Снимок улыбающегося молодого мужчины с темной кожей и светлыми глазами на полке у кровати. Муж, брат или сын? В крохотной ванной, среди россыпи упаковок дешевого мыла и чистящих средств, красивый хрустальный флакон с таинственной зеленой жидкостью. Духи? Яд? Все вещи незнакомой женщины казались загадочными и значительными.
Спустя много лет она чистила зубы, и запах вдруг пробудил воспоминание. Элви поняла, что зеленая жидкость была всего лишь ополаскивателем для рта. Одной тайной меньше, но тут же родились новые вопросы. Почему она перелила ополаскиватель в такой красивый флакон, а не оставила в бутылке из перерабатываемого пластика? Откуда взялся хрустальный флакон? Она использовала его по назначению, или ополаскиватель имеет какие-то неведомые скрытые функции? Поскольку объяснить уже некому, это так и останется тайной. Кое-что можно понять только в контексте.
На экране зеленоватый алмаз с идеально гладкой поверхностью одиноко парил в солнечной системе, вращаясь вокруг гаснущего белого карлика. Бутылка ополаскивателя в резном хрустале, окруженная дешевым мылом на грязной полке в ванной. Фаиз прав. Единственный важный вопрос — это «почему?», но все, кто мог бы ответить, мертвы. Оставался только ответ профессора Эрлиха.
«Сокол» был разработан по личному приказу Первого консула Дуарте специально для нее, с единственной целью — отправиться в «мертвые» системы за вратами в поисках каких-нибудь следов безымянного врага, уничтожившего цивилизацию строителей протомолекулы, или этих странных нематериальных пуль, которые они — или оно, или любое другое местоимение, которое следует использовать для экстрамерных предшественников — оставили.
«Сокол» побывал уже в трех таких системах, и каждый раз это было чудом. Элви не нравилось словосочетание «мертвые системы». Люди начали их так называть из-за того, что там не было планет, пригодных для жизни. Элви считала классификацию раздражающе упрощенной. Да, никакой жизни в человеческом понимании не могло быть на алмазе размером с Юпитер, плавающем вокруг белого карлика. Но и никакой естественный процесс не мог создать подобный артефакт. Кто-то его сделал. Фантастическое инженерное искусство в буквальном смысле этого слова, вызывающее восхищение и страх в равной степени. Записать его в мертвые лишь потому, что на нем нет растений, означало, что страх победил.
— Они смели́ всё, — сказал Фаиз, листавший изображения солнечной системы, полученные с радаров и телескопов. — На расстоянии светового года от звезды даже пояса комет не осталось. Они собрали всю материю в этой системе, превратили ее в углерод и слепили из него этот чертов алмаз.
— Раньше люди дарили бриллианты перед тем, как сделать предложение, — заметила Джен. — Может, кое-кто хотел удостовериться, что ему не скажут «нет».
Тревон поднял голову, оторвавшись от консоли, и, моргая, уставился на Джен. Его жесткий буквализм означал также и абсолютное отсутствие даже подобия чувства юмора, и Элви не раз видела, как беспечная ирония Джен ставит его в тупик.
— Я не думаю, что... — начал Тревон, но Элви перебила его.
— Займитесь делом, народ. Нам нужно узнать об этой системе всё, прежде чем приведем в действие катализатор и начнем крушить.
— Вас понял, босс, — отозвался Фаиз и незаметно подмигнул ей.
Остальные члены ее команды, самые лучшие ученые и инженеры, отобранные по всей империи лично Первым консулом, вернулись к своим дисплеям. В научных вопросах, касавшихся текущей миссии, ее приказы имели силу закона империи. Никто из команды ни разу их не оспорил.
Жаль, что не все входили в ее команду и не каждый вопрос считался научным.
— Сама скажешь ему, что мы откладываем развертывание, или я?
Она с тоской посмотрела на экран. В алмазе наверняка имелись структуры. Следы, бледные чернила мертвого манускрипта, которые могли бы привести их к новой тайне, новому открытию, новой невыразимой загадке. Она не хотела никому и ничего говорить, она хотела исследовать.
— Я позабочусь об этом, — сказала Элви и двинулась к лифту.
Адмирал Мехмет Сагале, человек-гора с угольно-черными глазами на плоском как блин лице, командовал военной частью их миссии. В основном он не вмешивался в дела ученых, но, если вопрос касался области, которой распоряжался он сам, адмирал становился неумолимым и недвижимым, соответственно своим размерам. Сидеть в его спартанском кабинете — почти что наказание, как оказаться у директора школы за списывание на экзамене. Элви ненавидела играть роль просителя перед военным начальством. Но в Лаконийской империи военные всегда находились на вершине власти.
— Доктор Окойе, — адмирал Сагале потер переносицу пальцами-сосисками и воззрился на нее с той же смесью нежности и раздражения, как она смотрела на своих детей, когда они делали какую-нибудь глупость. — Как вам известно, мы жестоко отстаем от графика. Мои приказы...
— Эта система просто невероятна, Мет. — В использовании прозвища крылась легкая агрессия, но он ее стерпел. — Слишком невероятна, чтобы просто отбросить ее из-за спешки. Нужно уделить время изучению этого артефакта до того, как вы расчехлите катализатор и посмотрите, не взорвется ли что-нибудь.
— Майор Окойе, — Сагале использовал ее звание в качестве толстого намека на разницу в их положении в иерархии. — Как только ваша команда закончит предварительный сбор данных, мы приведем в действие катализатор и проверим, имеет ли эта система какую-то ценность для военных нужд, в соответствии с нашими приказами.
— Адмирал, — сказала Элви, понимая, что сейчас, когда он в таком расположении духа, агрессия не пройдет, и стараясь продемонстрировать уважение. — Мне просто требуется еще немного времени. Мы можем наверстать его на пути обратно. Дуарте дал мне самый быстрый научный корабль за всю историю человечества, чтобы я могла уделять больше времени науке, а не полётам. Именно об этом я и прошу.
Напомнить Сагале, что она имеет прямой доступ к Первому консулу, и он ценит ее работу настолько, что специально для нее построил корабль. Не слишком тонкий ход.
Сагале не впечатлился.
— У вас двадцать часов на завершение сбора данных, — сказал он, сложив руки на необъятном животе, как Будда. — И ни минутой больше. Сообщите своей команде.
— Вот из-за такого ограниченного мышления и невозможно нормально заниматься наукой под правлением Лаконии, — пожаловалась Элви. — Надо было мне стать деканом биологического факультета в каком-нибудь университете. Я слишком стара, чтобы мной командовали.
— Согласен, — ответил Фаиз. — Но мы здесь.
Они заскочили в ее каюту, чтобы принять душ и наскоро перекусить, прежде чем Сагале и его штурмовики достанут живой образец протомолекулы и рискнут уничтожить древний артефакт, просто чтобы посмотреть, не взорвется ли он с пользой для дела.
— Конечно, если из него не выйдет бомба получше, то не жалко и расколотить его!
Она резко обернулась к Фаизу, и он отступил на полшага. Элви поняла, что еще держит в руке свою тарелку.
— Я не брошу ее, — сказала она. — Я не кидаюсь посудой.
— Кидаешься. — Фаиз тоже постарел. Некогда черные волосы стали почти совсем седыми, вокруг глаз появились смешливые морщинки. Элви не возражала, ей нравилось, что он больше улыбается, чем хмурится. Вот и сейчас он улыбался. — Кидалась.
— Я никогда... — начала она, пытаясь понять, действительно ли он испугался, что она от злости швырнет в него тарелкой, или просто дразнит ее для поднятия настроения. Даже после проведенных вместе десятилетий она не всегда понимала, что происходит у него в голове.
— Бермуды. Сразу после того, как Рик уехал учиться в университет, мы отправились в первый за много лет отпуск, и ты...
— Там был таракан! На моей тарелке сидел таракан!
— Ты мне чуть голову не снесла.
— Ну, я испугалась.
Она засмеялась, и Фаиз расцвел, будто выиграл приз. Значит, он хотел ее рассмешить. Элви поставила тарелку.
— Слушай, я знаю, что, получая ученую степень, мы не планировали отдавать честь и выполнять приказы, — сказал Фаиз. — Но такова новая реальность, пока Лакония стоит у руля. Так что...
То, что ее занесло в Директорат по науке — лишь ее собственная вина. Лакония в целом предоставила людей самим себе. Планеты выбирали себе губернаторов и представителей в Ассоциацию миров. Они могли устанавливать собственные законы, если те прямо не противоречили законам империи. И, в отличие от большинства диктатур, Лакония не ограничивала высшее образование. По всей галактике университеты работали так же, как раньше. А порой и немного лучше.
Но Элви совершила ошибку, став ведущим экспертом по протомолекуле и по создавшей ее исчезнувшей цивилизации. В молодости ее отправили с научной экспедицией на Илос, исследовать инопланетную биосферу. До того ее специализация в экзобиологии оставалась теоретической, в основном сфокусированной на жизни в толще льда и подводных глубинах, на бактериях, которые могли быть найдены под поверхностью Европы.
Бактерий на Европе так и не нашли, но открылась сеть врат, и внезапно экзобиология стала реальной и получила тысячу триста биомов, требующих исследования. Элви отправилась на Илос, собираясь изучать аналог ящериц, а вместо этого оказалась лицом к лицу с артефактами галактической войны древнЕе, чем ее подопытные. Ее охватила одержимость познания. И неудивительно. Дом размером с галактику, комнаты которого набиты удивительными вещами, чьи хозяева мертвы уже тысячи лет. Остаток профессиональной жизни она посвятила их изучению. И потому, когда Уинстон Дуарте пригласил ее возглавить команду по исследованию этой тайны и выделил бездонный грант, она не могла отказаться.
На тот момент она имела представление о Лаконии только из новостей. Невероятно могущественная, непобедимая империя, но при этом не заинтересованная в этнических чистках и геноциде. Возможно, даже пекущаяся об интересах человечества. Элви не сильно сомневалась, принимая деньги Лаконии для науки, тем более, что другие варианты отсутствовали. Когда король призывает тебя служить ему, не так много возможностей сказать «нет».