тволом вековой липы в пятидесяти шагах от ресторана. Рядом истуканами застыли Панделис и Иван.
– Нужно его отвлечь. Далма уже там, пир вот-вот начнется. Шахин наверняка ждет вас. Ему надо обозначить всем гостям присутствие иностранного офицера. Совсем не идти нельзя. Вот что. Я сейчас пойду туда, разговорю его. В это время Панделис выстрелит в воздух. Я постараюсь вместе с ним пойти на шум выстрела, а вы в это время спешите к ресторану. И постарайтесь проскочить по документам.
– Понял.
– Ну тогда… – Бекманн вышел из-за липы бодрой походкой и, широко улыбаясь, направился к сержанту.
Тот тоже увидел майора и поприветствовал издали. Несколько секунд – и вот уже Бекманн по-свойски протягивает руку для рукопожатия. Для турка протянутая рука иностранца означала, что к нему проявлено невероятное уважение. Сержант довольно огляделся по сторонам – видят ли подчиненные, каков его статус? Он потряс руку майора, часто и мелко кланяясь.
– А где ваши пехотинцы, господин майор? – Сержант освободил руку и вытер вспотевшие усы.
– Я слышал, что нужно прийти без охраны и без оружия. А вы разве видели меня в сопровождении солдат?
– Нет. Но знаю, что офицеру вашего чина положено иметь двух охранников. Ну и ладно. Проходите. Пора начинать.
Сухой, колючий звук выстрела заставил сержанта вздрогнуть.
– Шайтан бы их всех!
– Давайте посмотрим! – Бекманн рванулся на звук. – Эх, жаль оружие оставил.
– Стойте. Куда вы, господин майор? Без вас управятся. У меня есть для этого люди. – Но, видя, что немец не обращает никакого внимания на его крики, сержант сам побежал следом. Оставлять майора под присмотром нерадивых жандармов равносильно, что совсем бросить одного.
В тот момент, когда Кучук бросил свой пост и побежал за Бекманном, из темноты вынырнул доктор Панайотис. Пружинящей походкой приблизился к дверям и резко сунул под нос подменившему Кучука жандарму документ, удостоверяющий личность. Жандарм кивнул, толком не глядя в бумагу, поскольку начинающийся переполох был для него куда важнее. Панайотис проскочил внутрь и через пару секунд уже оставлял свою шинель в гардеробе.
– А вот и вы, господин майор! – Шахин жестом указал место за длинным столом, который тянулся полукругом вдоль стен заведения. – Тогда начнем.
Панайотис огляделся: нет ли еще иностранцев? Именно их следовало держаться подальше. Пара офицеров с новыми подругами из числа местных женщин, не поймешь, турчанок или гречанок, и пятеро в штатском. Шахин усадил его на почетное место, по левую руку от себя через трех человек. А рядом с Шахином слева высился тучной горой санджак-бей, справа с татуировкой на лысом черепе отсвечивал албанец Далма. Из-за спины подполковника выглядывало лицо Аеллы.
Заиграла музыка. Внутрь полукруга впорхнула стайка полуголых танцовщиц. Полтора десятка девиц закружились в плавном танце с отчетливым эротическим подтекстом. Далма прищелкнул языком и восхищенно закивал головой в такт музыке. Глаза санджак-бея настолько заплыли жиром, что непонятно было, куда он смотрел. И смотрел ли вообще. Толстые его щеки то увеличивались, то опадали, словно губернатор Самсуна спал. За его спиной, сложив ноги в калач, сидел садовник Мустафа, внимательно следивший за самочувствием своего господина.
Гости хлопали на сильную долю, поддерживая танцовщиц. Иностранцы и греки пили вино, турки прикладывались к кальяну.
Шахин щелкнул крышкой карманных часов. Почему Анфопулос не атакует? Неужели приманка не сработала? Если так, то события пойдут по другому сценарию. Что ж, Василь-ага вполне мог и не пойти на штурм. Он очень осторожен.
Спустя пять минут танца, из клубов дыма, словно нежная лилия, показалась белая танцовщица. Шахин посмотрел на работорговца Мехмета. Тот кивнул в ответ: дескать, эта русская знает, что ее брата убил человек с татуировкой на голове. Она закружилась перед Далмой: маленькая грудь, точеные ягодицы. На сахарном бедре изящный нож с тонким серебристым лезвием. Албанец нетерпеливо подался вперед. Из клубов, семеня, склонившись в низком поклоне, вышли еще две девушки, неся перед собой кольчугу. Далма не удержался и привстал с места. Шахин хлопнул в ладоши. И музыка стихла. Воцарилась тишина.
– Я хочу разрешить наши разногласия, возникшие во время последних событий с многоуважаемым и храбрым воином Гюрханом Далмой. В знак нашей дружбы и взаимной симпатии разреши, о храбрый из храбрейших, преподнести тебе этот дар! Старинная кольчуга работы самого уважаемого мастера Амиса не знает себе равных. Она пробита в области груди, что говорит о ее боевом прошлом. Но никогда она не доставалась врагу, а лишь передавалась по наследству: от одного почетного воина к другому. А эта девушка пусть украсит твой вечер, ухаживая за тобой на нашем пиру.
Далма вскочил, легко перепрыгнул стол и оказался внутри полукруга. Глаза его выражали звериный восторг. Он набросил на себя кольчугу, девушки помогли застегнуть боковые ремни. Шахин снова ударил в ладоши, призывая музыкантов играть. Вокруг албанца и белой девушки закружились танцовщицы. Далма тоже начал двигаться под музыку, пожирая глазами белую девушку. Через пару минут схватил ее на руки и в два прыжка опять оказался на своем месте. Гости за столом подвинулись, освобождая место для его новой подруги.
– Но это не все. Сегодня я пригласил сюда старост Самсуна. – Шахин вновь поднялся со своего места. – Все, чего я хочу – это жить в мире и согласии. И прошу, чтобы вы меня сейчас правильно истолковали. Турция вступила в войну. По законам военного времени частные сбережения должны служить интересам империи. Вы это знаете. Но я не хотел бы нарушать хрупкое равновесие между властью и вами, уважаемые старосты. – Шахин потянулся за часами. Посмотрел. Значит, атаки не будет. – Поэтому предлагаю вам сдать хранящееся у вас золото в банки. В обмен вы получите облигации и после завершения войны сможете получить его обратно. Иными словами, правительство берет у вас в долг, но обещает вернуть с процентами. – подполковник посмотрел на санджак-бея. Тот утвердительно кивнул. Садовник из-за его спины качнул несколько раз опахалом. – Сегодня. Прямо здесь мы заключим договор. Вам нужно только подписать необходимые бумаги, которые уже подготовили мои нотариусы.
– А что с теми средствами, которые уже находятся в банках? – спросил один из старост.
– Пока не закончится война, банки переходят под руку правительства. Но никаких причин для беспокойства нет. Я повторяю, в обмен вам выдадут облигации. А пока правительство будет распоряжаться по своему усмотрению вашими средствами, которые, безусловно, послужат нашей скорейшей победе и процветанию государства.
Даже не очень разбирающийся в подобных вопросах Далма восхищенно поднял глаза на подполковника.
– Значит, задержек с выплатой воинам не будет? – спросил он, опустив ладонь на бедро своей соседки.
– Да, преславный Гюрхан. Я думаю, старосты не откажут нам в помощи. – Подполковник повернулся и посмотрел в окно, за которым в темноте выстраивались в цепочку жандармы. А за цепочкой сновали люди, много людей, в основном женщины, привлеченные небывалым событием. Нет, Анфопулос не рискнет атаковать – слишком много мирных жителей. Значит, ловушка сработает не сегодня. Он перевел дух и посмотрел на старост.
Те сидели каменными изваяниями на своих местах, прекрасно понимая, что все нажитое у них сейчас просто забирают. И вряд ли вернут. Но если отказать этому выродку, то с их селами и с ними случится то же, что случилось с селом Зенона. Они отвечали не только за свои жизни, но и за жизни своих селян. Нужно принимать решение.
Один из греков поднялся. Старик. Редкие седые волосы торчали пухом в разные стороны.
– Разве у нас есть выбор, Карадюмак-ага? Все мы знаем, как болит душа, но не знаем в каком месте нашей плоти она находится. Если бы я мог, то вырезал бы кусок мяса из своей плоти. Но мне мешает мое незнание. Я завидую тебе! Потому что болеть в тебе нечему. Ты ловко все придумал. Мы сейчас хуже зайцев на бревне во время половодья. Ты забираешь у нас все в обмен на жизни. И не оставляешь никакого выбора. Тогда отпусти нас, мы пойдем собирать золото для тебя.
– Нет, уважаемый Искандер. В любое другое время я, возможно, так бы и поступил, но не сейчас, когда Самсун захватили партизаны. Поэтому, в целях вашей же безопасности, вы останетесь здесь, а с вашими письмами пойдут воины Гюрхана Далмы.
– А я еще… – Далма жадно притянул к себе танцовщицу.
– Нет. Что вы, Гюрхан-ага, вас лично мы не будем беспокоить. Отряд башибузуков может вполне возглавить любой из моих мелайзимов. А вы отдыхайте. – Шахин сально подмигнул наемнику.
– Но как же башибузуки пойдут в села, если кругом партизаны? – Искандер прищурившись посмотрел на подполковника.
Шахин тяжело сглотнул. Анфопулос никак не шел в ловушку. Но что-то отвечать старосте было нужно.
– Мы надеемся, что Анфопулос и его штаб пойдут на переговоры.
– Ты не очень убедителен, Карадюмак. – Искандер опустился на свое место. – Но, так или иначе, наша смерть все равно будет смотреться глупой и никому не нужной. Поэтому мы подпишем твои бумаги.
– Тогда продолжим пир. А вас, – обратился он к старостам, – будут по одному приглашать в специальную комнату для устранения формальностей.
– Вот ты и проговорился, – бросил Искандер, – значит, даже если бы мы ничего не подписали, то это сделал бы кто-то за нас.
– Такова суровая правда жизни, Искандер-ага! – язвительно бросил Шахин. Он не ожидал, что старосты так легко согласятся. К чему бы это? Да просто все: они испугались, что на них обрушится участь Зенона. Как все же хорошо бывает, если первые шаги делаешь правильно. Он хлопнул в ладоши, и музыканты заиграли.
Гюрхан Далма подхватил на руки танцовщицу и пошел по залу, раздвигая гостей, к темнеющему коридору. Ему не терпелось поделиться своей страстью.
Санджак-бей показал рукой, что устал и хочет удалиться. Смуглый Мустафа мгновенно поднялся на ноги, подставляя для господина локоть.