Элви с трудом выдерживала напряжение, жонглируя безумным императором, ученым-убийцей и разрушающими цивилизации монстрами, уничтожившими ее команду и откусившими кусок ее собственной плоти. Мысль о том, что Трехо находится под еще большим давлением, ее тревожила.
— Доктор, — сказал Трехо. — Вы рано встали.
— Как и вы.
Адмирал жестом пригласил ее сесть.
— Я не рано, а поздно. Координация с другими системами... сложна. Я делегирую, что могу, но Первый консул вообще не спал, а быть одновременно и им, и мной... требует напряжения сил.
— Когда вы последний раз спали?
— Целую ночь? Честно говоря, сразу и не отвечу.
Элви села, сложив руки на коленях. Тревога фейерверком шипела и кружилась в груди. «Спать» казалось словом из какого-то незнакомого языка. Ни один из них больше не знал, что оно означает.
— Что я могу сделать для вас, доктор Окойе? — поторопил Трехо.
Элви поняла, что на секунду отключилась.
— У меня нет веских доказательств, но я полагаю, что доктор Кортасар хочет причинить вред дочери Первого консула. Возможно, даже убить ее.
Трехо вздохнул и опустил взгляд. Элви приготовилась, понимая, как слабы ее доводы. Даже если тут вдруг появится Холден и выдвинет обвинение, они не станут весомее. Ее вера в него скорее понизит ее собственный статус, чем придаст значение его словам. Все, что у нее есть — лишь глубокая убежденность в своей правоте. Она готова защищать свою позицию, пока Трехо не отнесется к ней серьезно.
Элви ждала, что он скажет: «Чем вы можете это доказать?» Или «Почему вы так думаете?» Или «Зачем ему это?» Но адмирал потянул шею, пока не хрустнули позвонки.
— Есть изменения в состоянии Первого консула?
— Я не заметила. Но...
— Какие у нас перспективы по части его возвращения?
— Не знаю. Честно говоря, я даже не уверена, что это возможно.
— Мы же сами это сделали, — сказал Трехо. Голос стал хриплым. Разочарование, страх или гнев. — Так почему не можем вернуть все назад?
— По той же причине, по которой не можем отделить молоко от кофе и сделать целым разбитое яйцо. В физике полно того, что работает лишь в одну сторону, и это именно такой случай.
— Мы можем регенерировать его центральную нервную систему так же, как сделали бы после травмы?
Элви почувствовала замешательство. Она представляла себе несколько вариантов этого разговора, но ни один из них не включал в себя игнорирование ее опасений и смену темы. Она не знала, что делать.
— Ну... тут несколько иной случай. Клетки его мозга невредимы. Кортасар изменил их работу. Регенерация ткани подразумевает обнаружение поврежденных участков и стимулирование клеток восстановить их.
— А если мы намеренно повредим его мозг и закачаем туда нормальные клетки, он вырастет заново?
— Что, простите?
— Выжжем его гиппокамп, регенерируем его. Затем затылочную долю или что там еще. Часть за частью убьем старое и заменим свежей тканью, которая работает как обычная человеческая плоть, и так выстроим его заново. Может получиться?
— Я... я не знаю, — ответила Элви. — Это парадокс корабля Тесея. Если все составные части исходного объекта были заменены, остаётся ли он всё тем же объектом. Это философия. Но в любом случае регенерация центральной нервной системы — дело сложное. Нам нужно поговорить с медиками, физиологами. Я биолог.
— Кортасар такое делал.
— У Кортасара глубочайшие проблемы с этикой, — возразила Элви. — Я почти уверена, что он использовал Дуарте в качестве подопытного кролика, чтобы довести до ума будущую терапию для себя самого, и думаю, что и Терезой он собирается пожертвовать для того же. Вот что я пытаюсь вам сказать.
— А что насчет тех, кто атаковал пространство колец? Мы можем с уверенностью сказать, представляют ли они сейчас угрозу или нет? Если я поставлю на месте Медины другой корабль, его тоже съедят? Или мы в безопасности, пока не взрываем нейтронные звезды?
Элви не хотела смеяться, так вышло само собой. Профессиональная маска Трехо на миг соскользнула, и она увидела скрытые под ней гнев и отчаяние.
— Почем мне знать? — Ее голос оказался громче, чем ей хотелось, но она решила не сдерживаться. — Я не знаю, что они собой представляют или как съели корабли. У нас есть отчеты? Данные? Без них я могу только строить предположения. И какое это имеет отношение к Терезе Дуарте?
Трехо подошел к столу, открыл новое окно и передал на ее ручной терминал. Элви узнала «Сердце бури», самый известный лаконийский корабль. Изображение имело чрезмерную реалистичность стабилизированных и обработанных снимков оптического телескопа. Вокруг появилось несколько мерцающих точек.
— Был бой? — спросила она, и изображение стало таким белым, что заболели глаза.
— В системе Сол уже знают, а скоро узнают по всей империи. «Буря» уничтожена. Террористическая ячейка сепаратистов украла секретную лаконийскую технологию и использовала против нас. И теперь у меня один корабль класса «Магнетар», тринадцать с лишним сотен врат, которые нужно контролировать, и единственное место, откуда это возможно, посещает... — он указал на ее ногу. Как бы ни называлась эта неведомая хрень.
— Я понимаю, — сказала Элви.
— Мы не можем организовать работу ретрансляторов. Каждый раз, когда я отправляю их на орбиту, кто-то их сбивает. Террористы посылают друг другу сообщения сквозь врата, используя технологию на уровне консервных банок и жвачки, и я не могу остановить их. Если я могу поместить флот в пространство колец, я контролирую все, потому что это узкое место. Очень узкое. Если не могу, то не контролирую империю.
— Если только не... — начала она, но Трехо уже было не остановить, его слова неслись как лавина.
— Каждый — в буквальном смысле каждый — на каждом корабле и станции будет ждать, что предпримет Первый консул. А он тут, через два коридора, машет руками как хренов первокурсник под галлюциногенами. Существование правительства основано на уверенности, а не на свободе. Не на справедливости. Не на силе. Оно существует, пока люди верят, что оно что-то делает, и не задают вопросов. А Лакония столкнулась с кучей вопросов, на которые мы не можем ответить.
К концу речи он повысил голос, почти кричал. Элви вдруг посетило яркое воспоминание из детства в Кархуле. Управляющий бакалейного магазинчика, куда они с отцом ходили каждую неделю, узнал, что арендный платеж вырос и он должен либо переехать, либо закрыться. У него был такой же голос, такое же ошеломление и гнев перед лицом безжалостной реальности. Что-то было странно утешающее в том, что скромный лавочник и самый могущественный человек в галактической империи могут иметь нечто фундаментально общее. Не думая, она дотронулась до руки Трехо. Он отшатнулся, будто она его обожгла.
Пару раз неровно вздохнув, он вернул самообладание. Когда он заговорил снова, это опять был знакомый ей Трехо.
— Ваша проблема, доктор Окойе, заключается в том, что вы думаете, будто проблема, непосредственно находящаяся у вас перед носом, и есть самая неотложная. Но это не так. Кем бы ни был Паоло Кортасар — а у меня нет иллюзий насчет этого человека — он незаменим.
Их молчание продлилось дольше, чем возможно. Элви казалось, что она смотрит вниз с края скалы, на которой оказалась, сама того не понимая.
— Вы говорите, что вас это устраивает.
— Я постараюсь присмотреть за девочкой, — сказал Трехо. — Сделаю, что смогу, чтобы эти двое не оставались наедине.
— Но если он придет сюда с ее головой под мышкой, вы просто пожмете плечами и оставите все как есть?
Трехо развел руками.
— Если он скажет, что сможет исправить весь этот кошмар, принеся ее в жертву, я дам ему нож. Это мой долг. Я офицер лаконийской империи. Как и вы, — добавил он после паузы.
Воздух в комнате казался разреженным, Элви едва дышала. Трехо либо этого не заметил, либо не хотел замечать.
— Ваша главная задача, доктор Окойе, заключается в том, чтобы обеспечить вторую пару глаз и опыт в помощь доктору Кортасару. Вы с ним партнеры. Если вам это кажется трудным или отвратительным, мне все равно. Мы переживаем критический момент истории, и вы должны собраться и выдержать испытание.
— Она ребенок, — сказала Элви.
— Согласен, что будет лучше, если она останется в живых. Я сделаю, что смогу. Но между нами не должно быть недопонимания в том, что является приоритетом. Чем скорее вы с ним найдете способ отделить молоко от кофе, тем скорее девочка окажется в безопасности. Всё, что мешает усилиям по исцелению Уинстона Дуарте — ваш враг. Всё, что помогает — друг. Вам ясно?
Ей хотелось подать в отставку. Слова ощущались как нечто физическое, имели форму. И Элви знала, что Трехо не позволит ей уйти. Из этой точки нет возврата.
— Яснее не бывает, — сказала она.
— Спасибо за уделенное время, доктор. Мои двери всегда открыты для вас.
Какой ироничный способ отправить ее восвояси.
Она встала и вышла через коридор в просторный вестибюль, а потом в темноту сада. На востоке первый рассветный луч гасил тусклые звезды. В воздухе пахло жженой корицей — брачный призыв здешнего животного, напоминавшего гусеницу. На Земле пели бы птицы. Элви постояла, глубоко вдыхая аромат.
Она десятилетиями занималась полевой работой, перемещаясь между новыми мирами с сумками для образцов и исследовательскими наборами. Она, вероятно, единственный человек, видевший столько разных древ жизни. Все бесчисленные решения, выработанные эволюцией под разными звездами, но в ответ на более или менее одинаковые вызовы. В каждом мире — глаза, поскольку существа, ощущающие свет, выживут с большей вероятностью. Рот недалеко от органов чувств, так как существа с пищевой координацией оказались приспособлены лучше, чем без нее. Вероятно, Элви убила и препарировала во имя науки больше особей, чем кто-либо в истории. И все же не считала себя убийцей. Или причастной к убийству. Или чудовищем.
На горизонте поднялись клубы дыма, на самом деле состоявшие из миллионов зеленых спиралевидных червячков. Они мерцали в рассветных лучах, наглядный пример биолюминесцентности. Природа везде прекрасна. И жестока. Элви и сама не знала, почему ожидала, что человечество будет иным. Почему притворялась, что законы жизни горных львов и ос-паразитов не распространяются на нее. Кровь на зубах и когтях, повсеместно. Даже ангелы в Библии убивали детей человеческих, когда им приказывал Бог.