Чувство сдержанного удовольствия делало её почти счастливой. Все взрослые натянуто улыбались, устроив шоу из поздравлений, как будто не умереть за пятнадцать лет — большое достижение, которым стоит гордиться. Но даже пока гости притворно восторгались тем, какой взрослой и выдержанной стала Тереза, их взгляды метались по залу, пытались обнаружить её отца. Терезе приходилось играть свою роль, но, по крайней мере, им тоже. Никто не говорил о вторжении. Даже Керри Фиск в платье цвета шампань и с застывшей улыбкой, выглядела так, словно только и хочет, что броситься к двери. Камины Драммер не было, и Тереза гадала, что с ней случилось. То ли она лишилась контроля над Транспортным профсоюзом и теперь стала никем, то ли оказалась участницей спланированного вторжения, тогда ей повезло, если она не в Загоне.
Но Терезу это не волновало. У неё имелись свои проблемы.
Когда до ужина осталось тридцать невыносимо долгих минут, Ильич торжественно сопроводил Терезу на помост в глубине зала. Толпа без предупреждения, как по команде, затихла. Как будто готовились. Тереза тоже готовилась и знала, что делать.
— Хочу поблагодарить всех вас за то, что собрались здесь сегодня, — с улыбкой врала она. — Для меня честь быть в вашем обществе и сейчас, и все те годы, что я прожила рядом с вами. Как вам известно, моя мать скончалась, когда я была совсем маленькой, а отец несёт свою тяжёлую ношу. Его нет сейчас среди нас, поскольку долг перед вами не позволяет ему отвлекаться на подобные простые радости.
Плюс то, что он не в себе. Потерян для всех, и для меня, и для вас, но знаю об этом только я, уроды. Она улыбнулась в ответ на волны негромких аплодисментов, находя извращённое удовольствие в ситуации.
Тереза заметила в дальней части зала Элви Окойе. В жёлтом платье, под руку с мужем. Сжимает бокал с вином в кулаке, как будто собралась раздавить ножку. Она тоже знает.
— Все вы, пока я взрослела, стали моей семьёй, — продолжила Тереза. Слова Ильича, она сама никогда бы так не сказала, но никто из гостей не знал её настолько, чтобы это понять. — Для меня это честь. Я всем вам благодарна. — Раздалась новая волна аплодисментов, и Тереза склонила голову, как будто и впрямь благодарна. Как будто ей на самом деле не всё равно, сожгут ли в пепел всех здесь присутствующих вражеские корабли, идущие с окраин системы.
«Ты одна из самых злющих людей, каких я встречал». Теперь Тереза носила эти слова как накидку и улыбалась, и раскланивалась так, как будто это не было знаком её презрения.
— Пожалуйста, наслаждайтесь сегодняшним вечером, как мои гости и гости моего отца, — закончила она и спустилась с помоста. Гости, растерянные и испуганные, опять обратили внимание друг на друга — возвращение «Близкого шторма» и его пиратского флота интересовало их куда сильнее, чем Тереза. Они обсуждали не детство Терезы Дуарте, а страшную смерть «Сердца бури».
Тереза прошла через зал, избегая и Ильича, и Коннора с Мюриэль. Элви с мужем она обнаружила неподалёку от того места, где увидела. С помоста Элви казалась расстроенной. Вблизи она выглядела сердитой.
— Всё нормально? — спросила Тереза.
Элви вздрогнула, голос Терезы выдернул её откуда-то издалека. Минуту она молчала, а когда ответила, вышло неубедительно.
— Да, всё хорошо. Прекрасно.
— Понятно, — сказала Тереза. — С некоторыми исключениями.
Элви кивнула, движение более походило на готовность сражаться, чем на жест согласия.
— Да. С исключениями.
Прозвенел колокольчик, приглашая их в обеденный зал — как самое привилегированное стадо вселенной. Тереза пошла рядом с Элви. Её супруг опирался на трость и морщился при ходьбе. Очень кстати. Терезе хотелось идти помедленнее.
— Я недавно вспоминала про «Сокол», доктор Окойе, — сказала Тереза. — Я хочу узнать...
И снова Элви потребовалась минутка, чтобы вернуться к реальности.
— Что именно?
— Мне интересно, как проходит ремонт. Когда вокруг такие дела... Ну, то есть, эта штука ведь предназначена для высокого ускорения? И там есть кресла с дыхательной жидкостью.
Элви вздрогнула.
— Это неприятно, — сказал её муж.
— И всё-таки. Если война приблизится. На нем можно улететь?
Элви и её муж обменялись взглядами, значения которых Тереза не поняла. Между ними словно шёл свой разговор, который она не могла услышать.
— К несчастью, — сказала Элви, — «Сокол» повреждён очень, очень серьёзно.
— Я получил новую ногу, с пальцами и всем остальным, — добавил её супруг. — А тот корабль до сих пор в руинах.
— Вообще-то, я не думаю, что дойдёт до эвакуации, — продолжила Элви. — Ни одному из тех кораблей не дадут даже приблизиться к планете. И адмирал Трехо использует все имеющиеся средства, чтобы нас защитить.
— Может, тогда стоит ускорить ремонт? — спросила Тереза. — Вопрос получился более резким, чем ей хотелось бы, но Элви лишь рассмеялась. Странно.
— Возможно, и стоит, — вздохнула она. Они вошли в обеденный зал, и Терезу провели за почётный стол, где сидел Ильич и ещё несколько более достойных гостей, чем Элви Окойе.
Их ждал банкет. Свежая паста. Хвосты омаров — от настоящих омаров. Нежный мраморный стейк, выращенный из лучших образцов. Посередине на всех столах стояли цветы Лаконии, пахнущие мятой, железом и пластиком. Про доктора Кортасара никто не спрашивал. Как давно поняла Тереза, это одно из неписанных правил. Если кто-то исчез, не спрашивай почему. Интересно, вспомнят ли про неё после того, как она исчезнет? Конечно, если придумает способ.
Она посмотрела на стол, где села Элви Окойе. Муж ей что-то рассказывал и размашисто жестикулировал, развлекая соседей. А доктор, казалось, ушла в свои мысли. Тереза задумалась, не лгут ли они насчёт «Сокола». Она не уверена и не знает, как это выяснить.
Тереза с сожалением отмела план, где они бегут от вторжения и забирают её с собой. Придётся придумать другой.
Шли дни. Недели. Остановить вторжение оказалось сложнее, чем все ожидали. Каналы государственных новостей, держа хорошую мину, рассказывали об угрозе скорее, как о помехе, созданной недовольными дураками, чем как о реальной опасности для империи. Тереза до сих пор могла пользоваться высокоуровневым доступом своего отца для чтения секретных отчётов и брифингов. Но даже если бы и не могла, понятно, что все эти отчёты — чушь.
Теперь все её занятия помимо уроков в классе были отменены. Тереза видела Ильича только во время еды. Он больше не повторял угрозы кормить её насильно, но это было и ни к чему. Теперь она понимала условия их отношений. Лишившись контроля над многим, Ильич восполнял это контролем над ней. И ей с этим ничего не поделать.
— На этот раз они ускользнули, — сказал Ильич. — Они запаниковали. Тот их здоровенный корабль лишился части своей магнитной ловушки, и всем им придётся его защищать.
— По-моему, неплохая идея, — отозвалась Тереза и запихнула в себя ещё одну ложку кукурузного супа. На вкус он был бы неплох, вот только чересчур вязкий и сладкий. Её чуть не стошнило.
Они сидели в закрытом внутреннем дворике с увитыми плющом стенами и искусственным освещением, которое притворялось солнечным. Реальной погодой была метель, засыпавшая парки сугробами по колено. Ондатра носилась по ним со счастливым оскалом, и на её шерсти намерзали маленькие шарики льда. Ильич не позволял впускать Ондатру, пока они не поели — от неё несло мокрой псиной.
— Если бы они могли как следует защищаться, такого бы и не случилось. Они живы только потому, что удрали. Мы могли бы прикончить любого из них, когда захотим, но Трехо ждёт.
— Чего?
— А вот чего, — ответил Ильич. Ему нравилось звучание своего голоса. Спокойный, терпеливый учитель, рассказывающий глупой маленькой девочке об устройстве вселенной. Годами это выглядело как доброта. Теперь больше смахивало на снисходительность. — Три марсианских линкора — незаменимое ядро их самодельного флота. А когда что-то для тебя очень важно, ты, естественно, стараешься это защищать. Но это — эмоциональный отклик, не тактика. Вот почему они за это заплатят.
То же самое он говорил и за завтраком — яйца, сладкий рис с рыбой, тушёный шпинат с миндалём — и Тереза не мешала ему повторять всё сейчас. Никакие его слова больше не имели для неё значения.
— Наш «Вихрь» пройдётся по ним, словно их и не было. Потом будет проведена зачистка. Всех мы, конечно, ловить не станем. Но главные корабли... Они даже «Шторм» подставляют. Их ждёт кровавая баня. И я...
Его перебил звонок терминала. Ильич нахмурился и принял вызов. Тереза положила ложку и отпила воды. Напряженный голос Трехо был хорошо слышен.
— Я хотел бы поговорить с вами в штабе, полковник.
Ильич не ответил, только кивнул, встал и ушёл, забыв про Терезу. Её это очень даже устраивало. Когда он завернул за угол, она поднялась и открыла дверь Ондатре. Та с сопением ввалилась внутрь. Тереза взяла терминал и открыла тактические отчёты.
Был в этом неприятный момент. Они то и дело случались. Воспоминание о том, как отец говорил ей, что она должна стать тем лидером, который нужен империи. Что он хотел научить дочь всему, что знал сам, просто на всякий случай. Тереза была тогда совсем другой. Отец был другим. Она скучала по ним обоим. Но боль утихала быстро, и, отпуская её, Тереза ничего не теряла. Боль всегда возвращалась.
Этот отчёт был странный, Тереза не сразу поняла, на что смотрит. Поврежденный корабль каким-то образом самовосстановился. А вражеский флот — да, бежал, но не к дальнему краю системы. Они шли к вратам. Во всяком случае, большинство. Почти все.
Все, кроме четырёх. И эти направлялись к Лаконии. Четыре корабля против «Вихря». Это самоубийство. Если только у них нет секретного оружия, как в системе Сол...
Но нет, «Вихрь» не сможет их остановить. Он уже отошёл слишком далеко, и даже начав торможение, вектор его движения всё ещё направлен от Лаконии. Он боролся со собственной массой и инерцией, как сопротивляющийся отливу пловец. Эсминцы оказались в таком же положении. Их перехитрили. Заманили корабли в сторону, а Лакония осталась лишь с планетарной системой обороны.