Мимо волной пронеслась туча сверкающей мошкары, как будто Тереза находилась под водой. Воздух был густым и терпким, а от стен исходила прохлада.
Из глубины пещеры раздались странные шлепки. Явно не человек и не Ондатра. Шаги тоже не были похожи на шаги животного. Дроны-ремонтники размером были чуть меньше Ондатры, с темными жалостливыми глазами и многочисленными ножками на шарнирах. Совершенно инопланетные, но ближе всего к псовым из всей местной фауны, и настоящая собака побежала к ним, радостно поскуливая и обнюхивая их сзади, как настоящих псов. Тереза покачала головой и двинулась дальше. Дроны-ремонтники вопросительно пикали, пытаясь разобраться, чего хочет Ондатра. Намерения людей они угадывали на удивление хорошо. Но настоящие собаки ставили их в тупик.
Дроны-ремонтники, светящиеся мошки и медленно ползущие, похожие на червяков, камнекопатели — все они населяли это странное место между жизнью и не-жизнью. Созданные разумом, чья эволюция пошла в совершенно другом направлении, нежели у людей. Но для Терезы они не были совершенно чужеродными. Для Терезы они всегда обитали здесь, как данность.
— Привет! — позвала Тереза. — Ты тут?
Слова отразились странным эхом из глубины.
— Привет, Кроха. Я все гадал, когда ты снова придешь.
Часть пещеры, принадлежавшая Тимоти, была словно в другой стадии изменений. От инопланетной природы к человеческому существованию, пусть и не к тому, которое привычно Терезе. У стены помещался компактный реактор, провода от него тянулись к деревянной стойке с аккуратными, тщательно ухоженными устройствами. Она распознала среди них дрожжевой инкубатор и аварийный регенератор, какие видела во время туров в ранние поселения. Остальные полки ей неизвестны. В целом, всего этого более чем достаточно, чтобы Тимоти мог всю жизнь прожить как монах и мудрец на своей горе. Постелью ему служила лежанка возле стены, с одеялом из тканого поликарбоната, которому, кажется, нет износа. Подушки у Тимоти не было.
Сам хозяин сидел рядом с большим куском дерева, с ножом в массивной грубой руке. Под ноги ему насыпалась кучка кудрявых стружек. Он был лысый и бледный, с густой и кустистой седой бородой, широкими плечами и мускулами на руках, похожими на канаты.
Тереза столкнулась с ним много месяцев назад, во время одной из своих первых вылазок. Она хотела забраться повыше в гору, увидеть оттуда Дом правительства, и наткнулась на Тимоти, он жевал свой обед и запивал водой из потрепанного керамического очистителя. Больше всего он походил на просвещённого гуру из старого мультика, медитирующего на вершине горы. Если бы в его улыбке мелькнула угроза, Тереза могла испугаться. Но ничего такого она не заметила, и потому не боялась. Да и Ондатре Тимоти сразу понравился.
— Прости, — сказала она, усаживаясь на край лежанки. — Была занята. У меня куча новых предметов, которые приходится изучать. А что это ты делаешь?
Тимоти разглядывал деревянную заготовку.
— Собрался сделать ресмус. У меня есть один, но великоват для тонкой работы.
— А инструментов много никогда не бывает, — сказала Тереза. Эта фраза была чем-то вроде их общей шутки, и Тимоти улыбнулся.
— Чертовски верно. Ну, в чём же дело?
Тереза подалась вперёд. Тимоти нахмурился и отложил в сторону деревяшку и нож. Она не знала, с чего начать, и потому начала с плана отца по её обучению.
Тимоти как-то так умел проявлять внимание, что Тереза чувствовала — он действительно слушает, а не просто ждёт, когда она замолчит, и заранее готовит ответы. Он концентрировался на ней так же, как на деревяшке, которую вырезал, или на еде, которую готовил. Не судил её. Не насмехался. Она никогда не боялась, что Тимоти будет разочарован её словами.
Тереза хотела бы, чтобы так её слушал отец — если бы он не был её отцом.
Она переходила от темы к теме, рассказывала Тимоти о Конноре и Мюриэль, о встречах и брифингах, которые отец добавил в её расписание, и про все ежедневные заботы и мысли, которые накопились почти без её участия, и, наконец, о тревожащем разговоре с танцующим медведем Холденом и о его странных словах — «Приглядывай за мной», как будто они могут быть важнее, чем кажутся...
Когда все слова закончились, Тимоти откинулся назад и почесал бороду. Ондатра свернулась клубком на полу между ними. Собака тихонько сопела, одна лапа подрагивала во сне. Два дрона-ремонтника щебетали на понижающихся музыкальных тонах, что-то выспрашивали друг у друга. Уже от того, что история высказана, Тереза чувствовала себя лучше.
— Да, — заговорил он после паузы. — Ну, как бы там ни было, не для тебя первой капитан — заноза, которую не вытащить. Так его многие воспринимают. Но раз он сказал, что ты должна за ним приглядывать, может быть, стоит так и делать.
Тереза прислонилась к стене, подтянула колени к груди.
— Я просто хочу понять, почему он так меня тревожит.
— Он не обращается с тобой, как с кем-то особенным.
— Ты не обращаешься со мной, как с кем-то особенным. Мы друзья.
Он задумался.
— Может быть, это из-за того, что он считает твоего отца мерзавцем.
— Мой отец не мерзавец. А Холден — убийца. Не ему судить о других.
— Твой отец, пожалуй, всё же мерзавец, — задумчиво и спокойно возразил Тимоти. — И убил он куда больше людей, чем Холден.
— Это другое дело. Это война. Он должен был, иначе никто и не сумел бы всех собрать. Мы просто оказались бы неподготовленными к следующему конфликту. Отец старается нас защитить.
Тимоти поднял палец, как будто она только что подтвердила его слова.
— Теперь ты мне рассказываешь, почему хорошо, что он — мерзавец.
— Я не... — начала Тереза и остановилась. Замечание Тимоти напомнило ей об уроках философии, о том, что Ильич говорил о консеквенциализме. Намерение не имеет значения. Важны только результаты.
— Не стану никого учить жить, — продолжал Тимоти. — Но если собираешься заявлять о моральном превосходстве своей семьи, готовься к разочарованиям.
Тереза фыркнула. Если бы такое сказал кто-то другой, она бы разозлилась. Но это же Тимоти. Это всё меняло. Она была рада, что нашла время выбраться, повидаться с ним.
— Почему ты называешь его капитаном?
— Потому что так его зовут. Капитан Холден.
— Он не твой капитан.
По лицу Тимоти промелькнуло изумление, словно ему в голову никогда раньше такое не приходило.
— Пожалуй, и нет, — сказала он и, помолчав, добавил помедленнее: — Наверное, нет.
— Отец говорит, он боится, — сказала Тереза. — Ну, то есть, Холден. Не папа.
— Они оба боятся. — Тимоти снова поднял нож. — Ребята вроде них всегда чего-то боятся. Это таких, как мы с тобой, не напугать.
— Тебе никогда не бывало страшно?
— В последний раз я боялся, когда был младше тебя, Кроха. У меня было трудное детство.
— У меня тоже. Мама умерла, когда я была совсем маленькой. Я думаю, отцу не нравится, чтобы рядом со мной были женщины, потому что это будет выглядеть как её замена. Все мои учителя — мужчины.
— Я тоже свою никогда не знал, — ответил Тимоти. — Но позже я выбрал для себя то что-то вроде семьи. Для выросшего на моей улице это было неплохо. Пока не закончилось. В общем, тяжёлое у меня было детство. Но с твоим ни в какое сравнение не идет.
— Моя жизнь прекрасна, — сказала Тереза. — Я могу получить всё, что хочу. И когда хочу. Ко мне все хорошо относятся. Отец следит, чтобы меня тренировали и обучали для управления миллиардами человек на тысячах планет. Ни у кого нет таких возможностей и преимуществ, как у меня, — она умолкла, смущённая горьким тоном своего голоса.
— Ага, — согласился Тимоти. — Теперь понятно, почему ты всё оглядываешься через плечо, когда выбираешься повидаться со мной.
Той ночью, вернувшись домой, она не могла уснуть. Лёгкий ночной шум в Доме правительства словно стал сильнее, раздражал и пугал. Даже тихое пощёлкивание в стенах, отдающих ночное тепло, звучало так, будто кто-то стуком привлекает её внимание. Тереза попробовала перевернуть подушку, прижаться щекой к прохладной стороне, включить лёгкую и успокаивающую музыку. Не помогало. Каждый раз, когда закрывала глаза, заставляя себя заснуть, через пять минут Тереза обнаруживала, что глаза открыты, а сама она продолжает воображаемый спор с Тимоти, Холденом, Ильичом или Коннором. После полуночи она встала с постели.
Ондатра поднялась вместе с ней, поплелась следом из спальни в кабинет, а когда Тереза села на стул, свернулась у ног и немедленно захрапела. Ничем её собаку не растревожить, по крайней мере, надолго. Тереза включила старый фильм про семью, которая жила на Луне в доме с привидениями, но мысли убегали от развлечений так же быстро, как и от подушки. Она подумывала выйти, прогуляться по парку, но это тоже тоскливо. Она занялась тем, чего на самом деле хотела уже давно. Признаваться себе в этом было капитуляцией.
— Доступ к логам службы безопасности, — произнесла она, и лунные коридоры с бродячими призраками в её системе сменились строгим пользовательским интерфейсом. Несмотря на своё высокое положение, к некоторым файлам она доступа не имела. Никто, может, кроме отца и доктора Кортасара, не имел, к примеру, доступа к записям из Загона. А вот приватность частной жизни Холдена никого не интересовала. При желании она могла бы посмотреть, как он спит.
Она запросила в системе полную выборку по Холдену за прошлую неделю и пробежалась по ней. Она знала, что Дом правительства напичкан камерами наблюдения, но любопытно было посмотреть, где именно стоят микролинзы и как много захватывают, оставаясь невидимыми. Следя за Холденом в зданиях и парке, она размышляла, что могла бы проследить и за другими. За Коннором и Мюриэль, например.
На экране Холден сидел на траве, глядя на ту гору, где обитает Тимоти. Из-за ускоренной перемотки его движения и жесты казались судорожными. Он как будто дрожал. Потом с ним рядом появилась Ондатра. И сама Тереза. Она выглядела совсем не так, как представляла. В воображении волосы у неё более гладкие, и осанка получше. Она машинально подвинулась на стуле, усаживаясь ровнее. Холден плюхнулся на траву, потом сел с промокшей спиной, а затем Ондатра с Терезой исчезли из кадра. Она уже забыла про осанку и снова ссутулилась.