Человечество же, как, впрочем, это обычно и бывает, плевало на то, к чему его призывали мудрые люди. Оно в ужасе смотрело прямые трансляции из Японии, где десятки миллионов человек штурмовали противоатомные убежища и железнодорожные станции, бежали из всех крупных городов, выходили в море на переполненных суденышках, мчались и брели по забитым дорогам с детьми на руках. Лишь бы выгадать милю, пять, десять – дальше от будущего эпицентра, еще дальше, еще. Каждая миля означала лишний шанс выжить.
Русская легенда о том, что в японских школах учат, что это русские сбросили атомные бомбы на Страну восходящего солнца – это именно легенда. На самом деле японцы отлично знают, что такое «Энола Гей», что такое «Малыш» и кто такой Пол Тиббетс. Практически каждый японский школьник посещал хиросимский мемориал. Каждый без исключения был в курсе – зачем именно самая демократическая страна в мире сбросила на них две атомные бомбы. Аргументы русских были совершенно логичными: поверить в них было несложно. Подсознательно каждый здравомыслящий взрослый японец отлично понимал, что они все доигрались. Что прошлогодняя весенняя эпопея с почти месячной обороной островов Танфильева и Шикотана русской морской пехотой, полегшей до последнего человека, но не сдавшейся, – это конкретный признак того, что будет дальше. И что оккупацию Дальнего Востока на глазах оправляющиеся от поражения русские им не простят никогда. И что когда начнется – двумя городами не ограничится: атомных бомб у русских еще много…
Выбора у Японии не было: Страна восходящего солнца разыграла свою ставку со всеми шансами на победу. В этот раз США – победитель Японии в прошлой войне – были на их стороне. Считалось, что это не просто увеличивает шансы, это делает ситуацию однозначной и беспроигрышной. И то, что их страна проиграла второй раз подряд – это оказалось для японцев очень важно. Это вызвало к жизни очень заумные внутренние философствования, плохо понятные даже соседям, которым сейчас было в общем-то не до вникания в тонкости перевода. Японцы уже имели опыт сокрушительного поражения в войне и долгого, мучительного выкарабкивания из последовавшей нищеты. Такая перспектива была без преувеличения ужасной: даже просто озвучивание русскими их угрозы стоило японской экономике миллиардов и миллиардов. Констатация того, что угроза реальна и противостоять ей невозможно – стоила постов десяткам самых высокопоставленных политиков и военных. Осознание того, что они во второй раз за три четверти века сами начали войну, способную низвергнуть их избранный богами народ в пропасть… Вот это произвело на всю страну самое серьезное впечатление. Убийственное. Сколько при этом пришлось на собственный и коллективный разум японцев, а сколько на некие запущенные созданным в России вирусом молекулярные сигналы… Это определить было невозможно в принципе.
Перед Японией сейчас лежали и исторические примеры, и современные. Доходчивые примеры Франции, Германии, Финляндии, славянских стран Европы. А быстро соображать тут умели. И серьезно воспринимать то, что заявили по поводу ближайшей перспективы Японии на другом берегу Охотского, Желтого и Восточно-Китайского морей, в Норильске и Пекине – умели тоже. Абэ Синдзо добровольно покинул пост премьер-министра, вновь смененный своим политическим соперником экс-премьером Нода Есихико. На нужные процедуры и церемонии не было никакого времени: счет шел без преувеличения уже на десятки минут. Они успели. И новый премьер, и его величество император Акихито нашли, произнесли вслух, отослали миру и России нужные слова. Выступили с нужными, спасительными обращениями, заявлениями, обещаниями. Замерли в ожидании, пока часы продолжали отсчитывать минуты до старта русских ракет.
Начальник Турецкого генерального штаба генерал Некдет Озел был убит выстрелом в затылок офицером собственной охраны, также немедленно застреленным. Командующий Сухопутными войсками генерал Хулуси Акар – взят под арест членами собственного штаба, – однако освобожден неполный час спустя. Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган и премьер-министр Бинали Йылдырым подавили путч жесточайшим образом – с выводом на улицы не только подчиняющихся жандармерии «сил противодействия беспорядкам», но и армейской бронетехники. Считали, что подавили. В совместном обращении они произнесли слова: «Мы готовы ответить с еще большей силой», «мы не поддадимся на шантаж» и «если они посмеют пойти на этот преступный шаг, за него сторицей заплатят кровью их собственные граждане». Неполную минуту спустя того, как эти слова прозвучали в еще контролируемом турецким правительством радиоэфире, русские прислали рекордно короткий, всего на несколько слов ответ. «Бурса, Адана, Газиантеп, Конья». Названия следующих четырех по величине населения турецких городов после Анкары и Измира. Слушать обещания и заверения от заокеанских партнеров и союзников было уже некогда: миллионы людей бежали или брали в руки факелы; путч – первый из будущей серии турецких путчей – разворачивался в этот час в полную силу.
Все звучащие сейчас комментарии и прогнозы не имели значения, дело обстояло до предела просто. У русских была атомная бомба, а у турок ее не было. Попытка силой захватить хранилище атомного оружия НАТО на авиабазе Инджирлик впервые привела к обмену огнем между военнослужащими Турецкой армии и США, и даже став успешной, оказалась полностью бесполезной. Исходно предназначенные для использования именно турецкими ВВС 40 атомных бомб из 90 хранящихся там, были инертны без ключей авторизации, находящихся в руках командования НАТО; обойти все блокировки за быстро утекающие минуты не удалось.
Президент Эрдоган и премьер Йылдырым были повторно арестованы с боем, их многочисленная охрана оказала отчаянное сопротивление. И вновь освобождены военными. Командиры двух из трех бригад и полка, продолжающего защищать столицу 4-го Корпуса объявили о своей верности законному правительству Республики и применили оружие без колебаний. Это были не просто парадные столичные части – солдаты корпуса прошли через самые жестокие бои, какие только можно было представить: крови они не боялись. На улицах гибли тысячи – и в панической давке, и под перекрестным огнем разделившихся на два противостоящих лагеря армейцев и жандармов. Удар взлетевших со столичной авиабазы Акинци самолетов турецких ВВС поставил в этом ужасе не точку – многоточие. Через неполный час после уничтожения правительственного бункера разработанной и произведенной в США авиабомбой объявивший о взятии всей полноты гражданской и военной власти в свои руки генерал Галиб Менди также был убит. Следующий претендент представлял уже не ВВС, а жандармерию: этот хотя бы остался жив, когда в эфир вышел «Гражданский комитет», сделавший ровно то же самое, что на противоположной стороне Земли делали Нода Есихико и император Акихито. Вышедший в систему оповещения в телевизионный эфир, радиоэфир, Интернет – с обращениями к собственному народу и народу России. С заявлениями, обещаниями, призывами. Живыми, полными одновременно и искреннего страха, и искренней надежды.
Неизвестно, насколько на ужаснувшийся мир и на русских лидеров подействовали кадры прямого эфира, транслируемые с крыши отеля «Шератон Анкара». Давящий толпу строй «Леопардов» и перекрестный огонь, скачущий между стенами вспыхивающих один за другим жилых и правительственных зданий. Неизвестно, насколько подействовало на самих турок и это, и все остальное. В первую, в главную очередь – десятки тысяч погибших за считаные часы. «Гражданский комитет» удержался, и второй арест президента и премьер-министра стал окончательным. Русские ракеты не стартовали.
Окруженная Московская группировка Миротворческих сил – Сводная боевая группа "М" капитулировала только в самом конце февраля, когда морозы уже давно ушли. Был даже какой-то юмор в том, что война переориентировала работу даже не сбитых космических спутников и вычислительных мощностей синоптических компьютеров – наиболее производительных в мире, – именно на войну. На распознавание изображений, на вычисление маршрутов транспорта, на локализацию вражеских штабов и центров управления. Минус 25 градусов по Цельсию продержались в Ленинградской и Московской областях максимум неделю. В принципе, будь метеорологические прогнозы надежнее, петербургская группировка вполне могла протянуть время и дождаться оттепели, снявшей бы остроту необходимости идти на прорыв. Генералы и даже телекомментаторы продолжали рассуждать о том, что тогда обе «сводные боевые группы» могли бы продержаться дольше, приковывая к себе русские силы, оттягивая их от двигающегося через Европу фронта. Могли соединиться, могли осуществить прорыв в каком-то ином направлении… Все это было уже просто устным упражнением, оторвавшимся от реальности. Сил в континентальной Европе у продолжающих сохранять верность НАТО стран не оставалось уже почти ни на что. К концу февраля даже оптимистичное итальянское правительство уже прекратило разглагольствовать о «своей твердой уверенности в стойкости и верности славных наследников воинственных традиций Рима» и присоединилось к вялоидущим многосторонним переговорам в Афинах. Сводный русско-украинский полк морской пехоты занял Триест без единого выстрела: до Венеции по прямой оставалось почти 100 километров. Италия вообще довольно маленькая страна.
Требования из-за океана упорно продолжать борьбу с кровавой русской угрозой звучали к этому дню даже уже не угрожающе – тоскливо. Русские не дошли даже до французской границы, но что взяли – то взяли. В Центральной Европе быстрее других соображающие правительства сохранили свои государственные структуры и территории в целости или почти в целости: активный поиск военных преступников и их выдача по первому требованию русских комендатур, – это была ерунда на фоне окружающего. Более ригидные страны, решившие сопротивляться до конца, превратились в то, что люди уже видели раньше. Когда в течение десятилетий просто военной силой последовательно были превращены в прах Ирак, Сербия, Ливия и Сирия. С одобрения большинства телезрителей. Да, сейчас к ним добавились Польша, Хорватия, Босния и Герцеговина, и народы западных и восточных стран были, кстати, искренне благодарны им за яркий и своевременный пример. Терять свое собственное привыкшее к комфо