Со времени последних событий — странного сдвига восприятия, пропажи временнОго промежутка и сознания — атмосфера в Доме правительства оставалась такой. Что-то происходило, но Холден не знал, что именно. При нём никто об этом даже не упоминал. А сам он не спрашивал. Поскольку всегда кто-то слушал.
Покончив с едой, он оставил тарелки неубранными, как всегда взял две чашки кофе навынос, завернул и сунул в карман пару сосисок.
Он пошёл через парк. Становилось слегка прохладно. Сезоны на Лаконии были длиннее, но осень определённо уже начала пускать во всё свои корни. Высоко в небе как облако плыло странное существо, похожее на медузу, через его прозрачную плоть проглядывала синева. Простая стойка поста охраны, за ней – молодой человек с квадратной челюстью, который мог запросто сойти за одного из кузенов Алекса.
— Доброе утро, Фернанд, — произнес Холден. — Вот, принёс тебе кое-что.
Улыбнувшись, охранник покачал головой.
— Я по-прежнему не могу принять это у вас, сэр.
— Понимаю, — ответил Холден. — И, знаешь, это досадно, ведь кофе в столовой для больших шишек отличный. Зерна свежайшие, и не пережжённые так, словно кто-то пытался скрыть улики. Вода немного минерализована, совсем чуть-чуть, ощущение, будто пьёшь из источника. Отличный кофе, ну что ж...
— Звучит восхитительно, сэр.
Холден поставил на стойку одну из взятых навынос кружек.
— Я просто оставлю здесь, чтобы ты мог спокойно с ней разобраться. А с этой пусть разберётся лейтенант Яо. Тут добавлено немного сахара.
— Я передам ей, что нужно от него избавиться, — улыбнулся охранник. Чтобы так далеко зайти в общении с этим парнишкой, Холдену потребовалась не одна неделя. Немного, но лучше, чем ничего. С каждым новым знакомым в Доме правительства, с каждым, кто, ежедневно встречая Холдена, видит в нём человека, его становится на каплю труднее убить. По отдельности эти мелочи не имели значения. Но все вместе могут в будущем определить выбор между снисхождением к нему и пулей в затылок. Поэтому Холден посмеялся шутке охранника, как будто тот его друг, и побрёл дальше по парку.
Жизнь в Доме правительства имела свои шаблоны. У каждого свои каждодневные обязанности, неважно, сознаёт он это или нет. Здесь, в самом сердце империи, где постоянно снуют тысячи людей, в источнике имперской власти, Холден дни напролет наблюдал за всеми. Как будто сидишь возле муравейника, наблюдая за роящимися насекомыми, пока они в целом не превращаются в единый орган с более обширным сознанием.
Даже если прожить столько, сколько собирался Дуарте, всё равно не понять все тонкости. Поэтому в качестве реальных целей Холден выбирал нечто небольшое. Вроде того, что Кортасар наслаждается выигрышем в шахматной партии, лейтенанту нравится кофе с сахаром, а дочка Дуарте выходит в парк поздним утром, особенно если расстроена.
Правда, не каждый день. Иногда Холден проводил целые часы там, где рассчитывал её встретить, читал старые приключенческие романы или смотрел одобренные цензурой развлекательные каналы. Не новостные. Он имел доступ к лентам государственной пропаганды, но не мог заставить себя их смотреть. Они злили, а ему нельзя позволять себе злиться. Кроме того, повторенное многократно начинало казаться правдой. Этого Холден тоже не мог допустить.
Сегодня он выбрал маленькую пагоду, стоявшую возле искусственного ручейка. Тут растения уже были местные. Листеподобные структуры темнее, чем у земных растений, сине-чёрные от аналога хлорофилла в лаконийской истории эволюции. Но тоже широкие, как и листья — чтобы улавливать энергию солнца. Растения так же тянутся вверх в старании обойти соперников. Сходные проблемы приводят к общим решениям — точно так же способность летать пять раз независимо эволюционировала на Земле. Как говорила Элви Окойе, удачные ходы, определяемые пространством.
Он открыл терминал и позволил себе почти на два часа погрузиться в старый детектив про убийство на ледовозе с Пояса до открытия врат, написанный кем-то, кто явно ни разу в жизни не был на ледовозе. Первым знаком, что он уже не один, послужил лай. Холден отложил чтение как раз в тот момент, когда из-за живой изгороди галопом выскочил старый лабрадор, улыбаясь, как умеют только собаки. Холден вытащил из кармана сосиску и позволил собаке есть из его ладони, а он тем временем почесал ей за ушами. Нет лучшего способа выглядеть достойным доверия, чем подружиться с собакой, и нет лучшего способа поладить с собакой, чем взятка.
— Кто тут хорошая собака? — сказал он.
Собака фыркнула, когда показалась девочка. Тереза, наследница престола. Принцесса империи. Четырнадцать лет — возраст, когда все эмоции отражаются на лице. Холдену хватило одного взгляда, чтобы понять — она чем-то очень расстроена.
— Привет, — произнес он, как всегда. Каждый раз одни и те же слова, чтобы сделать шаблон привычным. Ведь то, что знакомо, не представляет угрозы.
Обычно она отвечала «здравствуйте», но сегодня шаблон был нарушен. Она вообще не ответила и смотрела только на собаку, избегая встречаться с Холденом взглядом. Под покрасневшими глазами залегли тёмные круги. Что бы ни произошло, для неё это личное. Это сужало выбор.
— Знаешь, что меня удивило, — заговорил он. — Я встретил за завтраком доктора Кортасара, и он ужасно спешил. Обычно он охотно останавливается потрепаться, а тут прямо рванул из столовой. Не потрудился даже разгромить меня в шахматы.
— Он сейчас очень занят, — сказала Тереза. Голос был такой же несчастный, как и она сама. — У него пациент. Доктор Окойе. Из Директората по науке. И ее муж. Она ранена и находится здесь, в Доме правительства, чтобы отец мог с ней поговорить. Она пострадала не слишком сильно. Она поправится, но доктор Кортасар помогает её лечить.
В конце речи девочка закивала, словно пересмотрела сказанное и подтверждает. Такой простой жест. Из тех, что лишит её кучи денег, если она вздумает поиграть в карты.
— Мне жаль это слышать, — ответил Холден. — Надеюсь, она выздоравливает.
Он не стал спрашивать, что случилось. Не стал выпытывать информацию. Нужно пускать это на самотёк. С тактической точки зрения, всё, что сверх — ошибка.
— Ну, ничего, — сказал он. — Может, я и не тот, от кого бы ты хотела это услышать, но что с того? Всё будет хорошо.
Глаза девочки распахнулись шире, потом взгляд стал жёстким. Это заняло не больше секунды.
— Не знаю, о чём это вы, — она отвернулась и пошла прочь, похлопав себя по бедру, чтобы подозвать собаку. Лабрадор переводил взгляд с неё на Холдена, в карих глазах светилась досада. Надежда на сосиску против недовольства хозяйки.
— Беги, — Холден кивнул вслед уходящей Терезе.
Собака дружелюбно тявкнула и поскакала за ней.
Холден попытался вернуться к недочитанной книге, но мысли разбегались. Он ждал почти час, потом убрал терминал и пошёл. Подул прохладный ветер. Холден подумал было вернуться за курткой в свою камеру, но решил, что не стоит. Иногда можно и потерпеть маленькое неудобство. Вместо этого он свернул к мавзолею.
В том углу, где камень встречался с почвой, покоились гирлянды цветов. Красные, белые и ярко-лиловые. Некоторые — из местных, лаконийских растений, другие — продукт гидропоники. Их будут менять на свежие, пока не придёт приказ прекратить. Если власти об этом забудут, на могиле Авасаралы свежие цветы будут вечно.
Сама она, вырезанная из камня, смотрела сверху на Холдена. Выглядела довольной, хотя может быть, это просто воображение. Как будто теперь, когда она умерла и больше не несёт ответственности за исправление масштабного, таинственного и грязного шоу под названием «история человечества», она наконец-то поняла, в чем шутка. Он смотрел на неё, вспоминая голос и жесты. И глаза Авасаралы, живые и умные, и безжалостные, как у ворона.
— Что же тут происходит? — тихонько спросил он у Авасаралы. — Что всё это значит?
Неважно, что его слушают. Без контекста, без его мыслей, слова ничего не стоят.
Тереза расстроена. Дом правительства вибрирует от тревоги. Кортасар, властный, самовлюблённый, увлечённый протомолекулой Кортасар безмятежно счастлив. С другой стороны — странная потеря временОго промежутка и сознания, как минимум в системе Лаконии, а может быть, и за ней. Возвращение Элви Окойе — история для прикрытия присутствия Кортасара в Доме правительства. Он нужен там, он счастлив там быть, и кто-то хочет скрыть почему.
Учитывая всё это — что-то случилось с Дуарте.
Если так, значит, руки у Кортасара развязаны, и значит, его планы подвергнуть вивисекции и убить дочь Дуарте теперь могут набирать обороты. Кроме того, Элви Окойе вернулась из миссии в других системах, значит, планы Холдена могли тоже продвигаться быстрее. Теперь это гонка, и есть сильное подозрение, что он отстаёт. Досадно. Он надеялся, что будет иметь больше времени.
«Не будь мелкой плаксивой сучкой, — произнесла в его воображении Авасарала. — Надежда в одной руке, а дерьмо в другой. Посмотрим, которая первой наполнится. Давай, поднажми».
Сначала он рассмеялся, потом вздохнул.
— Что ж, справедливо, — сказал Холден покойнице. На этот раз она не ответила. Джеймс развернулся и пошёл назад, к зданиям. По воздуху уже пробежала первая прохлада, ветерок шевелил местное подобие травы. К ночи точно будет гроза. А может, и снег. Снег везде одинаков.
Ему нужно выбрать следующий шаг. Возможно, Элви. Или Фаиз, её муж. Он всегда нравился Холдену. Может, Тереза. А может, пора подбираться к Дуарте, если, конечно, уже не поздно. Вот если бы побольше времени...
Беда любого «тысячелетнего Рейха» – он вспыхивает и угасает как светлячок.
Глава двадцать пятая
Наоми долго жила на свете и не раз видела, как менялась история. В том мире, где она родилась, Земля и Марс заключили союз, чтобы держать тяжёлый сапог на шее у астеров вроде неё. Идея инопланетной жизни была чем-то из области научных домыслов и ужастиков с развлекательных каналов.