– Есть немного… Даже просто по горячему соскучились. Желудки как у котят стали, наверное. Скукоженные, и мяучат непрерывно, сухарь просят… Каша – это то, что надо. Так что спасибо еще раз.
– Здесь ничего с едой, – кивнул боец. – Не омары с рябчиками, ясное дело, но ничего. Пока ничего. Допивайте быстренько, и пойдем. Хорошо?
Капитан-лейтенант согласно кивнул, уже отодвигая опустевшую миску и беря в ладонь кружку с горячим чаем. Кружка покоцанная, но самая классическая – из эмалированного металла, с изображением красной грозди рябины на белом. Чай был горячим и немного сладким, и в голове сразу зашумело. Сразу захотелось прилечь и еще поспать. Понятно, что баловство, но помечтать об этом даже секунду было очень приятно.
– Контрразведка нас ждет?
– Никак нет. Как раз наоборот, командир разведчиков. У него сто вопросов, наверное. Да и у остальных, конечно… Как будет время, расскажете, а? Вы же первые с той стороны, вашей информации цены нет.
Курсант Иванов сбоку со свистом прошипел одно конкретное неприличное слово, и Антон покосился с неодобрением. Курсант понял и педалировать тему не стал: опустил глаза и сжал зубы. И молодец. Понятливый и адекватный. Другие никому не нужны.
– Трудно пришлось?
Антону подумалось, что вопросы у бойца все же не самые простые. Что-то в них и в нем самом такое было… Наверняка он контрразведчик. Здесь иначе нельзя. С чужими, незнакомыми.
– Еще как трудно. Даже не думали, что доедем вообще-то. Думали, точно вляпаемся. А прошли. По-наглому.
– Наглость – второе счастье, – со значением в голосе произнес Рома. – Наглость города берет. Осел, нагруженный наглостью, возьмет любую крепость.
Боец захмыкал, с одобрением глядя на осунувшееся лицо курсанта.
– Ладно-ладно… Тут это вы по адресу. Тут такого хватает. И везучести, и наглости. Главное, чтобы в меру. Чтобы адекват.
Капитан-лейтенант посмотрел на рядового еще раз, очень внимательно. Вот-вот, то самое подтверждение своим мыслям. Непростой парень. Да и слава богу.
– Пошли?
Они огляделись и отнесли опустевшие кружки-миски с ложками к стоящему в стороне кривоногому столику. Забавно, что этот был не ко́злами, а настоящий, – только старый и кривой.
– Вы молодцы, – сказал боец уже на ходу. – Даже то, что вы просто дошли, это здорово. А вы и оружие принесли, и снаряжение. Доктор спасибо за аптечки сказал – этого добра всегда мало.
– У вас и доктор есть? Что, раненых много?
– Доктор есть, да, – согласился парень. Они прошли по коридору, перелезли через пролом в баррикаде, дальше был еще один коридор, ведущий вбок. Все это они, впрочем, видели еще вчера. Теперь боец закончил выглядывать из-за перекошенной двери и начал очень осторожно спускаться первым по полуразбитому лестничному пролету. – Не сильно нормальный доктор, но ничего. А раненых… Тяжелораненых сразу увозят, вроде бы ничего так уже все организовано, есть куда везти. Или нести, я не знаю. Легкораненых на месте лечат. Но пока не много, не могу сказать. Уже не так, как было.
– А чего ненормальный?
Лестница наконец-то кончилась, и можно было перевести дух. Нет, оказывается, еще нельзя. И не поверите, почему. Потому что весь разбитый первый этаж трехэтажки был густо засран. Несмотря на холод, воняло страшно.
– Чего, спросите?.. Да того… Э, осторожней тут! И здесь не просто так это, не смотрите так. Это задумано. Вот представьте, заходит пеший патруль с очередной рэндомной проверкой. А тут дерьмища гора, бумажки гадкие лежат. Ух! Они тут же рожи кривят – и назад. Иногда проходят до лестницы, и все. На них по три ствола к этому времени смотрят, но они и взгляд не поднимают: под ноги больше глядят… А доктор… Он чуть-чуть мозгами повернутый. Ну, как многие здесь, чего уж там… Сами увидите. Штык всегда примкнут – говорят, доктор в двух штыковых побывал, самых настоящих. На нем отразилось…
Они остановились на выходе из здания, представляющего собой полуразрушенную трехэтажку из красного кирпича, с прохудившейся крышей. Половина оконных проемов заделана кирпичами, причем явно сто лет назад, задолго до войны. Вокруг – гаражи и мастерские, ровно в середине двора торчал остов тяжелого бульдозера с опущенным ножом, ближе к краю – еще несколько единиц строительной техники, эти в приличном состоянии. Чуть дальше – остовы выгоревших домов-пятиэтажек, но здесь было именно старье, остатки раздолбанного жизнью и временем «малого и среднего бизнеса». Какие-то баки, какие-то бочки, какие-то связки арматурин и прочий хлам. Боец, прищурясь, разглядывал это все из оконного проема рядом с дырой, в которой раньше была дверь. Он не торопился, и капитан-лейтенант молчал, ожидая, что будет дальше.
– Подождем минутку, лады? Живее будем… Так вот… – парень бесшумно выдохнул воздух, и его ладонь на висящем под рукой автомате расслабилась, убралась ниже. – Он когда людей лечит – ему лучше. Лечит как может, и вроде как сам рад. А потом это перестает помогать, потом ему снова плохо, и это видно. Тогда ему надо пойти и убить кого-нибудь там, снаружи… Тогда ему от этого тоже плохо, но по-другому, и в любом случае уже лучше, и тогда он еще некоторое время может работать… Блин, вот так.
Рома позади издал губами звук, и капитан-лейтенант напрягся. Но ничего, не дурак, продолжать курсант не стал.
– Угу… И кто осудит-то? Хорошо, что он есть. Здесь много таких, самых разных. У всех в голове или одно, или другое. Редко кто без таракана. Один с собакой своей по четыре раза в день целуется. Плачет и целуется. Увидите.
– Любовь? – все же спросил сзади Рома.
– Да если бы, – довольно сухо ответил рядовой. – У него от семьи одна собака осталась. Ничего пес, довольно крупная дворняга, очень умная. Папа овчар, наверное, был. Или мама. А у мужика вся семья… С детьми… Они вдвоем теперь в бой ходят… И плачут тоже вдвоем…
У Антона что-то начало мешать внутри. То ли надышался дряни в загаженном первом этаже, то ли еще что: воздуха перестало хватать.
– Только вот командир разведчиков полностью счастливый. Совершенно нашел себя человек. Вот кому счастье на лице сдерживать приходится… Воюет… Ох, увидите, как он воюет, если задержитесь у нас. Я бы решил, что это тоже пунктик, тоже таракан мозговой… Но как же он воюет… Если бы в армии таких хотя бы один на роту был, перед войной, – ох, да кто бы решил с нами связываться, а?
– Ты забыл, мы с флота.
– Да ничего, – боец пожал плечами. – Пусть с флота. Здесь же Питер, помните? Здесь флотом никого не удивишь. Я про другое.
В сотне метров впереди мелькнуло что-то белое. Антон не успел сфокусироваться, но боец, видимо, именно этого сигнала и ждал. Удовлетворенно кивнув, он обернулся к ним и кривовато ухмыльнулся.
– Потопали…
Походка у него была чуть косолапая, и во время ходьбы он то ли горбился, то ли сутулился. Было очевидно, что это бывалый солдат. Камуфляжная куртка еще сохранила на плече темный овал от содранной нашивки. Его ли эта куртка, тот еще вопрос, но боец носил и ее, и свой автомат очень ловко, как что-то привычное.
– Стоим.
Они остановились за его спиной, изобразив на земле растянутый треугольник. Растянутый вдоль стены, как же иначе? Капитан-лейтенант постарался не сильно поворачивать голову влево и вправо, а разглядывать очередной раздолбанный домик скошенными глазами. Один этаж, да и тот в дальней от них стороне вроде бы начали сносить, а потом бросили. Не особо далеко виднелся остов недостроенного четырехэтажного здания – то ли будущего офисного центра, то ли просто многоэтажной парковки. Но до него был еще один ряд развалюх, а дальше торчал верхний край довольно высокого сплошного забора, выкрашенного в ярко-синий цвет.
– Неплохо вы тут устроились.
– Грех жаловаться. И выходы хорошие, и обзор в самую меру свободный… И пешком можно дойти, куда желание есть… Вон с той стороны, не видно сейчас, такой здоровенный новый дом был, из нескольких блоков с переходами. Я сам это не видел, но наши говорили, что он в самом начале сгорел. И вроде бы сам, без бомбежки. Питер же не бомбили особо. Здесь не центр, конечно, здесь всякое бывало, но… Это как-то сами. ГИБДД общими усилиями жгли, а это сами. Зато вот на Крестовский остров вообще никто даже посмотреть через прицел не посмел… И там сейчас такого понаставили, мы туда даже не пытаемся подходить, себе дороже стоить будет…
Антон отвлекся на подходивших вдоль стены здания людей и перестал слушать разговорившегося парня. Трое в непривычно сером камуфляже. Не вытертом и грязном до серости зеленом, как он привык, а именно исходно сером. Светло-серые и темно-серые вперемешку маленькие прямоугольнички, с вкраплениями чисто-черных и чисто-белых, – это он разглядел, когда трое подошли уже вплотную.
– Ну, здравствуйте.
– Здравствуем.
Взгляд командира подошедшей тройки Антону категорически не понравился. Слишком он был безмятежный и уверенный для человека, находившегося на оккупированной территории, в захваченном городе. Предатель? Прикидывающийся своим, а на самом деле уверенный в своем будущем?
Остановившись на этой смазанной мысли лишь на неуловимую долю секунды, он сам поморщился от неудовольствия. Никаких причин думать так плохо об этом человеке у него не было и быть не могло. Нервы. Вплотную достигающие того самого уровня «вот и завелся первый таракан», о котором упомянул тот же парень, проводник по хитрому двору.
– Командир взвода разведки Сомов, временное воинское звание старший лейтенант. Мои бойцы: командир отделения Петрищев, сержант, кадровый; стрелок Федотин, временное воинское звание младший сержант. А вы и есть, значит, те везучие ребята, которые… Угу, угу. Ничего… По вам видно, конечно, что не одним везением обходились.
Улыбка у старшего лейтенанта оказалась хорошая, спокойная. Она сняла то неприятное ощущение, которое у Антона возникло по отношению к самому себе.
– Капитан-лейтенант ВМФ Дмитриев, Калининградский Военно-морской институт… Преподаватель, кафедра радио… Курсанты