Долговременная, уже надоевшая истерия западных СМИ о несомненно русском происхождении вызвавшего пандемию вируса воспринималась всеми к этому времени со скепсисом. И здесь даже не играла большой роли ошибочность схожей по направленности пропагандистской кампании 2001 года. Тогда неполную неделю спустя атаки на «Башни-близнецы» и Пентагон началась рассылка адресатам в США уже не фиктивных/имитирующих (как в 1998 году), а самых настоящих писем со спорами сибирской язвы. Когда число заболевших перевалило за десять, а вскоре и за двадцать человек, скорость доставки корреспонденции по стране упала вчетверо, а часть почтовых отделений и даже сортировочных пунктов Почты США были временно закрыты. Хотя корреспондентам и телеведущим было совершенно очевидно, что это дело рук именно русских – всегда готовых продать оружие массового поражения любому вонючему террористу за пару тысяч долларов, – прямых доказательств этому тогда так и не нашлось. Непрямых было полно: русские ученые действительно голодали, биологические и конкретно микробиологические лаборатории и целые институты действительно закрывались за недостатком финансирования. Но это было там – в далекой и непонятной России, а письма были здесь и сейчас. Выделенный у части заболевших штамм оказался устойчив к пенициллинам и цефалоспоринам и способен преодолеть защитное действие некоторых вакцин. Эти обстоятельства выглядели настолько соответствующими исходной гипотезе, что были многократно озвучены во всех СМИ еще до того, как впервые был сделан неожиданный вывод из них же. Штамм был, по всей видимости, не русским, а предназначенным для действия на территории России. Пропаганда быстро начала затухать, и расследование ФБР продолжалось уже без большой огласки, и длилось аж до 2011 года. Единственным организатором и исполнителем бактериологической террористической атаки 2001 года был признан научный сотрудник Института инфекционных болезней Армии США в Форт Детрик, штат Мэриленд, умерший в 2008 году от передозировки противовоспалительных и жаропонижающих препаратов. Созываемые позже комиссии то опровергали выводы расследования, то вновь их подтверждали, но русских по этому поводу уже никто особо не обвинял.
Никто не устраивал особой истерики по поводу появления в мире «атипичной пневмонии», нескольких вспышек свиного и птичьего гриппа и даже лихорадки Западного Нила в Сербии в текущем 2013 году. Но когда мир охватил «русский парагрипп», все началось снова: и интервью понятия не имеющих о вирусологии политиков, и выполняемый привлекательными журналистками научный анализ, и редкие комментарии профессионалов. Да только работало хуже. Сейчас в мире создавалось впечатление о том, что русские были виноваты вообще во всем плохом, – и когда вслух из уст какого-то телевизионного умника вдруг прозвучало «как евреи в Средние века», это запомнилось многим и вдруг стало почти мемом. Как-то сказывались и другие детали, запомнившиеся части людей. История с провокацией в Берлине, когда русских обвинили в преступлении, совершенном на самом деле сошедшим с ума американцем, организовавшим собственную частную террористическую группу. История с отбитым охраной нападением на русскую атомную электростанцию, которое сначала объявили чудовищным провалом их системы безопасности и только полгода спустя начали рассматривать как достигнутый русскими в последний момент успех. В общем, несмотря на развитие технологий массмедиа, работали они уже не так эффективно, как раньше.
Между тем эпидемия действительно имела русское происхождение. И это не было доказано просто потому, что это практически невозможно было доказать, а любые обвинения на фоне прошлого вранья выглядели малообоснованными. Возбудителем являлся так называемый «авторский штамм», причем не вируса парагриппа, а вируса гриппа. Они относились к совершенно разным семействам – парамиксовирусов для парагриппа и ортомиксовирусов для гриппа соответственно. Вирусов парагриппа было известно мало, вирусов гриппа – удивительно много; название «русский парагрипп» было в корне ошибочным и основывалось на том, что симптомы заболевания больше напоминали именно парагрипп, а не грипп. Катаральные явления весьма умеренные, за исключением устойчивого и продолжительного – и даже просто мучительного – насморка. Субфебрильная[39] температура и головные боли в течение нескольких дней, изредка дольше. Ни болей в суставах и мышцах, не кишечных проявлений – ничего этого нет. Осложнений на сердце и почки тоже не отмечается. Это как бы все.
Ортомиксовирусы, парамиксовирусы… Неинтересно? От пандемии испанского гриппа, или просто «испанки», в 1918–1919 годах умерло, по некоторым подсчетам, до 5 % населения Земли. Заболеваемость тогда составила около 30 % (в той же Испании – до 40 %), летальность среди зараженных – 10–20 %. Вновь следует отметить: «Русский парагрипп» именовали парагриппом прежде всего потому, что он практически не был летален. По текущим данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) от августа этого года, глобальная заболеваемость им составила от 35 до 45 % от численности мирового населения. Цифры по странам Африки были очень неточными, но в любом случае это являлось несомненным рекордом за всю мировую историю. Такой невероятный уровень заболеваемости объяснялся не только высочайшим индексом контагиозности вируса, но и очевидным развитием глобальных коммуникаций по сравнению с тем же 1918 годом. Однако летальность при заражении этим вирусом по всем оценкам если и не отсутствовала, то стремилась к нулю. Несколько описанных смертельных случаев могли быть вызваны суперинфекцией иным вирусом, либо развитием обострения тяжелого хронического заболевания. Еще раз: все это было бы скучной теорией, если бы не тот факт, что в период с мая по сентябрь «русским парагриппом» переболел каждый третий, почти каждый второй. А в скученных условиях, в «организованных коллективах», заболеваемость была почти тотальной.
Достоверно установить происхождение штамма и его превращение в оружие так никогда и не удалось, но некоторые детали указывали на совместную работу по крайней мере четырех организаций. Коллекции вирусов ОРВИ ФГБУ НИИ гриппа в Санкт-Петербурге, знаменитого ГНЦ ВБ «Вектор» в Новосибирской области, ФГУП НПО «Микроген» в Москве и еще одной безымянной организации, вроде бы расположенной недалеко от Челябинска. Все эти организации занимались очень серьезными медицинскими проблемами, и их работа имела без преувеличения огромное народно-хозяйственное значение: редкость в наши дни, когда гораздо выгоднее пиарить себя и парить мозги правительству и покупателям, чем что-то там заумное разрабатывать и производить. В итоге начатая в конце 90-х годов в Санкт-Петербурге работа, спокойно и настойчиво продолженная в течение следующих 25 лет уже в других местах, стала одним из факторов, сыгравших ключевую роль в исходе операции «Свобода России». В выживании русских как национальности, народа и этноса. Да и вообще для хода всей последующей мировой истории.
Все четыре города – Санкт-Петербург, Москва, Новосибирск и Челябинск надолго оказались на оккупированной территории; там действовали все те же факторы, что и в других местах. Голод, эпидемии, ничем не сдерживаемый бандитизм, прицельное уничтожение образованных людей и особенно медиков карателями из национальных полицейских подразделений: украинских, турецких, чеченских, грузинских, «добровольческих» русских. Лаборатории и институты грабились или просто сжигались: оборудование, компьютеры и бумажные документы не представляли для новых хозяев территории особенной ценности. Это были не картины в музеях и не археологические коллекции, на которые был тихий, но выраженный спрос: закрытые, но при этом доступные для всех желающих аукционы какой уже месяц подряд шли по всему миру. Во всех четырех случаях сотрудники имевших отношение к созданию вируса «русского парагриппа» лабораторий и имевших отношение к возникновению пандемии служб не пережили войну – ни один. Или пережили, но предпочли ни словом никогда не обмолвиться о своей роли в произошедшем.
Могло случиться и так, что вирус разползся из какой-то из этих разгромленных лабораторий сам по себе, но на самом деле вряд ли. Очень уж синхронно возникли первичные очаги на нескольких континентах. К июлю EVAg – «Европейский вирусный архив» опубликовал данные о полной идентичности штаммов, выделенных из биообразцов, собранных в разных регионах Европы, Северной Америки и Азии. В партнерство EVAg входили два десятка профильных лабораторий из многих стран, и сомневаться в профессионализме выполненного сравнительного анализа не приходилось. Восстанавливали картину ретроспективно: новый вирус поначалу не вызвал особой паники. Ну, еще одна ОРВИ, послабее большинства.
Было бы упрощением сказать, что пандемия не вызвала озабоченности: вызвала, и еще какую. И Всемирная организация здравоохранения, и национальные службы борьбы с инфекционными заболеваниями, и профильные институты, и военные/околовоенные организации вели серьезную и даже напряженную работу по идентификации возбудителя, полной расшифровке его генома, предварительной, а затем прицельной проработке возможности создания вакцины и так далее. Любая пандемия – это глобальная угроза. Вирусы, особенно вирусы гриппа, очень изменчивы. Одна или две нуклеотидных замены, незначительное изменение конформации одного из функциональных белков – и свойства вируса серьезно поменяются. Причем в какую именно сторону – не сможет предположить ни один суперкомпьютер. Но реалии современной науки вовсе не обеспечивали стопроцентную интеграцию глобальных усилий даже в отношении очень серьезной цели. Имела место жесткая борьба исследовательских групп за гранты. Наблюдалось все продолжающееся снижение финансирования даже прикладной науки, даже в богатейших странах – война стоила дорого. Шла борьба за научный приоритет, существовали имеющие коммерческий смысл ограничения на публикацию полученных собственных научных данных фармацевтическими и биотехнологическими компаниями. Существовал всем известный неформальный мораторий на публикацию «негативных результатов», в результате чего десятки команд тратили время на дублирование чужих экспериментов, уже доказавших свою бесполезность. Были, наконец, 3-, 4-, 6-недельные периоды ожидания рецензирования при подаче рукописей в журналы. ВОЗ выступила с обращением к редакциям биомедицинских журналов с просьбой отменить рецензирование в отношении данных, касающихся инфекционных заболеваний, эпидемии которых имеют глобальное значение. Но система была слишком хорошо сложившейся, и все продолжалось в том же стиле.