Элви искала доказательства. Она надеялась найти в его заметках дымящийся пистолет. Она перебрала все, что нашла относительно пресуществления Дуарте – этот термин выбрала она, а не они, – в надежде найти подтверждение, что Кортасар и не думал отправлять Терезу по стопам отца и ничего подобного не делал. Не нашла. Либо он этот эксперимент не записывал, либо стирал так старательно, что Элви не обнаружила следов.
На ее терминале была функция напоминалки. Чтобы предупреждать о скором начале совещания, например, и сообщать ей, когда остальные уже собрались. Она записала несуществующую встречу с Кортасаром и Терезой, не установив точного времени. Теперь, как только эти двое оказывались в непосредственной близости, ей приходило уведомление и будет приходить, пока кто-то из них не отменит встречу. Элви была почти уверена, что только ее неожиданные появления в медицинском крыле мешают Кортасару приступить к работе над Терезой.
А под работой, она не сомневалась, он понимал вивисекцию. Элви дожевала багет и запила остатками чая. До рассвета оставалось еще несколько часов. Если ждать утра, храбрость ее покинет. Она убрала тарелку и чашку, потянулась до боли в ноге и подошла к работнику столовой.
– Могу я вам чем-то помочь, мэм?
– Мне нужно поговорить с адмиралом Трехо.
Трехо она застала одетым в его кабинете. Ярко-зеленые глаза адмирала припухли от недосыпа, помятая рубашка наводила на мысль, что ее не первый день носят не снимая. На столе у него грудой валялись использованные одноразовые дисплеи: осадок от потока сверхсекретных докладов из собственной системы и тех, что умудрялись пробиться из других. Улыбался Трехо тепло, умело и, вероятно, неискренне.
Элви трудно давалось общение с безумным императором, преступным ученым и монстрами – убийцами цивилизаций, сожравшими ее команду и надкусившими ее саму. Ей стало неуютно от мысли, что Трехо приходится еще тяжелее.
– Доктор, – приветствовал ее Трехо. – Рано поднялись.
– Как и вы.
Он указал ей на стул.
– Я – поздно засиделся. Координация с другими системами – сложная задача. Все, что можно, я перепоручаю помощникам, но верховный консул никогда не спал, и работать за него и за себя… затруднительно.
– Когда вы последний раз спали?
– Целую ночь? Честно говоря, долго считать.
Элви села и сложила руки на коленях. Тревога в груди шипела и крутилась, как ракета фейерверка. Сон представлялся словом из незнакомого языка. Оба они уже не знали, что оно значит.
– Я могу для вас что-то сделать, доктор Окойе? – поторопил ее Трехо. Элви сообразила, что на секунду отключилась.
– У меня нет твердых доказательств, – сказала она, – но я полагаю, что доктор Кортасар собирается причинить вред дочери верховного консула. Возможно, убить ее.
Трехо вздохнул и опустил глаза. Элви приготовилась к бою. Она понимала, как зыбки ее аргументы. Явись сюда Холден, чтобы высказать свое обвинение, оно весило бы немногим больше. Ее доверие к этому человеку скорее подрывало ее позиции, чем подкрепило бы его мнение. У нее не было ничего, кроме глубочайшего внутреннего убеждения. Но она готова установить здесь флаг и защищать его, пока Трехо не примет ее всерьез.
Она ожидала услышать: «Какие у вас доказательства?», или «Что навело вас на такую мысль?», или «Зачем бы ему это делать?» Но вместо вопросов адмирал только тянул шею вбок, пока не хрустнул позвонок.
– Состояние верховного консула без изменений?
– Насколько я могу судить, – сказала она. – Но…
– Что мы можем сделать, чтобы привести его в себя?
– Не знаю. Честно говоря, не знаю даже, возможно ли это.
– Мы сделали его таким, – сказал Трехо. Голос стал жестким, как наждак. От бессилия, страха или гнева. – Почему не можем открутить обратно?
– По той же причине, почему нельзя вылить молоко из кофе или разварить обратно сваренное вкрутую яйцо. В физике полно процессов, которые идут только в одном направлении. Этот в том числе.
– Нет ли способа регенерировать ему нервную систему, как делается после травм головы?
Элви смешалась. Она обдумала несколько вариантов разговора, но ни в одном из них адмирал не переходил на другие темы, игнорируя ее опасения. Она не знала, что делать.
– Ну, гм… это немного не то. Клетки его мозга в целости. Кортасар изменил их функции. При регенерации тканей мы находим пострадавшие участки и стимулируем в них рост новых клеток.
– Если мы сознательно повредим его мозг и накачаем в него зародыши нормальных клеток, он отрастет обратно?
– Простите?
– Выжгите ему гиппокамп, регенерируйте его. Затем затылочную долю или что там еще. Перебирать одну за другой, убивая каждую часть и замещая свежими тканями, которые работают как у нормальных людей, пока не восстановим полностью. Это возможно?
– Я… не знаю, – сказала Элви. – Это парадокс с кораблем Тезея. Получите ли вы, заменяя отдельные части чего-либо, прежний объект. Философский вопрос. Но все равно регенерация центральной нервной системы – хитроумная работа. Вам бы надо поговорить с медиками. С врачами. Я же биолог.
– Кортасар такое проделывал.
– Этика Кортасара глубоко, глубоко порочна, – сказала Элви. – Я почти уверена, что он использовал Дуарте вместо подопытного животного, чтобы отработать методику под себя, и думаю, что он готов пожертвовать и Терезой. Я из-за этого к вам и обратилась.
– Как насчет того, что атаковало пространство кольца? Можем ли мы определенно предсказать, представляет оно угрозу в будущем или нет? Если я поставлю на место Медины другой корабль, его съедят? Или нам ничего не грозит, пока мы не взрываем новых нейтронных звезд?
Элви не хотела смеяться. Само получилось. Профессиональная маска Трехо на миг соскользнула с лица, и она увидела под ней ярость и отчаяние.
– Откуда мне знать? – ответила она. Громче, чем собиралась, но сдерживаться не стала. – Я не знаю, кто они и каким образом глотают корабли. У нас есть отчеты? Данные? Без них я могу только гадать. И какое отношение все это имеет к Терезе Дуарте?
Трехо прошел к своему столу, открыл новое окно и перевел его к ней на ручной терминал. Элви посмотрела. Она узнала изображение «Сердца бури». Самый знаменитый корабль Лаконии. Картинка была сверхреалистичной, словно стабилизированный и обработанный снимок с телескопа. Вокруг корабля появилось несколько мерцающих искорок.
– Был бой? – спросила она, и тут изображение стало таким белым, что даже от квадратика на экране было больно глазам.
– Это уже известно всей системе Сол. Будет известно и всей империи. «Буря» погибла. Террористическая ячейка сепаратистов выкрала секретную технологию Лаконии и обратила против нас. И теперь у меня на руках один корабль класса «Магнетар», тринадцать с лишним сотен колец, которые надо контролировать, и единственное место, откуда это реально возможно, населенное… – Он кивнул на ногу Элви. «Той дрянью, что это сделала».
– Понятно.
– Мы не сумели восстановить ни единой трансляционной станции. Все, что я отправлял за врата, кто-то сбивал камнями. Террористы обмениваются сообщениями, посылая через врата технический эквивалент жестянок и жевательной резинки, и помешать им я не могу. Если бы я мог ввести в пространство колец флот, я бы контролировал всех, поскольку там – бутылочное горлышко. Единственное узкое место. Если это невозможно, я не способен контролировать империю.
– Если только… – начала Элви, но Трехо не позволил себя перебить. Его прорвало, и остановить эту лавину слов было уже невозможно.
– Все – все и каждый на каждом корабле, станции, планете будут ждать, что сделает верховный консул. А он сейчас в двух коридорах отсюда водит руками, как паршивый студентишка, впервые попробовавший галлюциногенов. Власть держится на уверенности. Не на свободе. Не на праведности. Не на силе. Власть держится на том, что люди верят, что она власть. И не задают вопросов. А сейчас Лакония заглядывает в глотку, где накопилась уйма вопросов, на которые мы не сумеем ответить.
К концу речи он повысил голос. Сорвался на скрипучий визг. Элви вдруг живо вспомнилось детство в Каруле. Хозяин бакалейной лавки, где каждую неделю закупались они с отцом, узнал, что повысили арендную плату и ему придется либо переезжать, либо закрываться. Он говорил таким же голосом, так же захлебывался в потоке событий. Так же ярился перед лицом неумолимой действительности. Элви на удивление утешила мысль, что между скромным бакалейщиком и самым могущественным в галактике человеком так много общего. Не подумав, она потянулась к нему и взяла за руку. Трехо отпрянул, словно от ожога.
Чтобы овладеть собой, ему понадобилось два долгих прерывистых вдоха. Когда он снова заговорил, Элви узнала прежнего Трехо.
– Ваша беда, доктор Окойе, в том, что вы считаете самой насущной проблемой ближайшую к вам. Но вы ошибаетесь. Каким бы ни был Паоло Кортасар – а я не питаю иллюзий относительно этого человека, – он незаменим.
Молчание между ними затянулось до неловкости. Элви почудилось, что она заглянула за край пропасти, о которой еще минуту назад не знала.
– Вы имеете в виду, что вы не против?
– Я постараюсь уберечь девочку, – сказал Трехо. – Постараюсь не оставлять его с ней наедине.
– Но если он принесет вам ее голову, вы пожмете плечами и замнете дело.
Трехо развел руками.
– Если он скажет, что, пожертвовав ею, сумеет разгрести эту кучу, я сам найду ему нож. Таков мой долг. Я офицер Лаконской империи, – сказал он. И добавил, помолчав: – Как и вы.
В кабинете стало мало воздуха. Элви с трудом дышала. Трехо то ли не заметил ее отчаяния, то ли сделал вид.
– Ваша цель, доктор Окойе, – стать второй парой глаз, чтобы не упустить ничего в экспериментах доктора Кортасара. Вы с ним сотрудники. И сотрудничаете так плотно, что между вами просвета не видно. Вам это может быть сложно или отвратительно – мне до того нет дела. Мы на историческом переломе, и будьте добры соответствовать.