— Все богатые и власть имущие нетерпеливы, — сказала она. Охранники расступились, давая им пройти. Дверь открылась с легким щелчком, и вместе с ними в комнату ворвался воздух. Внутри следующий набор протоколов безопасности обдал их воздухом и просканировал каждый миллиметр тел, прежде чем открыть внутреннюю дверь.
Загон успокаивающе напоминал лабораторию, в которой Элви провела несколько десятилетий, и десяток других университетов и исследовательских институтов. На стенах висели протоколы безопасности, напечатанные ярким шрифтом на шести языках. Пахло фенольным мылом и воздухоочистителем.
— Пойдемте, — улыбнулся Очида, — я вас провожу.
«Не расслабляйся, — сказала себе Элви. — Ты здесь не дома. Тут небезопасно».
«У меня только что состоялся весьма занимательный разговор», — сказал Фаиз в тот день, когда ей поставили эту задачу.
«Могу сказать то же самое. Но он совершенно секретный, поэтому начнем с тебя».
«Ну, он говорил обиняками, однако, похоже, наш друг Холден сообщил мне, что Кортасар замышляет убийство».
Элви тогда рассмеялась, поскольку страшные слова никак не вписывались в приятные декорации, да и порой чувство ошеломления бывает даже забавным.
— Не уверена, что готова разбираться с этим сейчас, — сказала она. — Так и сказал?
Фаиз пожал плечами.
— Нет. Очень осторожно и подчеркнуто НЕ сказал. Мы мило беседовали о том, насколько важно рассказывать детям о негативном пространстве как инструменте политического анализа. Затем мы обсудили всех научных шишек кроме Кортасара, и он со значением посмотрел мне в глаза, после чего внезапно совершил экскурс в историю борьбы за власть на старой Земле, отдельно выделив Ричарда Третьего.
— Как-то это туманно.
— Вовсе нет. Шекспир написал о нем пьесу
— Как она называлась?
— «Ричард Третий», — ответил Фаиз. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Элви положила голову на плечо мужа. Горячее обычного, но при регенерации конечности субфебрильная лихорадка не редкость.
— Я не театралка, и у меня был тяжелый день. О чем там?
— Подонок Ричард убил кучу людей, но в частности, пару детишек. Наследников трона или что-то такое.
— Ты тоже не театрал.
— Не-а.
Над головой по небу плыла тонкая пелена облаков, пряча одни звезды и открывая другие. Элви хотелось закрыть глаза, уснуть и проснуться в их убогой квартирке на Церере, когда она и слыхом не слыхивала о Лаконии и Дуарте. Пусть всё, что она узнала с тех пор, все деньги, открытия и статус растают как сон, и она всё равно будет счастлива, если и остальное исчезнет.
— Так значит, негативное пространство, а потом все, кроме Кортасара, и король, убивший каких-то детей.
— Технически, принц, который выгрыз себе путь к власти, убив каких-то детей, я полагаю.
— Нарядная логика, — сказала она.
— А разве Кортасар не работал на «Протоген» до Эроса?
— Во время Эроса, — поправила Элви.
— Я к тому, что ему не впервой.
— Он создал катализатор, — сказала Элви. — Для меня. Но это не значит, что я убийца.
— Да, — согласился Фаиз. Но он знал, о чем она думает. «В некотором роде, так оно и есть». На то и нужны десятилетия брака. Близость и одинаковый образ мысли, сродни телепатии.
Он вздохнул, подвинулся и обнял ее.
— Может, я надумал себе больше, чем было сказано. Просто это выглядело странно и как-то утрированно.
— Он хотел этим что-то сказать. Может, не совсем то, что ты понял. Но определенно что-то.
— Думаешь найти его и спросить?
– Вот именно.
— Если он был уклончив из-за того, что Дуарте следит за ним, с тобой он не станет говорить яснее, чем со мной.
«Если только я не дам ему знать, что сейчас Дуарте не следит ни за чем», — подумала Элви. Мысль обдала холодком страха или восторга, или и того и другого вместе. Она задалась вопросом, что подумал бы Трехо, и был ли вообще Холден на радарах нового тайного императора.
— Может, я что-нибудь придумаю, — сказала Элви.
И может, она бы придумала, если бы в ту ночь не накрыли Амоса Бартона с его карманной атомной бомбой, и Холдена не заперли в камеру еще до наступления утра.
Увидев ее, Кортасар дежурно улыбнулся. Ответный кивок Элви показался ей таким же фальшивым, но, может, он не заметил или ему все равно.
— Я могу помочь чем-то еще, Паоло? — спросил Очида.
— Нет, спасибо, — ответил Кортасар. — Мы справимся.
Очида отошел. Все выглядело таким обычным и вежливым. И ощущалось угрозой. Кортасар встал и направился к металлическим дверям. Элви пришлось ускориться, чтобы его догнать.
— Простите, что не смогли начать до обеда, — сказал Кортасар. — Я все утро провел в офисе службы безопасности, просматривал то, что они забрали у шпиона.
— Амос Бартон, — сказала Элви. — Келли мне рассказал. Как странно, ведь я его знала. Мы оба были на Илосе. Он спас моего мужа.
— Ну, у него была бомба, так что... — Кортасар неопределенно помахал рукой. — Я работал с аналитиками. Трехо тщательно проверяет связь. Похоже, этот ублюдок сидел тут довольно долго.
— Мы знаем, чего он хотел?
— Пока нет, но, может, сумеем спросить его.
— Я думала, он мертв.
— О да. Вполне себе.
— И как же тогда?
Кортасар приложил свой бейдж к замку, и дверь открылась. Элви последовала за ним в темный коридор с более толстыми, усиленными стенами. Мысль о том, что протомолекула в Загоне — не самое страшное в этой лаборатории, слегка холодила.
— Ильич сильно напортачил, — сказал Кортасар, — но это не его вина. Он не знал, что нельзя оставлять тело.
Двери за ними гулко захлопнулись. Как в тюрьме. Коридор служил воздушным шлюзом.
— Когда они прострелили этому засранцу голову, Ильич отозвал всех защищать принцессу, — продолжил Кортасар, и Элви услышала в его голосе насмешку. Ричард III. — Ему следовало оставить кого-нибудь сторожить тело. Или хотя бы сжечь его перед уходом. Но он не виноват. Он знает правила насчет дронов-ремонтников, но не знает, что за ними стоит.
Открылись другие двери, пролив в коридор свет.
— Я не понимаю, — сказала Элви.
— Поймете, — небрежно ответил Кортасар, входя в свою личную лабораторию. Он ее дразнил.
Лаборатория была меньше, чем Загон. Она узнала кое-какое оборудование из своей экзобиологической лаборатории — секвенсоры, анализатор протеома, инфракрасные и низкорезонансные сканеры. Остальное казалось совершенно непонятным, как и все инопланетные артефакты, встречавшиеся на ее пути. Кортасар, не обращая на оборудование никакого внимания, прошел к клетке из прозрачного полимера, размером как те, что обычно использовались в исследованиях на обезьянах и других крупных животных.
— Трехо считает, что незамыленная пара глаз нам поможет, но на самом деле вам придется нагонять материал несколько месяцев, чтобы хотя бы начать задавать осмысленные вопросы, — сказал Кортасар. — Но для начала вот. Это первые образцы. Песчинка в нашей ракушке.
В клетке сидели дети, мальчик лет семи-восьми и девочка-подросток. Глаза совершенно черные, будто зрачок полностью поглотил радужку и склеру. Девочка встала и подошла к передней стенке клетки. Ее кожа имела сероватый оттенок. Движения почти обычные, но, когда она остановилась, ее полная неподвижность показалась Элви жуткой.
— Что... — Элви не знала, как закончить вопрос. Она слышала выражение «мороз по коже», но до сих пор считала его фигурой речи.
— Их звали Александр и Кара Биссет, когда они еще были живы, — сказал Кортасар. — Дети первой научной экспедиции, жившей здесь до того, как Первый консул перевез сюда своих сторонников. Мальчик погиб от несчастного случая, а девочка вскоре отравилась какой-то местной флорой. Вот что бывает, когда рядом с телом оказываются дроны-ремонтники. Ну, то есть, иногда. Они не всегда сами решают что-то починить, но когда такое происходит... — он кивнул на мертвых детей: — Получается вот такое.
— Я вас не знаю, — сказала девочка.
— Меня зовут Элви.
— Я Кара. Вы тоже будете делать нам больно?
«Боже, — подумала Элви, — к черту все это. Как только выйду отсюда, я найду способ больше никогда не возвращаться. Любой ценой».
— Оригинальные тела мертвы примерно двадцать лет, — пояснил Кортасар. — А эти артефакты, построенные из них, с тех пор находятся в статичном состоянии.
— Значит, они навсегда останутся юными?
— Ну, они всегда будут выглядеть как незрелые человеческие особи. Но это не одно и то же. В основном у них та же структура и химия, что и у оригинальных тел, только очень стабильная. Теломеры не сокращаются. Митоз может идти бесконечно. Клетки не стареют. Иммунитет имеет несколько интересных дополнительных структур. Очень хорошая работа, откровенно говоря.
— Это потрясающе, — сказала Элви. Слова пустые и глубокие одновременно, все равно что камень, летящий на дно колодца.
— С них начался интерес Первого консула к бессмертию. Он посчитал, что если мы сможем понять отличия в структуре и функционировании этих образцов и воссоздать их в живом организме... ну, это будет интересно. Сначала я провел ряд опытов на животных и получил достаточно хорошие результаты, чтобы решиться на эксперимент с человеческим телом.
Она оперлась на трость, борясь с головокружением.
— И Дуарте на это согласился?
Кортасар в замешательстве повернулся к ней.
— Конечно, согласился. Это же решение его главной проблемы. Как сохранять целостность галактической империи поколение за поколением? Нужно, чтобы ей управлял кто-то, кто не умрет. И вот, у них есть то, что нужно, чтобы не стареть и не умирать.
— Он не беспокоился, что... ну, я не знаю... Что-то пойдет не так?
— Он осознавал риски, но считал, что возможный результат их покрывает. Мы двигались очень осторожно, и Первый консул верил в мои способности.
— Ясно, — сказала Элви. — Понятно.
— Все шло хорошо, пока вы не активировали это... — он указал на ее раненую ногу. — Все работало. Еще может сработать при некоторых подстройках и на новом субъекте.