– Спасибо, Сергей Сергеевич. Вторая часть нашей беседы показалось мне не менее важной, чем первая: о раненых, с числами и процентами. Я признаюсь, что не все понял, но… Я очень надеюсь, что все это действительно хорошие новости. Нам они нужны.
Они распрощались довольно тепло; Лосев спросил сунувшегося адъютанта, кто еще ждет с докладом, посмотрел на настенные часы, потом на наручные. Сколько-то времени еще было. Итак, поп просто примазывается к чужому результату. Насколько генералу хватало интеллекта следить за сутью рассказа полковника медицинской службы, концентрацию этих нейромедиаторов – дофамина и серотонина не изменишь никакими молитвами.
Итак, заболел точно каждый третий и почти каждый второй. Хроническим заболевание стало менее чем у четверти заболевших. Но переворот в психике, что бы там ни было: проснувшаяся совесть, прорезавшаяся критичность, или обе сразу, или что-то еще, – отмечается не только у хронических больных, но и у части острых. Значит, очень точно процент не посчитать, по крайней мере с их колокольни. Но в любом случае этот процент не слишком-то и велик. Недостаточно велик, чтобы легко и просто обеспечить им перелом в войне. Аналогичного процента боевых потерь точно было бы недостаточно: он видел, как могут драться бригады и батальоны даже с четвертью от штатного числа штыков. Но то его люди… Работают ли те же цифры для таких вот небоевых потерь у противника? Ну да, можно согласиться с тем, что это, конечно, должно серьезно действовать даже на привычных ко всякому солдат. Когда сколько-то человек в каждом отделении вдруг отбрасывают всю вколоченную в свои мозги обществом и государством убежденность в том, что «мы – силы добра, противостоящие воинству ада»… И начинает пропагандировать, что как минимум «все хороши». Или опять же, по крайней мере, что «убивать женщин и детей ради идеалов добра – грех». А некоторые не выдерживают такой перемены и кончают с собой. А некоторые – сначала открывают огонь по своим однополчанам, а уже потом кончают с собой…
Но начальник медслужбы фронта прав – что-то тут не одно. У нас тоже пропаганда была будь здоров. У нас тоже давили на мозги всей силой государственной системы. Едва совсем не задавили. До сих пор половина отказников аргументирует свое нежелание защищать Родину самыми простыми словами: «Я не хочу защищать этих, я не хочу, чтобы было, как раньше». Даже притом, что они четко и ясно увидели, что бывает, если Родину не защитить. Но у нас нет или почти нет самоубийств, у нас почти нет перехода на сторону противника от уже начавших воевать. Сдача в плен – бывает: и в безнадежных положениях, и просто от трусости. Дезертирство – тоже иногда бывает до сих пор. И все же: почему не перевернуло мозги у его людей: у тех, кто воюет в его дивизиях, бригадах, полках, батальонах? Может, важна не критичность, а все же именно совесть? Может, потому, что мы-то точно правы, защищая свою землю?
Если ему не врали разведдонесения и сводки, в полицейских и карательных частях противника сейчас худо. Их не просто бросают на убой, чтобы прикрыть отход кадровых. Их совершенно отчетливо начали «сдавать» собственные государства. Их травят СМИ тех самых «прогрессивных западных стран», которые так долго и так полно игнорировали манеру их работы на оккупированной территории, – да и просто саму цель их работы. Вот как раньше, при Горбачеве и Ельцине, нашему собственному народу со всех экранов внушали, что наши вооруженные силы – мерзость и позор для всех нас, вот так западные телепередачи вещают сейчас их гражданам о действиях ЧВК и охранных структур сателлитных государств. Может, чтобы четко дистанцировать их от той же кадровой армии. От собственно государств. Такие вот отдельные подлецы дискредитировали благородную миссию, подвели лучших людей. Генерал не знал. Может быть так, а может быть, и нет. Может быть, ему тоже слегка преувеличивают, когда пишут, что смещены, отозваны, арестованы командиры одних и других отдельных полицейских и охранных батальонов разного подчинения, частных военных компаний. Но видеосюжеты с нескольких европейских каналов, с шоком и открытым возмущением комментаторов он видел собственными глазами. Представить себе такие еще каких-то 2–3 месяца назад было вообще невозможно. Любой проникший в Интернет сюжет о сожжении в амбаре жителей такой-то русской деревни бойцами полицейского батальона или отряда – комментировался на Западе в стиле «вот очередная наглая провокация ФСБ». Любой сюжет о безлюдных русских городках, в которых совсем недавно было по 50–60 тысяч человек жителей… Такой – либо в стиле «этого просто не может быть, зачем обращать внимание на очевидное вранье», либо, в некоторых случаях, «вот до чего довели русских нарушения безопасности в хранении ими их угрожающего миру химического оружия». А в телеэфире таких сюжетов тогда не было вообще. Но теперь вот есть.
Для партизан и одиночек любой полицай, кем бы он ни был – чужаком или бывшим соседом, – с самого начала являлся самой лакомой целью. И всегда более удобной, чем армейцы. В открытом же бою с его бойцами у полицаев не было ни единого шанса, ни его тени. Он даже не пытался отдавать какие-то приказы в отношении обращения с пленными из охранных и полицейских частей, и тех же ЧВК: не видел ни малейшего смысла. Да и не видел сообщений о таких пленных, кстати говоря. И правильно. В ту войну тоже было так. Закономерный ход событий. Полгода назад, да еще несколько месяцев назад, – вступить в полицаи и даже конкретно каратели, вешать своих бывших соседей и жечь русские деревни с поселками… Да просто очередь желающих стояла, и страшно представить, какая длинная! Никакие грузины с прибалтами и украинцами не проявили такой жестокости к беззащитным людям, как каратели, набранные из местных, из русских… Он знал, что сейчас вешаются и дезертируют и эти. И кончают с собой, и стреляют в соседей по казарме, и переходят, и просто бросают оружие, и ждут смерти от рук своих или чужих. Впрочем, тут может быть проще: от страха, от ожидания того, что с ними будет. Не на то ставку сделали. Такой надежной казалась ставка, резать своих, чтобы тебя полюбили чужие, кто явно сильнее. И не сыграла… Почему? Может, все-таки чудо?
Уже под самый конец дня, после десятков коротких встреч и нескольких серьезных и долгих штабных совещаний, Комфронта снова нашел возможность остаться на несколько минут один. Укладывая в голове детали сегодняшних докладов, он бесцельно шевелил руками по столу, находя простое удовольствие в давлении, которое оказывает на его мягкую ладонь дерево простого карандаша. На чистом белом листе бумаги нарисовался кудрявый бычок с цветком во рту. Такие он рисовал своим маленьким детям, когда был молодым отцом; а потом пару раз рисовал и внукам. Почему кудрявый – он не знал, так выходило.
– Начальника оперативного управления.
Как ни странно, в ожидании главного совещания сегодняшнего дня он не перечитывал сводки и не проверял обновления на тактическом планшете, а продолжал рисовать бычков. День был еще более тяжелым, чем показалось ему час назад. И он еще не кончился.
Очередные новости по потерям, по контактам, по противодействующим их наступлению соединениям противника. Подаваемые парой молчаливых помощников документы. Разноцветные иконки на широком экране. Дивизии, полки, бригады, батальоны, дивизионы и батареи. Мосты и дороги разных классов. Живые бойцы, раненые бойцы, привычно и обезличенно именуемые «численностью санитарных потерь». И наверняка те, кто уже погиб или пропал без вести, но еще не попал в сводки. Безвозвратные. Километры, десятки километров, сотни километров. Темпы продвижения в 100–150 и даже в 200 километров в сутки уже перестали его удивлять. Так бывало не везде, и так бывало реже, чем раньше, но это случалось то на одном направлении, то на другом. Штаб его фронта и базирующаяся сейчас в пригороде Норильска Ставка состояли отнюдь не из тугодумов, и сам генерал-лейтенант Лосев тоже не был ни тугодумом, ни просто дураком. Им всем было понятно, что враг меняет многие сотни километров на дни и недели, – и это были чужие врагу километры, ему не было их жалко. Но каждый отбитый кусок земли давал им драгоценный сейчас «мобилизационный ресурс». И тысячи, а иногда и десятки тысяч мужчин и женщин, получивших конкретную цель в жизни. Далеко не все они шли в учебки или прямо в строй, кто мог, но время играло не только на противника, вот что интересно. Оно играло и на Россию тоже. Вопрос – кто быстрее нарастит и перебросит свои силы к линии боевого соприкосновения. Каков будет баланс сил, когда это случится.
Доклад был тяжелым. Блокирующий и перекресток шоссейных дорог Р-21 и А-120, и собственно исток Невы опорный пункт «Кировск» имеет по крайней мере бригадное, если не дивизионное значение. Исходно объем обороняющих его сил был явно значительно недооценен. Темпы продвижения 32-й отдельной и 23-й гвардейской отдельной мотострелковых бригад в направлении Санкт-Петербурга резко снизились как из-за воздействия этого фактора, так и из-за продолжающегося роста активности авиации противника на северо-западном направлении. Всю последнюю неделю темпы продвижения на этом важном участке были неудовлетворительными, и отставание от графика продолжает нарастать. Обратить внимание начальника войск ПВО 1-й Армии на этот сектор; одобрить ввод в бой по крайней мере одной мотострелковой бригады из состава резерва армии, начать выдвижение завершившего формирование отдельного зенитно-ракетного дивизиона «За Архангельск» из района Емецка.
Прижатая к группе озер на рубеже Селище – Нижние Котицы – Заплавье 2-я пехотная бригадная боевая группа американской 82-й Воздушно-десантной дивизии сумела эвакуироваться воздухом с относительно умеренными потерями в живой силе. И, очевидно, сохраняет высокий уровень боеспособности. Аналогично, их 3-я пехотная бригадная боевая группа также успешно оторвалась от преследования, причем наземным маршем, сохранив большую часть техники. Обе ее последовательно уничтоженных заслона являлись сводными ротными боевыми группами из последних остатков словацких 21-го смешанного механизированного и 23-го моторизованного батальонов. Управляющие действиями 82-й дивизии генералы Кларк и Вински пожертвовали словаками без колебаний, купив себе время и избежав собственного разгрома. Таким образом, сложившаяся в течение последних дней ситуация не смогла быть переломлена и сегодня: в Великолукской полосе наступления 1-я Армия также не сумела достичь всех поставленных перед ней целей. Причем не из-за недостатка сил, а именно из-за недостатка подвижности. Зондирующие весь участок мобильные группы несут привычно серьезные потери, а качество получаемого на месте пополнения не может быть хорошим; максимум – удовлетворительным. Командующему 1-й Армией – принять все возможные меры для восстановления боевого соприкосновения с противником в этом секторе. Отход к Москве с севера значительного числа боеспособных частей противника однозначно будет означать очень серьезные проблемы в течение следующих недель. Напрашивающийся прогноз – противник сохранит достаточно сил для того, чтобы попытаться удерживать намечающийся «котел». И в последующих боях в выгодных для противника условиях плотной дорожной сети Подмосковья будет потерян драгоценный темп и неизбежно понесены серьезные потери. А в качестве побочного резул