По прошествии дней воспоминания о связи Коннора с Мьюриэль перестали жалить так больно. Но совсем не исчезли. Память об их поцелуе – Тереза его не видела, но очень явственно представляла – до сих пор бередила душу. И когда Коннор кивнул в ответ на слабую улыбку, которую она выдавила, проходя мимо, Тереза не знала, как это понимать. Она ему все еще нравится? Или он хочет сказать, что его связь с Мьюриэль была ошибкой, что он рад, что они с Терезой остались друзьями? Она не знала, какой из вариантов предпочесть. И надеется ли она хоть на какой-то из них. Коннор сбил ее с толку. Группа Мьюриэль выставила стенд по изучению почвы и проектированию микроорганизмов, способных переносить питательные вещества между организмами разных биомов, и Терезе, строго говоря, полагалось бы стоять с ними. Но она туда не хотела. И вообще, ей можно было самой выбирать, куда пойти. Никто не запретит.
Она подошла к станции головоломок, где ребята помладше возились с кубиками, расставляя их по образцу, или спорили, как вписать круг в квадрат, или сооружали сложные постройки, державшиеся только на силе тяжести и трении. Тереза тысячу раз решала такие головоломки, когда была помладше. Она проходила между детьми, ободряя и намеками подсказывая запутавшимся, и думала, пойдет ли за ней Коннор.
Маленькая девочка – лет шести – одна, надувшись, сидела за столом. Тереза присела напротив, потому что отсюда можно было найти глазами Коннора.
Девочка, взглянув на Терезу, как будто собралась. И заговорила с заученной вежливостью:
– Здравствуйте. Меня зовут Эльза Син. Рада познакомиться.
– А я Тереза Дуарте, – ответила Тереза.
– Вы учительница? – спросила Эльза.
– Нет, я здесь живу.
– Со мной никто не играет, – угрюмо сообщила ей Эльза.
– Хочешь, я тебя чему-нибудь поучу?
– Хорошо, – согласилась Эльза и понадежнее устроилась на деревянном детском стульчике.
Тереза оглядела школьные выставки. Коннор беседовал с Мьюриэль, хотя говорила почти одна Мьюриэль – быстро шевелила губами, будто старалась удержать его внимание. Тереза удивилась, ощутив в себе жалость к девочке. Что если Коннор убедил Мьюриэль раздружиться с Терезой Дуарте – дочерью верховного консула и, возможно, будущей правительницей Лаконии, а потом к ней остыл? Это было бы гадко с его стороны. Но эффективно – приступ жалости у Терезы быстро прошел. Пусть Мьюриэль сама платит за свои ошибки.
– Ну вот, Эльза, – заговорила Тереза, опомнившись, и достала свой наладонник. – Это так называемая дилемма заключенного. Смотри…
Тереза вывела такую же таблицу, какую показывал ей Илич, объяснила правила: каждый игрок может решать, сотрудничать или отказаться, и каждому выгоднее отказаться, хотя по большому счету выгоднее было бы сотрудничать. Эльза не слишком заинтересовалась, но старательно следила за ее рассуждениями.
Коннор как раз отошел от компании, когда новая группа, ввалившись со своей презентацией, залила зал радостной болтовней. Он совсем бы затерялся в этом потопе, но Тереза высмотрела мелькнувшие в толпе каштановые волосы. Ей показалось, что Коннор направляется к ней, и сердце забилось немножко чаще. Она не знала, чего больше боится: что он ее разыщет или что нет.
Она играла с малышкой, делая вид, что больше занята игрой, чем человеческим потоком за спиной Эльзы. Несколько раундов они обе сотрудничали, а потом, решив, что пора показать, что такое «око за око», Тереза отказалась. Эльза недоуменно уставилась на наладонник с результатами.
– А теперь, – начала Тереза, – штука в том, что, когда кто-то вот так отказывается, тебе надо решать, что…
– Нечестно! – Это было не просто громко. Это был крик ярости. Лицо малышки злобно исказилось, потемнело от прилившей к коже крови. – Ты сказала, нам надо быть хорошими!
– Нет, – попыталась объяснить Тереза, – я хочу показать…
– Отвали со своими объяснениями, – выпалила Эльза. Оскорбление от такой малышки ударило как пощечина. Эльза схватила наладонник и зашвырнула его в толпу, а потом вскочила, с грохотом опрокинув стол. Тереза и рта открыть не успела, как девочка с плачем повалилась на пол.
К ним уже направились сквозь толпу сотрудники безопасности, но Тереза махнула им – не надо. Она замялась: утешать ли Эльзу, бежать за своим наладонником или просто позорно скрыться. Эльза, разинув рот квадратиком, глотала воздух для нового вопля. Кто-то уже выкрикнул: «Чудовище!» – и Терезе на миг подумалось, что это о ней. Потом рядом оказалась женщина. Взрослая, но с такими же, как у Эльзы, глазами, с кожей того же оттенка. Мать подхватила Эльзу на руки, стала укачивать.
– Ничего, Чудовище, – ласково уговаривала она. – Все хорошо. Мама здесь. Я здесь. Все в порядке.
Эльза, зажав уши ладонями, зажмурив глаза, уткнулась лицом в грудь матери. Та покачивала ее, нежно ворковала, успокаивая. Тереза шагнула вперед.
– Извините, – сказала ей мать. – Эльза перевозбудилась. Это не повторится.
– Нет, – возразила Тереза, – здесь я виновата. Не она, а я. Я не объяснила как следует игру.
Мать в ответ улыбнулась и снова занялась Эльзой. Тереза ждала, что она станет задавать малышке вопросы: «Что сейчас случилось? В чем ты ошиблась? Что сделаешь иначе в следующий раз?» Так поступал ее отец, чтобы помочь ей извлечь урок из каждой неудачи. Но мать Эльзы ничего подобного не сделала. Она просто успокаивала дочку и уверяла, что все хорошо. Что ее любят. Тереза смотрела на них с каким-то незнакомым чувством.
Она не замечала полковника Илича, пока тот не тронул ее за плечо.
– Прости, что отвлекаю, – сказал он. – Отец хотел тебя видеть. Сейчас же, если ты можешь.
– Конечно, – ответила Тереза и ушла, задержавшись только, чтобы вернуть наладонник.
Кабинет у отца был маленький. И на маленьком рабочем столе стоял монитор, позволявший просматривать плоские изображения на поверхности или создавать объемные волюметрические картины. Когда вошла Тереза, монитор показывал схему медленной зоны – врата, станция чужаков в центре, станция Медина и несколько десятков кораблей, разбросанных в объеме 750 кубических километров. Меньше объема звезды. Отец в каменной неподвижности смотрел на схему. Как будто даже дышать перестал.
– Все хорошо? – спросила Тереза.
– Что ты помнишь об эксперименте в системе Текомы?
Тереза села на кушетку, поджала под себя ноги. Она старалась вспомнить все, что говорилось на научном совещании, но в голове была только плачущая малышка и ее мать.
– Там мы собирались впервые испытать стратегию «око за око», – сказала она наконец. – Проверить, возможны ли переговоры с врагом.
Ей почудилось что-то зловещее в том, что недавняя ее попытка с дилеммой заключенных обернулась так неудачно.
– Проверить, можем ли мы вынудить их изменить свое поведение. Верно, – сказал отец и тихо, горестно хмыкнул. – Тут есть и хорошая, и дурная новость. – Он повел рукой перед монитором, сбрасывая доклад ей на наладонник. – Посмотри. И скажи, что ты об этом думаешь.
Тереза открыла доклад, как заданную полковником Иличем контрольную. Она читала под взглядом отца, просматривала данные наблюдения, пыталась разобраться. И старалась не подсматривать в заключение адмирала Сагали, приведенное в конце, – в этом было бы что-то от жульничества. Она сама сделает выводы.
А потом она дошла до той части, которую, чтобы понять, понадобилось перечитать трижды. Тереза чувствовала, как кровь отливает от лица.
– Она коллапсировала… коллапсировала в черную дыру? Они схлопнули нейтронную звезду в черную дыру?
– Так мы полагаем, – ответил отец. – Она находилась в неустойчивом равновесии и, по-видимому, неизвестным нам способом в нем поддерживалась. Полученной дополнительной массы оказалось достаточно, чтобы нарушить баланс. – Закрыв доклад ладонью, отец заглянул ей в глаза. – Доктор Окойе и ее сотрудники предвидели опасность. Ты знаешь, в чем она состоит?
– Выброс гамма-излучения, – сказала Тереза. – Самое высокоэнергетическое событие из известных нам. Мы принимаем такие выбросы из других галактик!
– Верно, – подтвердил отец, пока Тереза силилась уместить произошедшее у себя в голове. – А что ты помнишь о системе Текомы?
Ничего она не помнила. А должна была знать. Помнить.
– Ось вращения звезды направлена на врата, – мягко подсказал он. – В других системах мы подобного не видели.
– Что произошло? – спросила Тереза и отвела его руку, чтобы дочитать доклад. – Мы лишились двух врат?
– Да, – самым обычным тоном произнес отец. – И еще наблюдали выброс гамма-излучения в сторону системы Сол из всех прочих врат-колец, примерно как после обстрела магнитогенератором «Бури» станции чужаков в пространстве кольца. И…
С тем же успехом он мог рассказывать ей, что иногда, проснувшись утром, ты обнаруживаешь, что цветов больше не существует. Что красный может умереть. Или что «три» можно выстрелом сбить с числовой прямой. Уничтожение врат виделось нарушением таких фундаментальных законов природы, что о них даже не думаешь. Скажи отец: «У тебя на самом деле два тела» или «Дышать можно и камнями», – это прозвучало бы не более дико. Не сильнее разбило бы картину мира.
Отец поднял бровь. Что-то еще? Она заглянула в доклад.
Терезе казалось, что ее трясет, но руки не дрожали. Она нашла за считаные секунды.
– И «Иорданская долина» пропала при переходе, – сказала она. – Мы потеряли корабль.
– Да, – согласился он. – И это главное. Нам предстоит принять решение. Что нам теперь делать?
Тереза помотала головой – не возражая, а пытаясь прояснить мысли. Понесенный ущерб был огромен. Отец откинулся на спинку стула, составил пальцы домиком.
– Это политическое решение. А политические решения особенно сложны, – заговорил он, – потому что верных вариантов ответа может и не быть. Поставь себя на мое место. Представь себе картину в целом. Думай не только о здесь и сейчас, но обо всем пространстве, на которое могло бы распространиться человечество. И на все времена. Какой образ действий ты сочтешь мудрым?