— Только не говорите мне, что это самое важное научное открытие всех времен и народов, — не глядя на нее сказал Сагале, когда Элви вплыла в его кабинет.
— Вполне может быть...— начала Элви.
— Но большой хрустальный цветок в системе Нарака уже был самым важным открытием.
— То был потрясающий артефакт. Но в сравнении с...
— А до того это были тройная звездная система в Хароне и планета, где с неба сыплются стеклянные осколки.
— Это было очень круто. Вы должны признать, что зрелище было потрясающее.
Адмирал повернулся к ней.
— Я слышу — опять — как вы говорите, что в этой системе имеются артефакты, критически важные для будущих исследований, — сказал Сагале, казавшийся усталым и слегка разочарованным. — В точности как тот большой хрустальный цветок.
Элви ввела его в курс дела, и по мере рассказа теория Фаиза казалась ей все более правдоподобной. Сагале наблюдал за ней из-под полуприкрытых век. Когда она сообщила, что в алмазе может храниться вся информация, имевшаяся у строителей врат, у него дернулась щека, но больше ничто не выдало удивления.
— Интересно. Пожалуйста, запишите эту теорию и включите в блок данных, которые мы отошлем на Лаконию во время перехода. Прошу прощения, что припомнил цветы и стеклянный дождь. Это действительно впечатляет.
Его неохотное признание слегка задевало, но Элви не стала углубляться.
— Сэр. Возможно, это именно то, за чем посылал нас Первый консул.
— Нет, — ответил Сагале.
Но она продолжила:
— Я настоятельно прошу отправить в адмиралтейство запрос дать нам еще время. Мы можем провести еще тысячи тестов в ожидании дополнительного персонала и кораблей. Если бросим всё сейчас, это ничего не даст.
— И вы считаете, что сможете получить доступ к этим данным, если я предоставлю вам время?
Элви едва не солгала из желания остаться еще ненадолго, узнать еще немного, но...
— Нет, я не могу этого обещать. Почти наверняка это работа на десятилетия, если не на века. Если вообще это возможно. Но это наша лучшая находка. Мы не обнаружим в Текоме ничего более важного. Я совершенно уверена.
— Значит, будем действовать по плану и посмотрим, правы ли вы, — сказал Сагале, отворачиваясь от нее. — Займите свое место, мы отправляемся к Текоме через восемьдесят минут.
Через семьдесят восемь минут Элви лежала в кресле-амортизаторе, ожидая, когда начнет тонуть.
С самого начала главной проблемой космических полетов была хрупкость человеческого тела. Но несмотря на эти ограничения, человечество многого достигло еще до Лаконии, а теперь прогрессировало огромными скачками. По сравнению с обычными научными и гражданскими кораблями переход «Сокола» от одной системы к другой длился совсем недолго. Путь длиной в недели занимал несколько дней. «Сокол» мог потягаться даже с большинством военных кораблей Дуарте. Но ценой такого ускорения стало кресло-амортизатор с полным погружением. Дьявольское изобретение, в котором тело полностью окружает амортизирующий гель, а легкие заполняются жидкостью с высоким содержанием кислорода, чтобы оградить грудную полость от сдавливания. На несколько дней.
— Я не понимаю, чего он хочет, — сказала Элви.
— Он сложный человек, — отозвался Фаиз из соседнего кресла.
— Он будто не желает, чтобы мы нашли что-нибудь интересное. Каждый раз дуется.
— Ты приняла предполётные лекарства?
— Да, — ответила она, хотя точно не помнила. Это не критично. — Такое чувство, что у него есть другие задачи, о которых он нам не сообщает.
— Наверняка именно потому, что у него другие задачи, он нам о них и не сообщает, — ответил Фаиз. — Не стоит удивляться, Эл.
— Они не могут быть важнее этого. Что может быть важнее?
— Для него? Понятия не имею. Может, он ненавидит знания. Получил травму на научной ярмарке в детстве. Десять секунд. Люблю тебя, Эл.
— И я тебя. Помню времена, когда сок заливали в вены, а не давали вдыхать. Мне тогда это не нравилось.
— Цена прогресса.
Она хотела сказать что-нибудь умное в ответ, но полившаяся жидкость заставила ее замолчать.
Глава шестая
«Близкий шторм» — настоящее произведение искусства лаконийских военных технологий. Предполагалось, что как только первый экземпляр поступит на вооружение, он станет прототипом целого флота быстроходных ударных эсминцев, которые смогут патрулировать многие системы и распространят власть Лаконии во все уголки империи. На киле установили рельсовую пушку, способную каждые пять секунд стрелять трехкилограммовыми снарядами и дырявить насквозь небольшие спутники планет.
Эсминец был вооружен двумя раздельными торпедными батареями с четырьмя отсеками и системой быстрой перезарядки, чтобы дать следующий залп менее чем через семьдесят секунд. Защиту со всех сторон обеспечивали двенадцать скорострельных орудий ОТО. Откуда враг ни напади, по нему могли одновременно стрелять минимум четыре орудия. Как остроумно шутил второй пилот Каспар, «Шторм» — это пара тысяч тонн смертоносных колотушек, упакованных в небольшой рюкзак.
Но в объемистом трюме «Маятника» корабль был беззащитен.
Алекс, сидевший в пилотском кресле в ожидании сигнала, понимал — если о том, что они здесь, узнают и начнут стрелять, он даже на радаре ничего не увидит, и от этого у него начинала зудеть голова. «Маятник» передавал данные со своих приборов наблюдения, так что «Шторм» не совсем уж слеп, но «Маятник» — грузовик, тяжёлый и неуклюжий. Главная угроза для него — не напороться на блуждающий осколок скалы. Алексу приходилось наблюдать через низкоуровневый радар и телескоп с зернистым изображением, а это нервы не особенно успокаивало.
— Значит, вы с боссом давно знакомы? — спросил Каспар.
Он сидел во втором пилотском кресле «Шторма», справа за Алексом. Каспар Асу, тощий парень с татуировкой на плече в виде бегущего гепарда и едва заметным намёком на эспаньолку. Несмотря на то, что выглядел он чересчур молодым для такой работы, пилот чертовски хороший. Оперативно реагирует на приказы, замечательный компаньон. Алекс быстро понял, что у них нет ничего общего, кроме любви к полётам, и потому, не считая случайных приветствий, общались они, лишь сидя за панелями управления «Шторма».
Алекс не держал за это обиды на парня. Он помнил, как сам был молодым пилотом и старался скрывать, что робеет, разговаривая со старшими офицерами.
— Да. Мы с сержантом знаем друг друга страшно сказать, сколько лет.
— Слушай, вот что забавно. Она капитан корабля, но ваши все зовут её сержант. Это что, звание? Со времён Марса?
— Вроде того, — сказал Алекс. — Для меня она навсегда останется сержантом.
За разговором Каспар проверял предполётное состояние, пальцы мягко постукивали по экрану. По монитору Алекса бежал контрольный список систем — каждая проверена и отмечалась зелёным, прежде чем Каспар переходил к следующей, и Алекс подтверждал выполненную работу. Его второй пилот — старательный и умелый. И относится к делу серьёзно. Алекс предпочел бы, чтобы Каспар был лет на тридцать постарше, тогда они могли стать друзьями.
— Она тебе хоть намекнула, что там за операция? — спросил Каспар и перебросил перечень боезапаса на экран Алекса для перепроверки.
— Вижу двести снарядов в обойме рельсовой пушки, восемьдесят рыбок в торпедных отсеках, все ОТО готовы к работе и загружены под завязку, — сказал Алекс, ведя пальцем по списку. — Нет, она тертый калач. Из тех, кого выучили держать рот на замке.
— Понял, двести в рельсовой пушке, восемьдесят торпед, ОТО в готовности, подтверждаю, — отозвался Каспар. — Ага, но раз вы друзья, может, она тебе хоть намекнула?
— Нет. И спрашивать я не стану. Мы всё узнаем, когда придёт время, и этого мне достаточно, — ответил Алекс и, закончив проверку, развернул кресло к Каспару. — Но нервничать — это нормально.
Каспар кивнул. Он не стеснялся говорить о своём страхе, и Алекс с новой силой ощутил симпатию к своему второму пилоту. Хороший парень. Алекс очень надеялся, что он выйдет невредимым из операции против Лаконии, но шансы у всех невелики.
— Я знал одного парня на Палладе, — заговорил Каспар. — Не так чтобы очень близко. Мы с ним не встречались, ничего такого. Ну, пересекались, когда я бывал с грузовыми рейсами на станции. Бен Джи. Он мне нравился. — В уголке его глаза набухла слеза, но не скатывалась по щеке при мягкой четверти G, которую держал двигатель «Маятника».
— Он не эвакуировался?
— Нет, — Каспар вытер глаза. — Говорят, «Буря» разнесла станцию в щепки мгновенно, никто даже не понял, что на них напали. Я думаю, если уж умирать, это не самый плохой вариант.
— Мне очень жаль, — ответил Алекс.
Каждый на «Шторме» имел собственную причину ненавидеть лаконийцев. У каждого своя история. А ответить можно только одно — мне жаль. Слабое утешение.
— Если наша операция не удастся, — Каспар снова вернулся к экрану и ещё раз пролистал список, — я хочу, чтобы ты знал. Не нужно меня щадить. Если эта здоровая тварь, «Буря», за нами погонится, мне важно одно — как в ней сделать дыру.
— Я знаю, приятель, — Алекс похлопал Каспара по колену и отвернулся. — Не сомневайся.
— Камал? — раздался голос Бобби у него в ухе, куда был вставлен наушник. Бобби называла его по фамилии только на операции, когда слышали и другие. Значит, время пришло.
— Принято, Камал в рубке, — ответил он, выпрямляясь в кресле. По шипению стабилизаторов у себя за спиной Алекс понял, что то же сделал и Каспар. Даже кресла на «Шторме» звучали гладко.
— Жду подтверждения готовности, — сказала Бобби. — По твоей команде «Маятник» нас выпустит.
— В рубке все готовы, ждем приказа.
— Отлично, — ответила Бобби. — Так, ребята, приказ получен, операция началась. Слушайте внимательно, потому что повторять времени нет.
Алекс ненавидел пассивный неуправляемый полет. Если основной двигатель выключен, значит, у него есть только маневровые. Без активных сенсоров — это всё равно что пилотировать корабль наполовину вслепую.