевать. Благодарю за беспокойство, господин штаб-ротмистр.
– Ну и прекрасно. Итак, предлагаю выслушать майора Бекманна, господа. – Вихляев посмотрел на немца.
Бекманн подошел к карте и стал рассказывать о планах турецкого штаба, отмечая значками места огневых точек.
Глава 15
Ближе к полудню следующего дня майор Бекманн подъехал к турецкому посту в Амисе. Его поприветствовал тот же лейтенант.
– Как дела, мелайзим? – весело спросил Бекманн, придерживая кобылу.
– Пока все спокойно, господин майор. Ждем гостей! А вы где-то целую ночь проводили время? – Турок подмигнул.
– О да, по другую сторону линии у меня есть небольшой должок. Решил напоследок получить удовольствие.
– Завидую вам, господин майор. А я без смены вынужден стоять. Я, кстати, передал по линии о вашей просьбе. Так что если бы вы въехали с другой стороны, то препятствий бы никто чинить не стал.
– У вас все впереди, мелайзим. Скоро полдень. Много женщин пойдет на обеденный перерыв.
– К сожалению, я только могу глазами облизываться.
– Еще наверстаете свое! – Бекманн легко ударил пятками под бока лошадь и отпустил повод.
В двух километрах от этого места, в то же время, к оборонительной линии подъехал еще один немецкий офицер в сопровождении кавалериста. Представился:
– Майор Бекманн! Я просил, чтобы предупредили о моем появлении!
– Да-да, господин майор, – поднимая шлагбаум, отозвался турецкий офицер. – Только не сказали, что вы не один. Ну это сплошь и рядом, подобные неточности.
– Одному ночевать по другую сторону фронта как-то не очень уютно! – Вихляев нашел в себе силы улыбнуться и пошутить.
Свистунов чуть сзади сидел влитой бронзой, боясь лишний раз пошевелиться.
– Вы разве ночевали один? – Турок заулыбался во весь молодой рот.
– И он тоже! – кивнул Вихляев на Свистунова, который резко выпучил глаза и громко икнул.
– Проезжайте, господин майор.
Вихляев и Свистунов пустили коней легким аллюром, пытаясь побыстрее раствориться в городской сутолоке.
Никто из турок не обратил внимания на то, как с другого берега реки Ирис отчалили лодки. Выгребли на середину и замерли. В лодках сидели скрюченные рыбаки. Такие же рыбаки появились на реке Халис. Внешне выглядело настолько мирно и спокойно, что турки ни о чем и заподозрить не могли. Также никто из них не обратил внимания на увеличившееся количество женщин, возвращавшихся с обеденного перерыва.
Шестьдесят греческих старост вошли в западную часть города в сопровождении сотни мускулистых крестьян, которые тихо растворились между домами, не доходя до оборонительной линии. Через нее старосты прошли уже одни.
В полдень Ахмет Челик нашел истерзанное тело Марии. Вынул из ее руки револьвер и поднес к своему виску. Не хватило сил надавить на курок. Пальцы ходили ходуном и не слушались. На какое-то время он даже потерял сознание. Провалился во тьму прямо рядом, опустившись в снег. И вдруг снег стал солью.
«…Возьми ключ, – услышал он ее голос, – возьми на память. Теперь и ты умеешь отпирать любые засовы…» Соль скрипела под ногами, выедала глаза. Из-за белого холма появилась беременная женщина и подошла к стоящей на краю реки Марии. Они обнялись… «Любовь – это подарок Бога, Ахмет. Вспоминай нашу любовь. Он ведь не спрашивает у нас, когда одаривает ею. Можно прожить большую жизнь, как один день, а можно один день – как целую жизнь. Это Его промысел. Никто не может вмешаться в планы Бога. Ты получил опыт. Я получила смерть. Каждый получил от него что-то свое. Но даже смерть – это тоже опыт. Наши дороги пересеклись на какое-то время и разминулись. Так бывает. Будь счастлив, Ахмет».
Будь счастлив! – повторила беременная девушка… Я не смогу без тебя, Мария. Жди меня!..» – «Не смей, капитан Челик! Не тебе решать. Легче всего засадить себе пулю в голову. Но с чего ты думаешь, что так встретишься со мной? Там, в Амисе, люди, которые будут биться сегодня за правду. И ты их бросишь? Видишь, ты поднес револьвер, но пальцы не слушаются. Это знак того, что ты не завершил земные дела. А здесь нет ничего интересного. Я тебя очень люблю…»
Капитан выдернул себя из оцепенения.
Как в его ладони оказался зеленый камешек?
Он похоронил отца и дочь в одной могиле. Насыпал холм и водрузил крест. Вошел в дом, где постель еще хранила ее тепло и ее запах. Долго сидел, вжимая лицо в простыни. Давя ими рвущийся из груди вопль.
Он вернется сюда. Обязательно вернется. И будет жить остаток своих дней отшельником в этой рыбацкой хижине. Но после того, как найдет тех, кто это сделал!
С приближением сумерек в городе по приказу Шахина зажгли все имеющиеся в наличии фонари. Масла не жалели. Такого освещения Амис не видел с тех пор, как город навестил султан Мехмед V. Повсюду сновали возбужденные люди, передвигались воинские подразделения и отряды местной жандармерии. Не умолкали торговцы. Глухо стучало серебро дорогих подносов, чайников, замысловатых блюд. Человеческие голоса тонули подчас в топоте тысяч шагов. Визгливо кричали нагруженные ослы. Город находился в небывалом движении. К «Водопаду девственниц» потянулись поезда дорогих гостей. Близилось время начала пира.
Рыбацкие лодки на Ирисе и Халисе тоже пришли в движение. Бесшумно гребя веслами, под покровом темноты направились к городскому берегу.
Отряд, которым командовал сам Василеос, вошел в город и приготовился ударить в условно слабое место противника. Турки должны подумать, что партизаны клюнули на их крючок. Переодетых турок в западной части вычислить было не сложно, и партизаны вырезали их ножами без единого выстрела. Теперь замереть, собирая все силы в кулак. И ударить по специальному знаку одновременно.
У входа «Водопада девственниц» сержант Бурхан Кучук проверял каждого гостя. Если не знал в лицо, спрашивал документы и внимательным образом задерживался на каждой строчке. Кого знал, производил досмотр на предмет оружия и запускал внутрь. Сам ресторан вмещал около трехсот гостей и был самым крупным заведением Амиса. Когда носилки санджак-бея выплыли из темноты, освещенные тридцатью факелами, у входа в ресторан еще неуверенно толпились старосты. Их оставалось не более десятка. Сержант недовольно раздул усы – он рассчитывал запустить греков до появления губернатора Самсуна.
– А ну, посторонись, бездельники! – зарычал он.
Старосты учтиво разошлись по сторонам. Носилки поравнялись с сержантом и замерли на весу. Кучуку что-то говорили из носилок, он в ответ мелко тряс головой, то и дело проводя рукой по мокрым усам.
– Вы помните, этот сержант знает меня как Бекманна, но вас, черт подери, знает Шахин как того же человека. – Бекманн шептал в самое ухо Панайотиса.
– Да, – кивнул доктор и вопросительно посмотрел на майора.
Они стояли за с