е, шлейф и всплеск энергии определенно указывал на линкор класса «Магнетар».
Алекс приложил пальцы к боковой контрольной панели и набрал сообщение:
«Врата не охраняются. Нас не ждали».
Несколько минут спустя Наоми сумела ответить:
«Или не ждали, что кто-либо окажется так туп».
Он бы рассмеялся, если бы мог вдохнуть. После врат они шли на восьми G. Бывало и хуже, но тогда он был моложе. «Шторм», «Квинн», «Кассиус» и «Лик ангела» летели за «Роси», их траектории составляли тонкий веер. У врат вынырнул в нормальное пространство первый линкор класса «Доннаджер» и свернул под другим углом от их траектории. На экране Наоми пороговое значение для прохода слегка упало, высчитывая массу и энергию для безопасного транзита.
Когда оно стало достаточно низким, появился второй линкор. Световая задержка с вратами Лаконии составляла почти три часа. А значит, всё, что они видят в системе, уже в прошлом. Но это также означало, что ближайший лаконийский корабль не узнает о появлении врага еще полтора часа, а Лакония — в два раза дольше. Алекс не снижал скорость. Когда Лакония ответит, их флот должен рассеяться по системе как можно дальше друг от друга.
Если сравнить с футболом, Лакония обладала голкипером мирового уровня и парой профессиональных нападающих против команды Наоми из четырехсот школьников и трех футбольных хулиганов класса «Доннаджер». Дуарте выиграл бы любое лобовое сражение. Так что лучше в него не вступать. Пока Наоми не решит обратного.
Алекс переключился на визуальные телескопы и оглянулся на отдаляющиеся врата. Они были уже крошечными, но он различил шлейфы двигателей от прибывающих кораблей, они вспыхивали, как новорожденные звезды. А за ними на широком и прекрасном пятне галактики сияли настоящие звезды. Всё как и всегда, более-менее.
Три часа спустя вражеские эсминцы заглушили двигатели. Учитывая световую задержку, это означало, что они заметили вторжение в систему и отреагировали, но на «Роси» увидели этот ответ только сейчас. Алекс гадал, когда они выключили двигатели — заметив приближающегося «Роси» или, когда засекли несколько вспыхнувших у врат шлейфов и занервничали. Будь это ему и впрямь интересно, он бы произвел вычисления. Но пока ему достаточно знать, что новости о прибытии флота еще не достигли Дуарте и столицы Лаконии, но это случится уже очень скоро.
Йен охнул. На мгновение Алекс решил, что это какая-то медицинская проблема. Некоторые люди очень плохо реагировали на долгий полет под тягой. Но потом пришло сообщение от Наоми.
«Сбросить тягу. У нас послание».
Алекс сбросил тягу до половины G и услышал, как все вокруг вздохнули. Как и он сам.
— Кефилве, — сказала Наоми, — примите сообщение.
— Есть, капитан, — ответил Йен. — Перевести на вашу консоль?
— Думаю, это интересно всем.
На мониторах появилась женщина ненамного старше Йена. Резкие черты лица, бледные губы и синий мундир Лаконии. Она хмурилась. Явно была сбита с толку. Но не встревожена.
— Говорит капитан Кеннеди Ву с лаконийского эсминца «Ветер пустыни». Обращаюсь к неопознанному эсминцу и его сопровождению. Вы совершили неразрешенный транзит в лаконийское космическое пространство. Прошу вас немедленно выключить двигатели. Если вам нужна какая-либо помощь...
За спиной Кеннеди кто-то встревоженно крикнул. Алексу показалось, что-то вроде «Это же «Шторм» или «Там же «Шторм». Что-то вроде того. Озабоченность лаконийского капитана за секунду сменилась страхом и гневом. Алекс попытался представить себя на ее месте. Украденный корабль, уничтоживший гордость ее флота, разрушивший то, что невозможно разрушить, вдруг появляется там, где ему совершенно не место. Алекс и Наоми знали, что весь запас антивещества был израсходован на «Бурю», но капитан Кеннеди, судя по ее виду, в этом сомневалась.
— Внимание, «Близкий шторм». Немедленно заглушите двигатели и передайте управление кораблем мне. Любая попытка приблизиться к Лаконии будет считаться враждебной и будет встречена...
Послышался другой голос. В этот раз Алекс точно разобрал слова. «Новые корабли. Один крупный. Вероятно, класса «Доннаджер». Капитан Кеннеди отвернулась от экрана, проверяя что-то на другом мониторе, и сообщение прервалось.
— Ну что ж, — сказал Алекс. — Кажется, нас заметили.
— Похоже, неприятный будет денек у Первого консула Дуарте, — сказал Йен.
Наоми подтянула тактический дисплей. Просторы системы Лаконии расширились до такой степени, что все проходящие через врата корабли превратились в одну крохотную желтую точку.
— Приказы? — спросил Алекс.
— Сначала они атакуют «Шторм», — отозвалась Наоми. — Веди нас на слабой тяге к газовому гиганту. И свяжите меня с капитаном Селлерсом на «Гарсии и Веласкесе». Сделаем вид, будто собираемся вступить в бой здесь, а «Неве Авивим» на всей скорости рванет в обход, как будто они хотят зажать врага в клещи. А пока эсминцы будут с этим разбираться, мы всё переменим.
— Понял, — сказал Йен.
Позади них через врата прошел еще один корабль. Сотни выхлопных шлейфов изгибались по и рассыпались в пространстве, как пыль по ветру.
Осада Лаконии началась.
Глава сорок третья
Если бы могла, Элви перенесла бы работу в другое место. Лучше всего в собственную лабораторию, но их с Фаизом комнаты тоже подошли бы. Однако данные находились в университете и Загоне, и потому она ходила туда. Сначала она сердилась из-за этого. Прорыв случился, когда она, наконец, отложила работу Кортасара по изменению Дуарте и вернулась к собственным данным.
Ее отчеты из мертвых систем казались письмами из прошлой жизни. Восторг, который она испытала, когда поняла, что на полупригодной для жизни планете в системе Харон в буквальном смысле идет стеклянный дождь, сейчас казался каким-то детским. Оглядываясь назад, она видела свое безграничное удивление и даже ощущала его отголоски. Огромный хрустальный цветок с жилками, пронизывающими лепестки, как вакуумные каналы, и собирающими энергию изменчивых радиационных и магнитных полей системы Харон как маргаритки собирают солнечный свет, если бы маргаритки имели тысячи километров в диаметре. Элви до сих пор считала, что хрустальные цветы могли быть какой-то естественной формой межзвездной жизни. А огромный зеленый алмаз...
Она долго смотрела на него, прежде чем поняла, о чем думает на самом деле, затем взяла планшет с данными в личную лабораторию Кортасара. Она ненавидела находиться там вместе с ним, ненавидела, когда он стоял у нее за спиной, но не имела альтернативы.
— Да, — сказала Кара, посмотрев на нее пустыми черными глазами. — Я знаю об этом.
Ксан спал. Или отдыхал с закрытыми глазами, с того места, где сидела Элви, не разобрать. Кортасар нахмурился, глядя из-за своего стола на Кару и Элви, прислонившихся с двух сторон к пластиковой стене клетки, как девушки, сравнивающие ланчи в университете, а затем с недовольным видом вернулся к своему сэндвичу.
— Можешь мне что-нибудь рассказать?
Кара нахмурилась, и даже в этом действии был момент дополнительной обработки. Будто девочке или существу, которое когда-то было девочкой, сначала требовалось вспомнить, как двигаться. Или это какая-то заминка в крупной моторике. Элви нужно при случае непременно вернуться к этой линии исследований.
— Оно... записывает? — сказала Кара. — Слово не совсем правильное. Это не похоже на запоминание. Больше похоже на все одновременно. Как фильм, который состоит из картинок, рассказывающих историю, и они все там, хотя вы смотрите их по-очереди. Я плохо объясняю.
— Гештальт, — сказала Элви.
— Я не знаю такого слова.
Ручной терминал Элви звякнул в то же время, как система Кортасара вывела на экран уведомление. Трехо через полчаса ждет в офисе на экстренное совещание.
— Проблемы? — спросила Кара.
— Слишком много начальников и мало времени. Вернусь сразу, как смогу.
Кортасар уже шел к двери, и Элви пришлось перейти на трусцу, чтобы его догнать. Ждавший снаружи водитель как-то умудрялся выглядеть одновременно угодливо и нетерпеливо. Холодный восточный вечер обжигал мочки ушей Элви. Она впервые проводила зиму на Лаконии и поняла, что станет еще намного холоднее, прежде чем вернется тепло.
На заднем сидении кара Кортасар хмуро глядел в окно, сложив руки на груди. Город сиял, в честь какого-то неизвестного Элви культурного события вывесили флаги. По улицам спешили люди в теплых куртках. Рядом с их каром недолго бежала пара смеющихся и держащихся за руки молодых людей, пока охранник в синей лаконийской форме не отогнал их.
Элви с трудом помнила, что по планете распределены миллионы людей, живущих в новой среде обитания, в то время как она напрягает мозг над кипами данных. В этом смысле город походил на любой другой, рядом с которым она проводила время.
— Я слышал, как вы говорили со старшим субъектом, — сказал Кортасар.
— Да? Это потрясающе, — Элви понизила голос и добавила марсианский акцент. — Мы считали, что это два разных дела, но это все время было одно и то же дело. — Когда Кортасар не ответил, она добавила: — Как инспектор Билгуун? Как они с Дороти всегда занимались разными расследованиями, но в итоге оказывалось, что те связаны?
— Никогда не смотрел, — сказал Кортасар. — Меня волнует, как вы обращаетесь с субъектами.
— С Карой и Ксаном?
— Вы относитесь к ним как к людям. А они не люди.
— И не крысы. Я работала с крысами, они совсем другие.
Он снова не понял шутку или не счел ее смешной.
— Они — механизмы, созданные из трупов детей. Они делают то же самое, что и дети, поскольку дроны-ремонтники работали с их частями. Эрос отличался лишь масштабом. Природа протомолекулы и всех связанных с ней технологий имеет ту же логику. На Эросе, если ей был нужен насос, она использовала сердце. Если требовалось чем-то манипулировать, приспосабливала руку. И здесь то же самое. Кара и Александр умерли, и дроны сделали нечто из мертвой плоти. Когда вы говорите с девочкой, ее там нет. Возможно, что-то есть. Нечто, сделанное из человеческих частей, как я могу собрать модель катапульты из куриных костей. Вы их антропоморфируете.