Числа 30-го того же месяца Шерил пересеклась в штабе с чернокожей офицером из 501-го, которая оказалась ее давней знакомой. Та рассказала ей кое-что, «не подвергнувшееся цензуре». А затем, оглядываясь, проинформировала коллегу о том, что недооценивать русских нельзя никогда: даже если от их армии и ВВС почти ничего не осталось. По короткому и не особо изобилующему деталями рассказу, техника обоих батальонов была за несколько апокалиптических секунд уничтожена практически полностью: причем не только собственно вертолеты, но и колесная мелочь – от заправщиков до развозок. Потери летного состава оказались «менее чем умеренными» благодаря тому, что час был ранним, но наземые экипажи пострадали в степени от тяжелой до тотальной. «Гробы были пустыми. Сотни пустых гробов, представляешь?» – это одна из тех фраз, которые Шерил запомнила дословно.
И что же? Да то, что в ТВ-новостях и в циркулярах, предназначенных не только бесполезным гражданским позади, но и им самим – своим! – докладывалось совсем иное. Якобы в результате имевшего место русского ракетного удара потеряно столько-то «Апачей» и «Ястребов», а еще столько-то повреждено в разной степени, но боеспособность дивизии «практически не пострадала». Цифры потерь техники разнились, но во всех случаях были однозначно небольшими, о людских потерях не говорилось вовсе.
На данном этапе все ее рассуждения о чужом вранье не стоили ничего. Но немедленно после возвращения из штаба капитан Ахен погнала посыльных за своими людьми. Сама тем временем стараясь успокоиться.
– Капитан, мэм?
К моменту, когда в назначенное место подошел первый из командиров ее машин, Шерил немного утихомирила трясущие ее нервы. И уже начала жалеть о том, что не провела в штабе еще десяток минут. Что не попыталась нудеть под ухом еще какого-нибудь штабного мальчика. При необходимости задев его плечо бюстом и поморгав глазками, но получив сведения.
– Вызывали, мэм?
– Да, парни. Прошу прощения, что даже не дала вам нормально пообедать. Но я хотела, чтобы вы все знали… Штаб, в лице командира батальона и избранных представителей офицерского корпуса ВВС, клянется всеми святыми: догорающий там, на нашем маршруте, вертолет – он не наш и не союзный. А выдавленная в непосредственной близости от него буква «К» не значит ничего. Или случайное совпадение, или нам всем показалось, или это вообще русская ловушка.
– Святое траханье…
– Да чтоб их…
Шерил дождалась, пока офицеры выплеснут то, что было на самом кончике языка каждого, затем продолжила:
– Мне показалось: их раздражает даже то, что я вообще подняла эту тему. Им было бы удобнее, если бы мы ничего не заметили… Нет, поймите меня правильно, майор вовсе не намекает, что своих надо бросать. Я ни на секунду не сомневаюсь, что, будь у него на столе ориентировка: «В таком-то районе сбита машина такого-то полка», пусть даже польского или бельгийского… И вот мы обнаруживаем догорающие обломки и знак «К» рядом…
– «Помогите нам, американцы», – в тон ей произнес Сименс, и она благодарно кивнула: да, именно это имелось в виду.
– Тогда он бы вел себя иначе, я уверена. В профессионализме майора сомневаться оснований нет, как и в его верности роду войск[14]. Но я имею в виду то, что, когда обломки вертолета неизвестной принадлежности есть, знак «К» на маршруте отхода экипажа есть, а сведений о том, свой вертолет или союзный, нет, – вот это проблема. Которую он не хочет видеть и о которой не хочет слышать.
– Потому что она мешает налаженному пищеварению в теплом и комфортабельном помещении, не правда ли?
– Не надо так. Мы не знаем и сами. У меня такое ощущение, что вот эти туда-сюда летающие на наших и соседских вертолетах группы вооруженных горцев и вооруженных украинских националистов… Что они могут быть как-то причастны к подавленному настроению майора. И к общей атмосфере в штабе. Разведывательному и оперативному отделам которого некогда заниматься всякой ерундой… Честно признаемся, мы ведь тоже ничего не понимаем. Не знаем, как безошибочно интерпретировать то, что видели. Очевидно не соответствующее тому, что мне сказано старшими офицерами, но… – она проглотила окончание фразы, однако после недолгого молчания все же договорила: – Но вероятность есть. Больно теплый он был. Догорающий. И эта чертова «К»…
– Что предлагаете, мэм?
Шерил посмотрела на парня в упор. Тот оказался к этому готов: закатил глаза и разглядывал что-то в сером русском небе. Усмешку ей удалось сдержать с трудом.
– Тебе – запереться в комнате и предаться аутоэротизму.
Раздалось фырканье, пробежавшееся по кругу, будто в конюшне.
– Я серьезно. Мы все здесь серьезны, разве нет?
– Ну, раз так… Я бы попросила у майора еще вылет. Добровольно.
Тень в глазах одного, одобрительный кивок другого, у третьего почти невидимая гримаса на лице. Вот и определились.
– Предлагаю идти парой. Четверка – это слишком много для вылета впустую, нужного для досмотра и оценки ситуации на месте. Слишком дорого для налогоплательщиков. Пара вполне может за себя постоять, да и внимания меньше привлечет.
В этот раз Шерил четко прочитала, о чем подумал ее ведомый. Об утреннем вылете, о чем же еще. Когда они везли нагруженных чеченских разведчиков – читай диверсантов – как раз четверкой тех же «Ястребов». Вот и рассуждай, какая из задач важнее.
– Пару могут разрешить, если мы хорошо попросим. С упором на добровольность и верность духу боевого братства. А также на то, что это наверняка пустышка, поэтому и риска нет. Почти нет.
– Кто пойдет? В свете добровольности.
– Я и… И Смит, пожалуй. Что скажешь?
– Отличный выбор, мэм.
«Одобрительный кивок» спокойно глядела по сторонам. «Тень в глазах» едва заметно вздыхал, «Гримаса» в этот раз не отобразил ни облегчения, ни обиды. Интересная штука – педагогика на войне. В училищах такому не учат, хотя кастрированный курс психологии управления читают, почем зря тратя драгоценные учебные часы. Особая ситуация – особое отношение. В утренний вылет, со всеми его опасностями, но по приказу – лейтенант пошел без колебаний и вел себя на маршруте как положено. Как отлично обученный профессионал, каковым и являлся. А вот в добровольный пойти не захотел. Да, пошел бы, прикажи она или даже просто попроси. Но сам не захотел. Интересно.
– Если возражений нет, то я предлагаю больше не тратить время. Я со Смитом – в штаб. Предлагать и просить. Сименс и Джексон – оповестите наши экипажи. И как только будет приказ, прошу взять на контроль подготовку машин. Подвеска… Ну, сами знаете. Мы даже перекусить не успеем. Потому что у меня такое ощущение, что времени мы и так потратили слишком много. А может, там все же кто-то из наших сидит в кустах и ждет помощи.
В этот раз обмен комментариями длился буквально пару секунд. Приняв тот же деловой вид, оба обозначенных ею первых лейтенанта быстрым шагом пошли к полю. Послеполетное техобслуживание должно было уже заканчиваться, но времена первой, острой фазы операции «Свобода России» остались позади. По крайней мере, в их полку немедленно после приземления теперь машины не заправляли и потраченные боеприпасы сразу же не восполняли. А наоборот, разоружали единицы, не входящие в состав дежурного звена или назначенные в следующий вылет.
Ее и командира ведомой машины ждала другая задача. Выглядящая не особо легкой, на взгляд человека, привыкшего быть реалистом. Жизнь, однако, время от времени решает подсластить привычную кислую пилюлю и дает маленький-маленький бонус. Вероятно, чтобы больнее ударить в следующий раз, но тут уж ничего не поделаешь. Майор действительно не хотел ее слушать и действительно был раздражен тем, что она посмела вновь поднять этот вопрос. Лично для него заключение об отсутствии потерь союзных сил в вертолетах любых типов в этом районе за последние двое суток было не подлежащей сомнению истиной. Попытки оспорить ее, тем более такие дорогостоящие попытки, как требование назначить вылет пары боевых вертолетов, являлись для него бесполезной тратой ценного времени.
– Я весьма уважаю тебя, капитан Ахен, – заключил он. – Ты прекрасно проявила себя в бою, ты являешься гордостью батальона. И я, и мой начальник штаба высоко ценим тебя как отличного тактика. Мы прочим тебе блестящую карьеру, в которой и Ирак, и Россия будут далеко не самыми яркими страницами, я уверен. И мы в курсе того, какая у тебя чувствительная интуиция. Но здесь ты слишком далеко зашла. Возможно, слишком устала?
Это был, разумеется, прямой намек. Шерил действительно устала от непрерывного напряжения, от того, что по ней и по ее людям стреляют – и когда-нибудь, возможно, попадут чем-нибудь серьезным. От невидимого возбудителя фрисби, бродящего где-то рядом и до сих пор не изловленного умными учеными, про которых Голливуд снимает такие интересные фильмы. От пусть не хреновой, но однообразной еды, от недостатка времени для самой себя. От ожидания того, что бегущий по улице мальчишка, провожаемый взглядом часового, вдруг изменит курс и подорвет себя в считаных метрах от ворот своей бывшей школы.
– Майор, сэр… Ты сам упомянул мою интуицию. Когда я была там, над этим местом… Она, эта интуиция, даже не говорила, а вопила мне прямо в уши: «Здесь что-то не так. Здесь все серьезно».
– Думаешь, там ловушка, капитан? Противовертолетная засада?
– Вовсе нет. Мы внимательно все оглядели вокруг. Могу признать: именно поэтому внимательно. И ни единого следа засады. Прячущегося экипажа тоже, но еще раз: отчетливая «К» на земле. Будь у нас лишнее топливо…
Майор вздохнул.
– Капитан Ахен… Ну… Я вижу по твоему лицу, что ты серьезна. И понимаю, что ты не просто так взяла с собой лейтенанта Смит, которая столь убедительно кивает головой после каждого твоего слова. Меня тревожит даже не сама бесполезность вылета – в педагогических, извини меня, целях я могу его разрешить. Чтобы чуточку снизить твою тревожность, очевидную в последние дни. Однако этот вылет не выглядит учебным упражнением. Будь у меня «Апачи», я был бы более спокоен, но вы обе сами знаете уязвимость «Черных Ястребов». Веро