Таким образом, беглецы так и не узнали, что никакой погони за ними нет…
В полете царила абсолютная тишина, нарушаемая лишь криками вездесущих чаек и тоскливыми завываниями раскаленного ветра. У пленников не было никакого желания общаться между собой, задавать вопросы Аугенталлеру, тем более. Сам сумасшедший молча вел свой аппарат строго на юг, казалось, без определенной цели. Наконец, на горизонте возник средних размеров атолл, и гидросамолет пошел на снижение.
Машина плавно села, покачиваясь на немного успокоившихся волнах. Командор за полтора часа полета не проронил ни слова, и Литвиненко уже начал надеяться, что к Аугенталлеру возвратился рассудок. Но не тут-то было. Когда предводитель захватчиков обернулся с переднего сиденья, то пленники увидели, что в глазах его горит еще большее безумство. Ост-энд направил на друзей автомат и бросил ключ от наручников.
– Освободитесь от своих кандалов, и все прыгайте в воду. Без глупостей! Я – за вами. До атолла не больше двухсот пятидесяти метров, все вы прекрасно умеете плавать, а океан практически спокоен. Это наш последний рубеж, и здесь я буду держать оборону. Учтите, буду стрелять при любом подозрении, что вы что-то задумали. Я плыву сзади и все контролирую.
Литвиненко расковал пленников, и, ни слова не говоря, они один за другим покинули борт воздушного судна. Вода оказалась очень теплой, но намного прохладнее, чем предполагал академик. Океан прогревался медленно, и это хоть немного радовало. До островка, в поперечнике метров четыреста, и правда было не так далеко. Но жара снова начала набирать силу, и Михаил чувствовал, как в голове усиливается барабанный бой (БУМ… БУМ… БУМ…) и огненным веером расцветают вспышки.
Плыть было нелегко. Немного облегчало задачу малое количество псевдоводорослей. Будь их немного больше, они могли сковать тела пловцов, и так находившихся на последнем издыхании. Вдруг, плывший впереди Кассиус Галлосиус резко ушел под воду. К нему тотчас подплыл Принц и поднял голову своего наставника на поверхность.
– У него приступ! Он без сознания! – в голосе Алексиуса Амвросия слышался неподдельный ужас. – Помогите кто-нибудь. Он обмяк и потяжелел, один я его долго не смогу удержать.
Плывшая неподалеку Долгополова бросилась на выручку. Вдвоем они более уверенно медленно транспортировали тело Кассиуса Галлосиуса к берегу. Произошедшее насторожило Аугенталлера.
– Эй, вы! Без шуточек! Я уже был готов открыть огонь, – крикнул командор и устремился вперед, проплывая мимо академика. Михаил понял, что лучшего шанса оказать хоть какое-то сопротивление у него уже не будет.
Когда Аугенталлер поравнялся с ним и оказался примерно на расстоянии метра, Литвиненко резко сгруппировался, а потом моментально выпрямил тело, в отчаянном броске нацелив ноги сумасшедшему в голову. Его маневр удался не до конца. Сопротивление воды сделало свое дело, и до уха ост-энда Михаил не достал. Удар пришелся в правую руку предводителя захватчиков, сжимавшую автомат.
Командор, который сконцентрировал все свое внимание на троице, плывущей впереди, не ожидал атаки и выронил «Калашников», который не был привязан к его телу. Его отбросило назад, и на некоторое время он потерял ориентацию. Литвиненко от удара отнесло в противоположную сторону, и между противниками оказалось около десятка метров.
Медленно плывущие впереди товарищи ничем не могли помочь академику, да и их силы были на исходе. Они не могли даже обернуться, чтобы посмотреть, что происходит. Хотя расстояние до атолла было не такое уж и большое, усталость, жара и подступающая болезнь делали свое дело. Алексиус Амвросий и княжна и так еле держались на плаву, а им еще приходилось тащить на себе Кассиуса Галлосиуса.
Аугенталлер, наконец, смог занять удобное положение в воде и вытащил из ножен, пристегнутых к ноге, кинжал, инкрустированный бриллиантами. Это было не боевое оружие, а, скорее всего, какая-то фамильная драгоценность, но у Литвиненко не было и такого. Пистолеты, которые он смог когда-то добыть на базе Сапрыкина, так ему ни разу за все прошедшее время и не пригодились.
Однако, Михаилу сейчас некогда было вспоминать о раритетных «Макаровых». Аугенталлер понял, что ученому в данный момент неоткуда ждать помощи, и он с неотвратимостью матерого хищника медленно кружил вокруг своей жертвы. Глаза горели таким лихорадочным пламенем, что даже в океане это было заметно. У Литвиненко похолодело в груди, несмотря на испепеляющую жару. Ему оставалось только надеяться, что боевые навыки, приобретенные им в свое время во время службы во Внешней Разведывательной Службе Империи, сейчас автоматически вспомнятся. Но академик понимал, что годы без постоянных тренировок (хотя физическую форму он поддерживал неплохую) наверняка скажутся.
Когда командор приблизился на расстояние около полутора метров, Литвиненко попытался повторить свой маневр. Он снова сгруппировался и «выстрелил» ногами вперед. Слишком далеко, не рассчитал. Аугенталлер лишь ухмыльнулся. Он уклонился влево, одновременно полоснув по ноге академика кинжалом. Тело Литвиненко от пяток до макушки пронзила ужасная боль. Вода вокруг сразу покраснела от крови.
«Вряд ли меня убьют местные акулы или другие твари. Тут есть хищник намного страшнее», – вяло подумал Михаил.
Сдаваться он не собирался, решив, что если погибнет, то только вместе с предводителем захватчиков. Зато у друзей будет шанс спастись. Литвиненко видел, что они отплыли от них с командором на расстояние уже семидесяти метров, и до берега им оставалось плыть примерно столько же. Двигались товарищи очень медленно, и до атолла они доберутся еще не скоро.
Аугенталлер решил не тянуть время. Он с удовольствием еще бы поиграл со своей жертвой, но и к нему болезнь, вызванная небесным светилом Тихого Омута, неотвратимо подступала. Командор сделал выпад, целясь кинжалом в лицо Михаила, когда голова молодого ученого оказалась над поверхностью воды. Литвиненко едва успел немного дернуться вправо, и лезвие лишь содрало большой кусок кожи с его щеки. Океан вокруг покраснел еще больше.
Полковник войск специального назначения Ост-Эндской Конфедерации немедленно сделал новый выпад, но вода задержала его руку, и Михаил успел под нее поднырнуть, сблизившись с Аугенталлером. Он сковал действия предводителя захватчиков, усы которого выглядели сейчас уже далеко не так элегантно, как обычно, и намертво сцепившиеся противники медленно ушли под воду, подняв фонтан брызг и разбрасывая в сторону редкие псевдоводоросли.
Командор был крупнее и тяжелее Литвиненко, и под водой этот фактор давал ему определенное преимущество. Михаил был гибче, проворнее и жилистее. Вокруг слившихся воедино врагов вода пузырилась, а они медленно погружались все глубже. Время, казалось, остановилось. Все ушло на задний план: и солнце Тихого Омута, и Империя, и замыслы…
Аугенталлеру удалось пнуть академика в пах, но вода вновь смягчила удар, а Литвиненко, чувствуя, что силы окончательно его покидают, из последних усилий извернулся, перехватил руку противника и сделал резкое движение навстречу предводителю захватчиков. Глаза безумца в изумлении расширились, и он беззвучно закричал от боли, наглотавшись воды. Кинжал глубоко вошел в его левый бок. Из тела ударила струя крови, которая тут же веером рассыпалась в океане.
Академик из последних сил разомкнул тяжелые объятия командора и начал подниматься к спасительному, пусть и такому жаркому, воздуху. Всплыв на поверхность, он некоторое время покачивался на волнах, переводя сбившееся дыхание. Легкие горели, сердце безумно стучало, все тело скрючивала безумная боль. Силы стремительно покидали Литвиненко. Ученый бросил взгляд в сторону берега. Помощи ждать было неоткуда. Его товарищам оставалось проплыть еще метров пятьдесят, и у них не было сил даже на то, чтобы оглянуться. Литвиненко показалось, что они с командором боролись под водой целую вечность, а друзья за это время смогли проплыть не более тридцати метров. Сам академик медленно, но верно терял кровь, струившуюся из порезов.
Михаил отдыхал на океанских волнах, когда метрах в пятнадцати от него на поверхности воды появилась голова. Безумный Аугенталлер не собирался сдаваться. Сумасшествие еще прибавило ему сил, и командор был одержим желанием убить своих заложников, несмотря на проткнутую кинжалом селезенку. Полковник войск специального назначения Ост-Эндской Конфедерации по прозвищу Белая смерть не зря много раз живым выходил из опаснейших передряг. Его лицо скривила зловещая ухмылка, в которой читались одновременно ярость и боль. Не замечая потерю крови, предводитель захватчиков медленно плыл к потерявшему все силы академику, сжимая в руке кинжал, который он выдернул из раны и умудрился при этом не утопить.
Михаил приготовился к последней схватке в своей жизни. Он не сомневался, что если даже убьет оппонента, после драки у него уже не останется сил просто доплыть до берега, и он глупо утонет в нескольких десятках метрах от земли. Командор с перекошенным лицом медленно приближался к противнику. Он хотел во чтобы-то ни стало убить ненавистного врага.
Его ненависть подогревало еще и это, что он так и не успел овладеть великолепным телом Долгополовой, которую вожделел с первой их встречи. Не успел сжать ее большие упругие груди с набухшими огромными сосками, не успел обнять ее гибкий, крепкий стан, не успел поцеловать и заняться с ней любовью… Он собирался захватить Екатерину с собой и не думал, что она будет так уж сильно противиться. Предводитель бандитов чувствовал, что нравится княжне, но и знал, что обладает ей Михаил. Это лишь добавляло ярости сумасшедшему, который забыл обо всем на свете.
Неожиданно Литвиненко увидел продолговатую белую тень, которая размеренно поднималась из глубины, направляясь к Аугенталлеру. Присмотревшись, академик узнал в ней крокодила-парализатора. Альбиноса! Эти страшные монстры крайне редко подплывали так близко к берегу, о встречах людей с чудовищем белого цвета Михаил и вовсе не слышал.