– Кось, как тогда? Или вместе? – громким шепотом спросила Вика после десяти минут вдумчивого разглядывания поселка с опушки. Поселок Оять был слева, Рассвет справа. Лесок подходил к самой дороге с обеих сторон, а слева и справа метров на 250 не было ни единого дома. Чего еще желать?
– Вперед! Тихо!
Они перемахнули асфальтовую полосу все вместе. Сколько они уже не видели асфальта, недели три?
– Уфф…
Крок стукнулся о землю с такой силой, что пошел гул.
– Тихо, я сказал! Слонотоп земноводный…
Они похихикали, восстанавливая дыхание после спурта. Были ли на таком удобном месте датчики движения? Могли и быть, но чего уж теперь, назад поворачивать? Или менее удобное место искать? Дождь, ветер… Надежность обнаружения неизбежно должна быть пониженной.
Рощица оказалась совсем тонкая: скорее разросшаяся лесополоса, чем настоящий лесок. И явно истоптанная множеством ног. То ли все местные тут чернику собирали, то ли срезали путь.
– Сюда.
Вика не выглядела сильно уверенной, но все же вела группу, не задерживаясь на размышления. Лесополоса кончилась, они поглядели на пустое картофельное поле и повернули назад. Еще слишком светло, да и скорость по раскисшей земле у них будет, как у черепах. И цепочка следов по грядкам покажется интересной любому.
– Вот она, железка. Точно вывела.
Вика выглядела усталой, но спокойной. Как-то они все расслабились у цели. Нехорошо. Понаблюдав несколько минут, они рывком пересекли нитку железной дороги, каждый момент ожидая пулеметную очередь справа или слева. Рельсы выглядели сверху привычно отполированными – значит, движение по дороге было. А значит, ее должны охранять всеми возможными методами. В первую очередь, кстати, минированием подходов к путям, но тут уж ничего не сделаешь, тут уж как судьба распорядится. «Железная дорога – источник повышенной опасности», ага.
Двигаясь вправо-вперед под косым углом, они постарались оставить между собой и железной дорогой по крайней мере пару сотен метров. Прошли очередную лесополосу насквозь и вернулись чуть обратно. Залегли, негромко переговариваясь между собой. И то и дело поглядывая в глухо темно-серое небо, откуда продолжало если не лить, то по крайней мере моросить.
– Ну, что? Пойду я?
Вика освободилась от всего военного, нацепила серую мешковатую куртку и платочек, потупила глазки. Вышло неплохо.
– Осторожно там.
– Я осторожно.
Еще не было темно, но в это время года сумерки превращаются в темноту быстро, а ей нужно было пройти еще около километра. А потом обратно, если все в порядке.
Первые полчаса ожидания, все провели довольно спокойно. Потом дело пошло хуже. Дождь шел все сильнее, ветер тоже усиливался. Неподвижного человека на земле было не разглядеть и с десятка метров, но Вика точно знала, где они ждут. Николай не верил, что сержант могла заблудиться. Значит, что-то случилось. Как тогда, с командиром взвода и его заместителем, последним настоящим разведчиком в их группе. Что-то. Хотелось выть.
Через четверть часа он не выдержал и скомандовал выдвигаться вперед.
– Костя, возьми снайперку Петровой. Ты единственный, кто хоть что-то с ней может. Кротов!
– Я!
– Получаешь боевое оружие. Имей в виду… Патронов ни хрена почти нет. Стрельба только по команде. Только одиночными, после тщательного прицеливания. На автоматический переключаешься, только если… В общем, ждать приказа. Увижу, что с предохранителя снял без команды – урою. Понял? Точно понял?
– Так точно, товащ лейтнант.
Парень говорил, будто у него язык был обожжен. Волнуется. И боится. Правильно делает.
– Фокин, страхуешь его. И вообще командуешь им. Так, я головной, Костя замыкающий. Хорошо замыкающий, понял? Метров на десять оттянись хотя бы. Вперед.
Они отряхнули с себя воду и потрусили вперед, двигаясь в направлении, в котором исчезла Вика. Не хотелось верить, что исчезла. Ну, задержалась. Мало ли, монахини сразу не вспомнили, начали что-то там… Они договорились на «туда и обратно», и Вика не должна была ни с кем особо разговаривать, просто посмотреть – нет ли в монастыре чужаков, выглядит ли он целым? При почти полностью сожженной округе можно было ожидать всякого… А она задержалась. Почему-то. Необязательно же сразу все плохо будет, ведь у них сейчас идет хорошая, везучая полоса, разве нет?
Думалось на бегу рваными урывками, как оно и бывает, но Николай настолько привык бегать, что даже не видел в таком проблемы. Цепочкой согнутых силуэтов они пробежали вдоль своей опушки полтысячи шагов, когда прямо навстречу им из темноты выскочила Вика. Николай даже не дернулся – он узнал ее мгновенно, а вот сзади защелкали, несмотря на его поднятую вертикально вверх руку с вытянутой растопыренной пятерней – «свои».
– Ой… Ох…
Вика выглядела безумно: платок сбился на одно ухо, мокрые волосы лезут на лоб, глаза вытаращены. И дышит, как паровоз, уперев руки в живот.
– Что? Били тебя? Цела? Отдышись! Уходим?
– Не… Нет… Какое уходим?.. Вы не поверите!
Костя встал у левого плеча, молча. Посмотрев на него, Вика как-то сразу отдышалась. Тот протянул на вытянутой руке ее винтовку и обернулся к молодому.
– Ну това… – начал было тот, но сзади его коротко стукнули, и нытье оборвалось.
– Петрова, ты цела или нет? – захотелось схватить ее за плечи, встряхнуть. – По-человечески скажи! Что так долго? Наших видела?
– Наших!
Ему снова показалось, что сержант не в себе.
– Пойдемте! Быстрее! Ох, я думала, сдохну, пока добегу.
Вот чем отличаются бывалые люди – это, в том числе, тем, что они сначала делают, а потом переспрашивают в стиле: «Нет, ты сначала объясни!» Вика была не тем человеком, у которого нужно что-то уточнять, когда он говорит «быстрее». И Николай был не тем, кто переспрашивает. Давно не тем.
Вела она их не к монастрырю, куда-то левее. Стена и возвышающиеся над ней строения казались темными пятнами, едва различимыми на светлой стороне горизонта. Километра два по краю лесополосы, по краю поля, где пахло ботвой и плесенью, потом снова вплотную к деревьям.
– Представляете, меня сторож их узнал, Семен… – непонятно объясняла она на бегу бегущим рядом. – «Ага, – говорит. – Здравствуй, Вика с Андреевщины… Припозднилась, догоняй». Я ему: «Кого, Семен Петрович?», а он мне…
Дальше лично Николай не слушал, потому что остановился как вкопанный. Как конь на скаку, затормозив всеми копытами и разве что не «тпрукая» сам себе.
– Стоять!
Мысли о том, что дура наделала, не длились ни секунды, ни доли секунды. Понимая, что это конец, и даже успев пожалеть, что встал, вместо того чтобы кувыркнуться вперед-вправо… И даже успев пожалеть своих, бегущих за ним… Успев все это, Николай вскинул оружие к плечу, нацеливая его на узнаваемо угловатую, бурую машину, застывшую на перекрестке дорог.
– Нет! Доктор, нет! Это свои!!!
Даже мертвому ему бы хватило сил прожать спуск. Это был «Лендровер Дефендер», – тип машины, на счету которой в России было, наверное, побольше уничтоженных целей, чем у некоторых серьезных броневиков. На капоте светлела какая-то эмблема, но в темноте ее не разглядеть.
– Руки!
Николай осознал, что это странно, что он еще не убит, и решил не дожимать палец, а пожить еще секундочку. Костя был слишком близко от своей Вики, как и он сам, – им, значит, не повезло. У остальных была фора метров в десять. И они должны были, когда их тупой лейтенант нарвался, дать влево и вправо. Впрочем, толку-то… На две очереди весь бой… Гранату бы под ноги, а ее нет…
Вика подошла деревянными шагами, держа руки аккуратно над головой. Винтовка оставалась у нее за плечом, и выглядело это странно. Заглянула в лицо. Сказала очень отчетливо:
– Товарищ лейтенант. Ничего не делайте. Это свои. Я отвечаю вам. Я клянусь.
Спереди, из темноты, выскользнула пригнувшаяся фигура, за ней и сбоку – вторая.
– Руки, я сказал. Сержант?
– Это свои, – глухо повторила Вика, то ли снова ему, то ли уже этим.
– Всем оставаться на своих местах. Любую попытку движения воспринимаю как атаку. Убьем всех и сразу, даже не будем разбираться. Я ясно сказал?
В этот раз Николай даже ничего не подумал, не хватило… Ну, он даже не знал, чего не хватило. К смерти он был готов. Просто тупо стоял перед стволами и ждал, когда все случится. Когда можно будет нажать на спуск самому и получить свои пули в грудь, и в лицо, и в живот. Даже в живот было не страшно.
– Документы есть?
– Что?
Этого вопроса он не ожидал.
– Я спросил, документы есть? Хоть какие?
И тут же сбоку тем же глухим голосом сказали:
– Пожалуйста… Костюшенька… Лейтенант… Ну, пожалуйста.
Совершенно каменной, негнущейся рукой он опустил «калашникова» к земле и медленно потянулся к нагрудному карману. Пуговичку пришлось класть набок трижды, прежде чем она проскользнула в петельку. Пуговичка была тугая и вырывалась, будто тянула время. Принявший «Удостоверение личности офицера» впервые посмотрел ему в лицо. Он был выше Николая на полголовы, широкоплечий и тоже довольно худой. Не сделав даже попытки поглядеть в этом полумраке на удостоверение, он сунул его куда-то назад, себе за спину, а там его приняла еще одна серая худая фигура. Как кузнечики. Здоровенные кузнечики, типа саранчи или богомолов. Видно, что готовы к драке. Видно, что умеют убивать. На примостившейся на капоте «Дефендера» неразличимой эмблеме было что-то такое с крыльями. Крылья с его места было видно, и какие-то буквы над ними, но это все. Дальше не различить. Если двуглавый орел, то как бы свои. Но отсюда было не похоже.
– Следующий.
Костя уже стоял со своей собственной книжечкой в руке. Ну да, он тоже почти кадровый. В смысле, не кадровый боец, но успевший послужить в кадровых частях. Примерно столько же, сколько Николай и Вика, кстати говоря. Геннадьев-Крок не служил ни секунды, Фокин тоже. Больше половины отряда бойцов, когда тот был еще цел и боеспособен, тоже не служили. Это не мешало им воевать. Как-то.