— Я ничего не активировала. Это Сагале, и он выполнял приказ, — возразила Элви, но мысли ее были заняты другим: «Новый субъект — Тереза. Нет, здесь что-то не то».
Кортасар снова занялся детьми в клетке.
«Нет, он делает это для себя самого».
— Конечно, у меня есть все записи, — сказал Кортасар. — Я собрал их для вас в локальной системе. Смотрите, сколько вам потребуется.
— Здесь?
— За пределами этой комнаты проект не существует. Первый консул дал на этот счет совершенно ясные указания, и я не представляю, чтобы адмирал Трехо мог понизить уровень секретности.
Секретная лаборатория была меньше ее кабинета в Доме правительства. Младший, мальчик, подошел и встал рядом с сестрой. Похоже, они будут следить за Элви всё то время, что она проведет здесь. Она задалась вопросом, не позаботился ли Кортасар об этом намеренно, чтобы заставить ее понервничать. И даст ли он ей полную информацию...
— Погодите, – сказала Элви. — Тело Амоса Бартона ведь не нашли.
— Его ищут прямо сейчас. Будет чрезвычайно полезно для сравнения получить взрослый образец. То есть, было бы лучше, если бы я получил его старые сканы и медицинские записи. С ними мы могли бы действительно продвинуться вперед. Но и так сойдет. В коридоре есть туалет. И если хотите есть, лучше принимать пищу снаружи. У нас был всего один непреднамеренный случай заражения протомолекулой, но...
— Ясно, — сказала она и села у низкого монитора. Кресло скрипнуло.
— Я загляну к вам позже. — На этот раз Кортасар забыл улыбнуться. Двери за ним закрылись, и Элви обратилась к отчетам и данным. В голове будто жужжал целый улей. Слишком много информации, и она нервничала и дергалась. Ей казалось, что работа Кортасара отскакивает от ее головы и собирается в лужу на полу. Даже просто участвовать в этом — уже слишком.
Но начав просматривать данные, она ощутила, как возвращается сосредоточенность и знакомое спокойствие. Другие люди находят умиротворение в руках любимого или в чашке травяного чая — на самом деле, просто настоя, поскольку в нем нет чайных листьев, но люди все равно называли его «чай», что всегда казалось Элви интересным. В голове Элви могла помещаться либо работа, либо паника, но не то и другое вместе, а паниковать ей не нравилось.
Первое, что поразило ее — насколько малы оказались различия. Кортасар был не биологом, а наноинформатиком, эта область имела с биологией значительные пересечения по части генетики, эпигенетики, наследуемых цитоплазматических протеинов и тому подобного, но ей не хватало основ вроде анатомии. То, как изменились детские сердца, чтобы приспособиться к иной вязкости плазмы, как в их крови появился более эффективный, внеклеточный аналог гемоглобина и другие настройки и модификации, нельзя назвать принципиальными изменениями. Просто улучшения.
Эволюция из дерьма и палок наспех сооружает такие нелепые процессы, как прорезывание зубов или менструация. «Выживает сильнейший» — всего лишь технический термин, за которым скрывается, скорее, «и так сойдет», чем какой-то разумный замысел.
Когда она оторвалась от экрана и встретилась взглядом с детьми, прошло пять часов. Ее нога горела огнем, а страх исчез. Серостью кожи они обязаны особенностям транспортировки кислорода. Черные глаза — это оптическая структура, лучше улавливающая свет. Что бы там ни происходило в новом типе нейронов и дополнительном слое в их неокортексе, все старые, истинно человеческие структуры никуда не делись.
Процесс воссоздания всего этого, используя инструменты из арсенала протомолекулы, требовал такой невероятной гордыни, что у Элви перехватило дыхание. Если в деле участвовал кто-то еще, кроме Дуарте и Кортасара, вероятно, их устранили. Эти двое, убежденные в своей исключительности, могли легко перепрыгнуть пропасть между не самой удачной идеей и чем-то абсолютно незаконным. Элви пришла к выводу, что Кортасар завидовал тому, что Дуарте решил бросить в эту мясорубку собственную дочь, а не придворного ученого.
Она с трудом поднялась и подошла к прозрачной клетке. Мальчик отступил, будто испугался. Девочка — Кара — осталась на месте.
Развитие во взрослую особь не равно старению и умиранию. Может быть, дроны этого не понимали. И значит, это кое-то говорит о том, как функционировали создатели протомолекулы. То, что они не брали в расчет рост и взросление означает, что у них существовала только зрелая форма. Взрослые, создающие взрослых. Она попыталась вообразить, как это было.
— Можно мне задать тебе вопрос? — спросила Элви.
Секунду Кара оставалась совершенно неподвижной, как камень. Когда она кивнула, это напомнило Элви ожившую статую.
— У вас с братом пропадали промежутки времени?
— Когда случилось странное, и мы могли видеть воздух?
— Да, тогда.
— Я не знаю. Он не дает нам часов…
— Значит, вы были в сознании. Вы не... Вы не просто...Вы с братом наделены чувствами? Самосознанием?
Огромные черные глаза изменились. Заблестели. По щеке Кары скатилась крупная слеза. Элви приложила к стеклу клетки ладонь.
— Мне жаль, — сказала она. — Мне очень, очень жаль.
Глава тридцатая
Бобби никак не могла уснуть.
Это было нечто новое для неё, во всяком случае, с самой юности она не могла такого припомнить. Раньше, когда она служила в Марсианской морской пехоте, всякий раз, как выпадало несколько свободных минут, стоило только прикрыть глаза — и она тут же проваливалась в забытье. А вот так лежать на кушетке в импровизированном офисе, пристегнувшись, чтобы не свалиться в умеренной гравитации Каллисто, и глазеть в потолок... Та Бобби Драпер не поняла бы.
Но сейчас три часа в её цикле сна, а она здесь, проверяет мышцы и заставляет расслабиться те, что напряжены. Работающий на палубе монитор отбрасывает пятна света и темноты над ней. Она заметила, что напряжение опять сжало плечи, и заставила себя их расслабить — в четвёртый раз или в пятый, или уже в двадцать пятый. Прикрыла глаза и твёрдо решила не открывать. В коридоре что-то закапало. Конденсат мог появиться из-за сбоя в системе отопления или воздухоочистителей. Бобби старалась не обращать на это внимания.
Её экипаж разбрёлся по станции или по «Шторму», или по собственным койкам в комплексе пещер контрабандистов на Каллисто. Она тревожилась, что её люди вот так рассеиваются среди гражданских. И кроме того — удастся ли их собрать вместе, когда появится настоящая цель? Силам лаконийской охраны требовался только счастливый случай. Ей нужны все.
Её плечи опять напряглись.
Вот чёрт.
Одной рукой Бобби отстегнула ремни крепления и поднялась. Может быть, час в тренажёрке «Шторма» поможет пережить бессонницу. Но по пути к ангару она остановилась на палубе и ещё раз проверила, как делала по пятьдесят раз за день. Карта была разбита на два сегмента. Меньший показывал относительные позиции главных объектов системы Сол, отслеживая, как в планетарии, предсказуемые и неизбежные изменения в картографии.
Больший экран отображал систему Юпитера в высокой детализации, с данными из логов контроля трафика. На меньшем экране Юпитер и его спутники выглядели спокойными и безмятежными, невозмутимо двигаясь через безбрежный космос. Вблизи они напоминали улей. Сотни кораблей — от стареньких старателей и горнодобытчиков до «Бури», и все прочие между ними.
Бобби интересовала именно «Буря».
Трехо вывезли из системы на одном из скоростных лаконийских шаттлов, немедля отправили на Лаконию, чтобы разобраться с кризисом в медленной зоне. Ну, а «Буря», как сторожевой пёс, осталась шнырять возле спутников Юпитера в поисках потерянного антивещества. Большую часть времени корабль ходил по сложной орбите у Ганимеда, но как-то сделал вылазку и к Европе. Рано или поздно, «Буря» явится на Каллисто, и у Бобби не будет выбора. А до тех пор ей оставалось лишь представлять, как новый лаконийский вице-адмирал валяется без сна в своей койке из-за того, что груз антивещества, достаточный, чтобы уничтожить спутник планеты, пропал, и его надо найти.
Бобби выбрала на карте красную точку, «Бурю». «Всё, что можешь ты, я могу сделать лучше».
На экране всплыло оповещение. Лента новостей с Цереры, экстренные новости. Она открыла сообщение — из-за письменного стола на неё смотрел молодой человек с серьёзным лицом.
— Это Дэвид Майлз и «Голос Цереры», — заговорил он с лунным акцентом, — а позади меня вы можете наблюдать, как сотрудники службы безопасности совместно с агентами государственной безопасности Лаконии обезвреживают ячейку преступников-сепаратистов. Здесь, в самом сердце станции Церера, где, как считается, произошёл самый большой провал с момента присоединения коалиции к лаконийской Ассоциации миров.
Бобби почувствовала, как стал туже зажим в спине. И не только из-за того, что каждая потеря в подполье означала новый риск для неё и её людей. Она терпеть не могла смотреть, как на глазах переписывают историю. «Присоединение системы Сол к Ассоциации миров» — чертовски далёкий от правды способ сказать, что Лакония ворвалась туда на полу-инопланетном военном корабле и убивала всех на пути, пока мы не легли кверху брюхом.
Даже если не придёт ответ от Наоми, настало время сделать древний человеческий выбор — дерись или беги. Когда репортёр принялся захлёбываться в восторге от того, как много взято оружия и бойцов врага, Бобби хрустнула костяшками пальцев. У неё есть три варианта. Взяться за «Бурю», лететь к вратам или уничтожить «Шторм», а его команда растворится среди населения. Каждый из вариантов по-своему плох.
— Эта ячейка была раскрыта благодаря обнаружению зашифрованного пакета данных, передаваемого по общей системе, — продолжал репортёр, и в окне ленты новостей появилась широколицая женщина с россыпью родинок на щеках, как в брызгах краски.
— Структура раскодированного пакета совпадала с данными, перехваченными сегодня от известных нам сепаратистов, — начала она, и Бобби вырубила вещание.